Когда Вилли наносил визиты в "Автомат", несколько и его пятицентовиков нашли свою дорожку в карман владельца этого заведения, но больше всего времени тратил он на исследовательские наблюдения, на разговоры с постоянными клиентами, на размышления, приводящие его к определенным выводам. Эти люди не знали, что им с собой делать по окончании рабочего дня, вот что он обнаружил. Рабочий человек получает слишком мало для того, чтобы повести семью на представление водевиля. Он только и может, что взять пару-тройку кружек пива в салуне, а позднее, ближе к ночи, доходило и до более крепких напитков, уж таков этот вид развлечения. А так как в большинстве своем это все был человек женатый, то жена его, вероятно, неодобрительно относилась к такой форме отдыха, особенно в тех случаях, если муж напрочь исключал жену из подобных видов отдыха. По своему жизненному опыту и благодаря наблюдениям, Вилли знал, что пустое это дело пытаться наполнить пустые дома, если ты предпочитаешь бездельничать после рабочего дня; он все знал о той тяжелой усталости, которая накатывает с сумерками и заставляет тщетно стремиться к волнению и приключению. Некоторые молодые люди, вроде Эда Сейлера, имели свои специальные способы провождения времени, но большинство были такие, как Вилли, — с постоянной усталостью в конце рабочего дня. Вообще это было величайшее в его жизни открытие, когда он в миг озарения понял, что он был как большинство людей; а великой эту мысль он считал потому, что сделал из нее хороший вывод; раз он принадлежит к большинству, то, значит, то, чего он хочет, и то, что ему нравится, так же необходимо и желанно для большинства. Единственное, что отличало все-таки его от большинства, говорил он себе, это то, что он обладает энергией, решимостью и готовностью эксплуатировать новинки века. Подобные мысли занимали его несколько лет. И все эти годы он выжидал момента, когда сможет воплотить свои замыслы в действия. В течение этих выжидательных лет он внимательно наблюдал и многое примечал; например, приливы и отливы доходов в увеселительных заведениях; дождливый, например, день наполнял залы бурлеск-шоу до отказа, чего нельзя было сказать о ясных звездных и лунных вечерах; и еще, всякая новая мания (вроде танца Саломеи), внезапно вспыхивая и взлетая, принося известность своим исполнителям и обильную прибыль учредителям, как правило, навлекала на себя ярость полуофициальных общественных деятелей и охотников за скандалами, и вот отрасль, процветшая на время, так же внезапно умирала под аккомпанемент улюлюканий и насмешек и под ропот возмущенной, морально уязвленной публики. Как холостяк, изголодавшийся по необходимым половым контактам, бегал Вилли в "Автомат", наслаждаясь этими новыми развлечениями и сожалея, что мораль крестоносцев (как он называл про себя христиан) всегда пыталась уничтожить их; но как человеку, стремящемуся к бизнесу, ему казалось, что зрелище, которым люди могут себя развлечь, более того, развлечь и своих жен и детей, принесет в конечном счете больше пользы, чем может быть пользы от той незначительной суммы, которую человек, никогда не развлекавший себя и семью, скопит под старость.
Эти и подобные размышления убедили Вилли, что свой первый большой бизнес он рискнет начать, открыв такой или похожий пенсовый зальчик для развлечений: он сделал все необходимые предварительные запросы о найме машин и о сдаваемых в аренду подходящих помещениях. Недели он потратил, жонглируя цифрами, сводя цены к абсолютному минимуму, но, как ни крути, по самому скромному счету для начала ему нужно никак не меньше тысячи долларов. Он же имел только шестьсот и, следовательно, ему не хватало еще четырехсот долларов.
Вскоре после знаменательной беседы с глазу на глаз с мистером Эсбергером, Вилли сделал официальное предложение Саре, и была назначена дата свадьбы — через три месяца. На следующий день, в те полчаса, что предназначались для ланча, Вилли нанес один из своих периодических визитов мистеру Брейли, в местную контору недвижимости "Брейли и Бергенсон".
— Удачно, что вы зашли повидаться со мной сегодня, — сказал мистер Брейли, — я только что получил информацию о помещении, которое, полагаю, вам стоит посмотреть. Да и цена, которую за него запрашивают, вполне может вас устроить.
— Могу ли я спросить, какую цену они хотят?
— Не хочу вводить вас в заблуждение, это все еще нуждается в уточнении. Но для той цели, которую вы себе наметили, помещение в самый раз. Как только я увидел его, я сразу сказал себе: это как раз то, что ищет мистер Сейерман. Пара стен внутри разборные, можно расписать их красками, потом вы укрепляете их в том месте, где вам хочется, а надоест — переставите по-другому, и вы имеете дворец для развлечений.
— Где же именно находится это помещение?
— Только повернуть за угол. Несколько кварталов отсюда — на Рейбурн-стрит.
— Но Рейбурн-стрит считается трущобной улицей.
— Что вы хотите? Вы хотите обосноваться на Лонгакр-сквэе?
— Ну хорошо… Так сколько они запрашивают?
— Я скажу вам кое-что, мистер Сейерман. Эта собственность принадлежит человеку, владеющему массой недвижимости, и он не имеет никакой нужды беспокоиться о столь незначительном зале. Он готов отдать его такому предприимчивому парню, как вы, за сущие пустяки.
Пока мистер Брейли все это говорил, он внимательно изучал Вилли, прикидывая его финансовые возможности на манер ростовщика, оценивающего стоимость принесенного ему в заклад предмета.
— Восемьсот долларов вы заплатите за двухгодичный найм, — сказал он наконец.
— Восемьсот долларов? Не многовато ли для такой местности?
— Многовато? Эта сумма включает в себя одногодичную арендную плату авансом. Слушайте, место будет сказочно рентабельно! А вы хотите потерять его из-за того, что жалеете пары сотен? Посмотрите-ка сами это помещение, тогда скажете. Я пойду с вами.
— Да, мистер Брейли, не мешало бы взглянуть на него, — задумчиво согласился Вилли.
Владение под номером 14 на Рейбурн-стрит имело не очень-то свежий вид, занято оно было парикмахерской и татуировщиком по имени Чарли Гофф. Главная витрина разбита и заколочена досками, вывеска, висящая над входом, гласила: "Бритье 5 центов; стрижка 10 центов". Ниже висела маленькая вывеска, извещавшая: "Татуировка, нижний этаж". И на каждой стеклянной панели входной двери было по примитивному изображению человеческого глаза, а ниже слова: "Черные Глаза Сделаем Натурально". Внизу корявыми буквами приписка: "Чарли Гофф, мастер-татуировщик. Все виды работ 20 центов. Входите".
Рейбурн-стрит выглядела мрачновато. Неподалеку от Чарли Гоффа располагалась лавка старьевщика, все вокруг загромоздившая и обезобразившая своим хламом, сквозь который пробирались по узкому проходу. Содержимое лавки, переполняя ее, вывалилось на улицу, на тротуар, поражая разнообразием предметов, — рамы от картин, латунные кровати, тазы и кувшины, неожиданное чучело лосиной головы, резные дубовые стулья, на которых тоже стояли предметы, керосиновая лампа, например, большой медный поднос, загроможденный всякой мелочью, и возвышающийся надо всем довольно изящной формы самовар; тут же припали к стене замурзанные и щербатые мраморные плиты, старинные рукомойники, мясницкие колоды. По другую сторону от Чарли Гоффа располагался ночлежный дом, взимавший за ночлег 30 центов, а дальше галантерейная лавочка, торгующая пуговицами и детскими товарами, еще дальше находился ресторанчик, решительно сообщавший нечто о своем меню: "Бобовый суп — 5 центов".
