И точно, на обратном пути солнце уже скрылось за черной тучей, и с неба на деревню словно опрокинули гигантское ведро воды. В этих местах в каждом поселке была своя погода. Би всегда поражалась, как в одно и то же время в этой деревне может быть ясно, а в соседней – идти дождь.
Она пониже натянула шляпу и подняла воротник. В таком виде она могла в полном комфорте гулять часами, не чувствуя себя королем Лиром, покинутым всеми на семи ветрах.
Она прошла мимо паба и чуть не споткнулась о выхлопную трубу древнего «Вольво» Энтони Льюиса, припаркованного так далеко на тротуаре, что пешеходу негде было протиснуться. Энтони аккуратно положил только что извлеченные из багажника напольные часы обратно в машину и следил за Би с понимающей улыбкой, отчего стал еще больше похож на исполнителя эпизодической роли фашиста в фильме про войну. Какого черта он улыбается ей этой безумной улыбочкой, так, словно только они вдвоем знают какой-то невероятно смешной анекдот, который никогда не будет рассказан простым смертным?
– Добрый день, Беатрис, – поприветствовал Энтони. – Рано вы сегодня!
– Я каждое утро в это время уже на ногах, – отрезала Би. – Это лучшее время дня. Вот ты сегодня действительно рановато. То есть – по твоим меркам. Обычно-то ты раньше обеда свою лавочку и не открываешь.
«Если вообще открываешь», – добавила она про себя.
– Как Аманда поживает? – поинтересовался он, делая вид, что увлечен часами.
– У нее все в порядке. – Би сделала вид, что не заметила, что он вдруг назвал Стеллу ее настоящим именем, но вся напряглась. Много лет Энтони так не называл ее дочь. – Очень много работает, как всегда.
– Да уж знаю, – ответил Энтони. – Читаю про нее в колонках светских сплетен. Как это у них называется? «Вырезки наших читателей»? Интересно, что они под этим подразумевают? Встречу Шарлотты Рэмплинг с Барбарой Виндзор?
– Послушай, Энтони, мне кажется, Стеллу нельзя сравнивать с этой официанткой с крашеными волосами и огромным бюстом или с глупенькой хохотушкой.
– Ну, про Шарлотту Рэмплинг я бы так говорить не стал, – возразил Энтони.
Интересно все же, что у него на уме? Би готова была признать, что она никогда не любила Энтони Льюиса. Он был довольно обаятелен на свой хищный манер, но в нем недоставало стержня. Он напоминал ей тех безликих второсортных актеров, встречавшихся на ее пути, которые предпочитали идти по пути наименьшего сопротивления.
Би прошлепала по мокрой тропинке вдоль дома, мимо клумбы с дельфиниумами разных оттенков синего, розового и белого, так напоенных дождем, что они склонили головки, и полюбовалась на свои подсолнухи. В этом году она попробовала посадить красные, но не была уверена, что из этого что-то получится. Обычно в оригинальной форме было что-то, непременно исчезающее при модификациях. В природе господь понимает лучше селекционеров. Би стряхнула с куртки воду. Дождь был такой сильный, что куртка промокла почти насквозь, даже пропитка не спасла. Ну что ж, хоть сад порадуется после почти испанской жары. Только бы розы от дождя не осыпались. У английского лета есть такая особенность – послать дождь именно в тот момент, когда розы достигают вершины совершенства.
В дальнем конце дорожки, не укрывшись даже под неплотным навесом, промокшая так, что одежда облепила фигуру, с волосами, похожими на крысиные хвостики, напоминающая больше подзаборницу, чем секс-богиню, стояла ее дочь.
– Стелла, дочка, – удивилась Би, – что же ты без плаща? Так и простудиться недолго!
Би понимала, что сказала глупость. Ее дочь принадлежала к тем женщинам, которые не гуляют под дождем – они вообще никогда не гуляют. И тем не менее сейчас Стелла стояла на крыльце у Би, мокрая, как после душа, а в глазах ее было темно от горя.
– Значит, он дал о себе знать, да?
Не ожидая ответа, Би отперла дверь и подтолкнула дочь в дом.
– Давай-ка сними с себя мокрое, я тебе дам халат. Хорошо еще, что дождь короткий и теплый. – Беатрис сняла куртку и заспешила наверх, радуясь, что у нее есть лишняя минута подумать.
Так вот чем объясняется эта хитрая улыбочка на лице у Энтони. Теперь понятно: он решил, что наконец у него есть шанс отыграться. Эта девушка с ребенком, должно быть, как-то вышла на него и узнала про Стеллу. То-то Энтони обрадовался! Небось не знал, как и услужить.
Би искала в шкафу халат и понимала, что Стелла пришла за советом. И что ей теперь сказать? Би всегда верила в судьбу. Может, виной были ее многочисленные путешествия по Востоку, но она твердо усвоила одно: то, что случается, случается потому, что так должно быть, и человек не в силах что-либо изменить. Эта позиция очень возмущала местного викария, считавшего ее откровенно антихристианской. Но Би только смеялась и продолжала искуснее всех украшать церковь цветами.
Надо было признать: Стелла поступила как эгоистка. То же самое качество Би узнавала и в самой себе. Она не была склонна к самоанализу, но вдруг ей в голову пришла неприятная мысль: а разве она сама не приложила руку к себялюбию своей красавицы-дочери?
Актерская профессия подходила Стелле, как в свое время подходила Би, не только потому, что требовала страсти и самоотречения, но еще и потому, что давала ей возможность спрятать свою подлинную индивидуальность за исполняемыми ролями. Возможность как-то скрыть червоточину в своей душе, поскольку всегда можно было принять чей-то чужой облик. Вознаграждением служило всеобщее поклонение, не требовавшее от нее никакой эмоциональной отдачи. Матери казалось, что Стеллой безраздельно владеет потребность быть любимой. Сравниться с этой страстью по силе могла лишь ее неспособность ответить такой же любовью ни одному человеку.
Это не был рецепт счастливой жизни.
Если десять, даже пять лет назад вы бы спросили Би, какое это все имеет значение, она бы ответила, что главное в жизни – это талант, способность быть другой, чем ты есть. Сейчас она уже не была в этом уверена. Последние несколько лет, которые она живет здесь, в заранее установленном и удобном ритме, стали для нее самыми счастливыми в жизни. Будь у нее возможность повернуть часы вспять, она попыталась бы дать Стелле ту самоотверженную и верную любовь, какой та была лишена в детстве.
Беатрис взяла халат и отправилась вниз.
Стелла успела снять одежду и теперь сидела в темно-синем бархатном кресле в одном белье, а с волос на спину капала вода. На снимке какого-нибудь выпендрежного заграничного фотографа, с которыми ей так нравилось работать, эта сцена могла бы получиться очень эротичной, но сейчас была просто печальной из-за опустошенного выражения ее лица и понурых плеч.
– Бедная моя девочка! Неужели все так ужасно? – Би накинула халат на плечи дочери.
