походкой со стуком каблуков двинулась по узкому коридору, который они для меня оставили.
Очень хотелось сделать какое-нибудь резкое движение, застать врасплох этих троих, чтобы проверить, бояться ли они меня и насколько, вообще, серьёзно относятся в моим возможным атакам, но пока нужно сохранять вид пай-девочки и покорно следовать туда, куда они меня ведут.
Ком колючей проволоки царапнул ребра изнутри, когда стало ясно, что мы идем в каминный зал — темное место из черного камня, в котором отец выносил приговоры, которые не отличались разнообразием: либо одна пуля в лоб, либо две.
Уже у его дверей повеяло холодом. Здесь даже запах был пропитан смертью.
Шумно сглотнула и дождалась, когда для меня открою тяжелые высокие двери, чтобы я села за длинный черный стол и получила свой приговор.
— Осторожнее. Справа, — проинформировал меня один из амбалов, едва я занесла ногу для того, чтобы войти в зал.
Длинный стол ломился от угощений. Блики огня из камина отражались на его глянцевой поверхности и закачивались ровно там, где во главе стола сидел тот, кого я ненавидела каждой клеточкой души. Мозг лихорадочно кричал «Беги!», а я с ровной спиной, будто так и нужно, двигалась к столу, чтобы занять место напротив, спиной к огню.
— Рад, что ты заглянула на ужин, доченька, — салютовал мне отец бокалом и даже улыбкой не побрезговал.
— Пошёл ты, — ответила ему с той же улыбкой, но не притронулась ни к чему, что было на столе.
— А ты всё та же, — шутливо погрозил мне мужчина. — Палец в рот не клади.
— Клади своим шлюхам в рот всё, что пожелаешь, а меня лучше не трогай.
— Брыкаешься? — закивал мужчина плавно. — Ну-ну. Давай, пока есть такая возможность.
Светлые глаза, которые когда-то были голубыми, а сейчас были схожи с мертвыми, старыми зеркалами, смотрели на меня в упор. Пристально, долго, внимательно. Он ждал от меня чего-то, о чем я узнаю только тогда, когда он провернет один из своих фокусов, которых у него, готова поклясться, сотни и сотни тысяч.
— Давно не виделись, дочка. Где пропадала? Почему домой не заглядывала? — начал отец светскую беседу, вместе с тем приступив к ужину.
— Потому что привыкла находится от мудаков как можно дальше.
От вида стейка, которая на разрезе оказался с кровью, к моему горлу подкатил приступ тошноты. Поморщившись, отвела взгляд в сторону, сосредоточив все свое внимание на бликах огня на черной поверхности стола.
— Ты же понимаешь, что всё равно всё будет так, как хочу я? — нажевывал отец мясо.
— Ты же понимаешь, что я не стану трахаться со всеми, на кого ты покажешь пальцем?
— К счастью, твоего мнения никто не спрашивал, доченька. Ты будешь трахаться с тем, кто мне будет выгоден, а затем станет моим должником.
— С матерью ты так же поступил? Тоже подложил ее под левого ублюдка, затем сделал его твоим должником, а ее убил за измену? — посмотрела прямо на его совершенно равнодушное лицо, которым он смаковал кровяной кусок мяса. Ни одна морщинка не дрогнула при упоминании моей матери и всего того, что он с ней сотворил.
— Твоя мать сделала свой выбор сама. Я хотел избавиться от тебя, но она предпочла иной выход. Радует только то, что хотя бы перед своей смертью она была хоть сколько-нибудь полезна.
— Какое же ты дерьмо, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
Руки сами дернулись в поисках ножа и вилки на столе, но передо мной не оказалось приборов.
— Теперь к сути, — откинулся отец на высокую спинку стула и отер рот салфеткой. — Ты ляжешь под Тляшева, и это не обсуждается. Мне нужен его завод.
— Значит, сам под него и ложись. От меня ты не получишь ничего.
— Не будь такой скучной, дочка, — едва ли не зевнул он, обмахнувшись салфеткой. — Не порти этот чудесный вечер.
— Не называй меня дочкой.
— Можешь называть меня папочкой. Особенно, на завтрашнем вечере, где ты и познакомишься с Тляшевым.
— Ты, вообще, слышишь, что я тебе говорю? — чуть подалась вперед.
Взмахом руки отец приказал молчать, когда к нему подошел тип из охраны и что-то нашептал на ухо.
— Тебя так давно не было дома, дочка, — будто бы с грустью в голосе начал говорить отец. — И я не был готов к тому, что ты так внезапно появишься на пороге родного дома, поэтому подарки пришлось буквально на коленке делать. Заносите, ребята, — крикнул он громче и массивные двери раскрылись, чтобы запустить двоих, которые несли между собой третьего, в котором я сразу узнала Колчина. — Прости, дочка, подарок немного неказист, потрепан, но зато от души.
Пальцами стиснула подлокотники своего стула, чтобы не сорваться с места и не броситься к Колчину, лицо которого сейчас походило на кроваво-синее месиво. Отец не врал, били его от души и, похоже, коленками в том числе.
Мишины руки были связаны за спиной пластиковыми стяжками, голова его болталась в такт движениям двух охранников, которые усаживались его на стул между мной отцом. Он был настолько избит, что неясно было, в сознании ли он сейчас.
Если я решу выяснить, в каком состоянии Миша, то отец сразу поймет и решит, что это мое слабое место, на которое он будет давить и измываться до тех пор, пока я не дам свое согласие на все, что он мне предложит.
Поэтому, взяв себя в руки, я лишь равнодушно обвела Колчина взглядом и посмотрела отцу прямо в глаза, сохраняя хладнокровие.
— Подружку свою привел? — поинтересовалась я. — Надеешься на продолжение банкета?
— Так и знал, что
