Но некоторые ценности не изменились. Президент с удовольствием просматривал приготовленный текст. Там шла речь о мужестве и самопожертвовании, не просто возвышенных, но и характерно американских. Это рождало гордость за свою страну и веру, что это будет как-то поддерживать в предстоящие двусмысленные месяцы и годы, может быть, больше, чем обычно. Президент откашлялся и заговорил в микрофон:
– Лейтенант Хэйдон Ланкастер, командир стрелковой роты Д, 1-го батальона Пятой кавалерийской дивизии США.
К нему подвезли молодого человека на коляске. Он, ставший инвалидом из-за своих ран, не мог встать, так что президент смотрел вниз, зачитывая текст:
– Рота лейтенанта Ланкастера попала в зверскую засаду при переходе реки Хьонгянг. Толпа испуганных и голодных местных жителей, несовершеннолетних и пожилых, была коварно и жестоко использована как приманка, чтобы посеять смятение среди попавших в засаду американцев. – Президент сделал паузу, так как страшный рассказ произвел впечатление на присутствующих военных. – Лейтенант Ланкастер, – продолжал он, – понимал, что его рота в сто тридцать человек, как и беззащитное гражданское население, могут погибнуть, и он единолично прорвался в главную пулеметную точку противника, получив несколько серьезных ранений. Отнюдь не думая о собственной безопасности, получив еще более серьезные ранения при достижении цели, он атаковал противника, убив и выведя из строя двадцать три северокорейских солдата прежде, чем прибыли его подчиненные. По данным анализа, отчаянная акция лейтенанта ради спасения его людей и гражданского населения, очевидно, сохранила жизни ста пятидесяти человек, которые погибли бы, если бы пулеметный и минометный огонь противника не был остановлен в течение минуты.
В этом бою лейтенант Ланкастер получил ранения, которые вывели бы из строя любого обычного человека. К моменту, когда его пехотинцы прибыли в бункер, он был без сознания, окруженный трупами солдат противника, с превосходящими силами которого он отважно сразился. – Президент помолчал. В напряженной тишине слушатели пытались представить описываемую им сцену. – С чувством глубокой благодарности и личного восхищения и с мыслями о спасенных им и о тех, кого вдохновляет и будет вдохновлять его беззаветное мужество, я сегодня представляю лейтенанта Хэйдона Ланкастера к высшей национальной военной награде – Медали Чести.
Президент наклонился, чтобы повесить медаль на шею Ланкастеру. При этом он заметил, что благодарная улыбка молодого человека была искажена от боли. Доктора говорили, что он сможет вернуться к нормальной жизни лишь после длительной интенсивной реабилитации.
– Поздравляю, лейтенант, – пробормотал президент, – мы у вас в долгу.
– Спасибо, господин президент.
– И скорее поправляйтесь. Я думаю, вы еще будете полезны вашей стране.
Он заметил что-то странное в темных глазах солдата, полных смирения и печали. Забинтованная рука начала подниматься, чтобы приветствовать Верховного Командующего.
Президент остановил его, сам приложив руку к голове: – Сейчас не надо, лейтенант. Позвольте мне вам отдать честь.
Вспоминая о пулях, все еще сидевших в этом хилом теле, президент почти забыл о собственных заботах. Никогда он так не гордился Америкой.
Сакраменто, Калифорния, 19 июля 1951 года
Луис Бенедикт был доволен. Дела его не очень большой электронной фирмы «Бенедикт Продактс» шли хорошо: после медленного старта, который заставил его работать ночами несколько лет, наблюдался устойчивый рост. Деньги, занятые у его богатого зятя, чтобы начать бизнес, давно вернулись и окупились.
В сорок шесть лет Лу наконец был хозяином своей судьбы.
Он оглядывался на свою карьеру – начало работы инженером в большой корпорации в Сан-Диего, первые годы с Барбарой, рождение детей, долгие попытки поставить на ноги «Бенедикт Продактс» – как на необходимый процесс, успешно приведший к его нынешнему положению.
У него было трое хороших детей – Пол шестнадцати лет, Синди тринадцати и Джойс одиннадцати лет. У него был хороший дом с четырьмя спальнями в приятном районе Сакраменто, хорошие соседи, друзья, которые восхищались Барбарой и им самим, положение в обществе. Лу, может быть, устал от усилий последних пятнадцати лет, но был доволен результатами.
Сейчас он думал о будущем расширении рынка в северной Калифорнии, на побережье Лос-Анджелеса, в Сан-Диего, и, может быть, о филиалах в разных местах на западе, о развитии общенациональных связей. Можно сказать, дела шли даже слишком хорошо. Послевоенная экономика нуждалась в таких фирмах, ведь электроника становилась основой бурно развивающегося научно-технического прогресса американской промышленности.
Лу с неприязнью относился к необходимости подбирать управляющих для новых филиалов: подбор и увольнение были ему одинаково ненавистны. Нет ничего хорошего в передаче ответственности другим, чтобы волноваться о том, чего не можешь увидеть сам. Поэтому он выжидал, следя за усилиями по выполнению накопившихся заказов и выслушивая жалобы своих контрагентов, которые гордились завоеванными позициями в дальних городах и с нетерпением ждали расширения фирмы.
Лу был из тех боссов, которые до всего хотят дойти сами. Он не только знал всех служащих «Бенедикт Продактс», но знал и всю материальную часть, производственные схемы, каждый цент приходов и расходов знал лучше своих бухгалтеров. Он мог бы выполнять работу за любого из своих служащих, и иногда так и делал, если кто-то заболевал. Не раз вечером он возвращался домой с грязными ногтями и в грязной рубашке, улыбаясь в ответ на упреки жены, что он один работает за весь завод.
Друзья называли его мастером мягкого прикосновения. Он знал семейное положение всех своих служащих, звонил им или навещал сам в случае неприятностей, и даже давал беспроцентные займы из своего кармана. Десять лет назад он установил систему участия в прибылях, которая не только вызвала к нему уважение его рабочих, но и породила в калифорнийской коммерческой прессе прозвище «идеального босса». Никто из молодых, талантливых управляющих не думал о бегстве из компании ради более высокого жалования. Фирма являла собой великую редкость: была большой счастливой семьей.
Лу имел лишний вес, как многие в его возрасте, кто пьет многовато пива и мартини по выходным и ест несколько лишних порций гамбургеров и французского жаркого, когда режим работы не позволяет питаться менее калорийно. Но со своей грубоватой комплекцией, загоревший во время игры в гольф под солнцем Сакраменто, в хороших костюмах, с пепельными волосами, он имел общеамериканский приятно-процветающий вид. Кроме того, думал он, глядя на себя в зеркале, человеку его положения и занятий не обязательно выглядеть, как Кэри Грант.
