— Вы простите, я даже не сразу поняла, что он к вам пристает. Это племянник нашего генерального директора, вот он и чувствует тут себя слишком вольготно. А ребята из охраны не разобрались сначала. Решили, что вы с ним тут, летите вместе. Простите еще раз. Давайте я вам кофе принесу.
— Лучше холодной воды. И перекись, если есть, — впервые разлепляет губы Данил.
— Ой, вы тоже пострадали? Может, в медпункт? Пойдемте, провожу.
— Не надо, пустяки. Если нет перекиси, просто салфеток дайте побольше и холодную воду. Целую бутылку.
Девушка стремглав уносится, а я на трясущихся ногах подхожу к своему… хм… секьюрити и, закусывая губу, чтобы позорно не захлюпать носом, убираю с его лба испачканные в крови волосы.
— Что ж тебя твой могущественный «муж-иностранец» без охраны отпускает? Ведь и правда — украдут, увезут, замуж возьмут, маму не спросят, — передразнивая кавказский акцент, цитирует он дебила в белом.
— Больно?
— Я твердолобый. Только кожа лопнула. Пустяки. Зарастет. А вот у тебя опять с одеждой непорядок. Каждый раз, когда мы встречаемся, она сама с тебя сползает, — хищно усмехается он, кивая на плечо.
Я опускаю взгляд и вижу, что чертов свитерок действительно разошелся по шву, и в прореху прекрасно видна грудь в нежных кружевах. И сосок снова с готовностью боевого пистолета торчит, натягивая прозрачную ткань.
Мои одежда и тело, очевидно, чувствуют мои истинные желания лучше мозгов при каждой встрече с тобой, парень-гроза.
Вот только мне теперь эти непогоды категорически противопоказаны.
Я просто боюсь, что сломаюсь окончательно.
Глава 24
Я благодарю всех богов, что рейсы у нас с Данилом разные. Потому что физически не могу находиться рядом с ним в одном помещении. Мысли путаются, а там, где у приличных людей находится сердце, что-то колотится, рвется и ноет-ноет... И по идее, ничего такого не должно быть — ведь у стерв нет не только стыда и совести, но и сердца.
Но у меня там болит, вернее, давит могильным холодом.
— Шампанского для вас?
Первый класс, оплаченный кредиткой Шона, не подводит, встречая широченным удобными креслами и преувеличенно любезными стюардами.
— Спасибо, не надо. И обедать я тоже не буду. Можно мне подушку и плед, пожалуйста?
Я закутываюсь в мягкую ткань, пахнущую специфическим ароматом самолетного нутра, и закрываю глаза.
Чувства, вас нет.
Вам нет места в этом теле.
В этом куске плоти вам не рады.
Здесь должен царить лишь один разум, холодный расчет и голая жажда наживы и власти.
— Как вы думаете, о какую проблему спотыкаются и в конце концов разбиваются девяносто процентов официальных да и неофициальных браков?
— Быт?
— Деньги?
— Секс?
Володя важно кивает, слушая выкрики из зала.
— Все названное — лишь верхушка айсберга, — снисходительно усмехается он. — Самая главная проблема в отношениях в паре — проблема власти. Да-да, именно так. Не насмехайтесь. К чьей маме сегодня едем? Чьим друзьям отдадим предпочтение, если в один день позвали в гости друзья обоих партнеров? Кто сегодня выбирает, что нам смотреть? У кого контрольный пакет акций? Кто будет воспитывать детей? Кто пойдет выносить мусор? Кто уступит первым? У кого кишка тоньше? — он, прищурившись, обводит притихших слушателей взглядом и снова усмехается. — И не говорите мне, что этого не было, нет или не будет в вашей семье, в семье ваших родителей или в семьях ваших знакомых. Самые кровопролитные столкновения интересов двух взрослых людей в браке всегда происходят именно на этой почве. Потому что даже самый излюбленный манипулятивный прием в виде вопроса «Ты меня любишь?» на самом деле расшифровывается очень просто — Кто. Тут. Главный? Ну и, конечно, кто главный, тот и распоряжается ресурсами — деньгами, сексом, и устанавливает правила поведения в быту.
— Так что же теперь, институт брака, получается, себя изжил?
— Смысл не в этом. Не в нужности и полезности такого явления как брак в принципе. А в его основе. И знаете что? Самыми крепкими браками во все времена были исключительно основанные на взаимовыгодной основе. А не на таком эфемерном понятии, как любовь. Ну, про это распиаренное нездоровое состояние психики мы с вами уже много говорили.
Нездоровое состояние психики. Поняла? Вот это вот твое «ноет-ноет» — это просто ты крышей поехала.
Я шепчу как мантру «Чувств нет. Нельзя им позволять взять верх. Потому что будет еще больнее. Отставить эмоции. Думать. Анализировать. Выбирать самый выгодный вариант».
А глупый кусок мяса в грудной клетке все стучит заполошно, словно узник, пытающийся выбраться из каменного мешка.
Зачем ты трепыхаешься? Что тебе еще надо?
Власть не нравится?
«Малыш, что ты хочешь? Только скажи…»
Хотеть не вредно. Вредно не хотеть.
Я только сейчас начинаю понимать смысл этого высказывания.
Да, фактически я не владею материальными ресурсами. Но я полностью завладела мыслями того, кто держит их в своих руках и предлагает мне на раскрытых ладонях.
А я…
Я. Ничего. Не хочу.
Ни машину. Ни дом. Ни путешествие на Бали. Ни украшения. Ни вечеринок. Ни новых нарядов.
Я хочу, чтобы эта чертова штука за ребрами просто перестала стучать и сбиваться с ритма.
Хочу снова видеть в зеркале просто Олю Малышеву, а не мисс Олгу, любовницу самого Шона Уилана.
— Олга, я хочу с тобой кое-что обсудить. Кое-что неприятное, на первый взгляд. Но только на первый.
Шон немного суетливо наливает виски, жестом предлагая и мне, но я отрицательно машу головой. Никакого, к чертям собачьим, спиртного. Только холодная, трезвая голова.
— Дело в том, что я женат.
Как мило, что ты соизволил упомянуть об этом.
— Но это никоим образом никогда тебя не коснется. Тебя никто никогда не упрекнет, не напишет гневное письмо или смс, не позвонит и не обвинит в том, что ты разрушаешь семью.
Прелестно. А могло быть еще и так?
— Я не могу объяснить тебе все тонкости нашего брачного союза, но он такой, какой есть. И это изменит только смерть — моя или ее. При этом каждый из нас волен состоять в отношениях с другими партнерами, сколь угодно долго и как угодно далеко от супруга, хоть на другом конце планеты и у всех на виду. А с тобой я хочу объездить вместе весь мир, показать его тебе и прожить с тобой до конца своих дней.
Ох, Володя, ну гений же. Что там было про самые крепкие брачные союзы? Ведь в точку!
— После этого проекта будет другой, во Вьетнаме. И я хочу, чтобы ты поехала туда со мной. В качестве… — он запинается, пытаясь подобрать верное слово.
— Второй любимой жены? — любезно подсказываю я. — Во Вьетнаме разрешено многоженство?
— Олга, моей постоянной спутницы. И я всем буду представлять тебя как мою единственную возлюбленную. Я не могу дать тебе свое имя. Но я дам все остальное. Все. Только попроси.
Какой верный и щедрый мне попался очередной женатый любовник. Уж повезло так повезло. Не хочу я такого везения. И щедрости мне не надо. И просить ничего не хочу.
А хочу когда-нибудь перестать до паники бояться летать самолетами. Какой на фиг Вьетнам и весь мир, если несчастная тысяча километров в воздухе отнимает у меня десять лет жизни? Даже из-за этой короткой поездки у меня сто пудов снова собьется и цикл, и сон — вот так по-придурошному реагирует на несвойственную людям высоту пребывания мой организм.
Но эта поездка мне необходима.
Как воздух.
Как кислород, которого мне в последнее время катастрофически не хвата...
— Госпожа Малышева, с вами все в порядке? — надо мной склоняется встревоженная стюардесса. — Госпожа Малышева? Ольга Владимировна… Вам нужен врач?
— Нет, спасибо, — разлепляю я пересохшие губы. — Можно воды, пожалуйста? Простите, это… паника. Я боюсь летать.
Я держу воду двумя руками, потому что боюсь расплескать ее, не донеся до рта.
