Приплыли, Оленька. Ты что, умудрилась потерять сознание? Прямо в самолете? Фигасе тебя накрыло. Это все нервы, которыми реально надо срочно заниматься. Пожалуй, наплюю я на корпоративные стандарты и обратно поеду поездом. И пусть я потеряю лишние сутки на дорогу, но хотя бы обойдусь без потери сознания.
А Стив может орать сколько угодно. Мне плевать. На его гнев, недовольство, вопли. На него самого. На работу. На себя и свою репутацию. Просто. Плевать. Прямо сейчас я вообще хочу сдохнуть. Но сперва кофе с сигаретой.
Дотерпев до гостиницы, я прошу на ресепшене номер для курящих, и, поднявшись, первым делом достаю сигареты, развожу в кипятке пакетик черной бурды, которую почему-то считают кофе, и усаживаюсь на постель.
Первый глоток и первая затяжка после чертова перелета. Сейчас меня отпустит. Сейчас меня…
Я еле успеваю добежать до туалета, чтобы не испачкать темной жижей свежезастеленную кровать.
Малышева! Да тебе точно пора лечиться!
Мне хочется заорать или разбить что-нибудь. Но нельзя. В отелях очень тонкие перегородки и прекрасная слышимость. А мои фобии и истерики никому не интересны.
«Не позволять эмоциям взять верх».
Поэтому просто умываюсь холодной водой, чищу зубы, чтобы избавиться от мерзкого привкуса во рту и, даже не поужинав, ложусь спать. Утро вечера мудренее…
Все следующие рабочие дни проходят по четкому распорядку: с десяти утра до восьми вечера я в офисе — свожу окончательные таблицы по простою судов, доставляющих трубы и оборудование. Гигантская работа, на самом деле, которую я кропотливо делала в течение последнего месяца, чтобы у экономистов и финансистов было веское основание снизить затраты на фрахт, списав половину на официально подтвержденную соответствующими органами плохую погоду.
На обед я не выхожу — не хочу терять время на посиделки в толпе незнакомых людей. Мне хватает нескольких зеленых яблок, которые я каждый день покупаю по дороге в небольшом фруктовом магазинчике. А вечером, ввалившись в номер, принимаю контрастный душ, отключаю телефон, перед этим отзвонившись родителям, что у меня все в порядке, и ложусь спать. До самого утра. Утром снова душ. Несладкий чай, последнее зеленое яблоко, оставшееся с предыдущего дня в сумке, и снова в офис. Хорошо, что наша секретарь подобрала мне хоть и дешевую гостиницу, но расположенную в шаговой доступности от штаб-квартиры проекта. И обойдусь я без спа и массажей. Мне нужен просто вот такой отдых — отдых от эмоций.
На все сообщения от Шона я отвечаю одной и той же заготовленной фразой: «Все хорошо. Много работы. Спокойной ночи».
— Ольга, как бы вы отнеслись к предложению работы у нас?
Конец рабочего дня пятницы, огромный офис почти опустел. Мне осталось только дописать последний отчет и отправить его на почту финансовому контролеру проекта.
Я поднимаю голову и вижу как раз адресата этой последней бумажки.
— Отрицательно. Спасибо.
— Вот так категорично? — мужчина явно удивлен. Еще бы. Такие предложения поступают крайне редко. И никогда не повторяются. Это же шанс. Редкий.
— Вы, может, возьмете паузу на обдумывание? Я готов ждать до понедельника.
— Спасибо. Но в понедельник мое мнение не изменится, — вежливо улыбаюсь я. — Очень признательна за столь высокую оценку. Но нет. У меня даже образование неподходящее. Я всего-навсего преподаватель иностранных языков.
— Вот как? — Мне удается удивить его второй раз. — Что ж, это действительно меняет дело. Но если вы выразите готовность и возьмете на себя определенные обязательства по дальнейшему…
— Спасибо еще раз. Учиться я готова, и этот пункт уже есть в моих планах на ближайшее будущее. Однако ваше предложение о работе я все же вынуждена повторно отклонить. По… семейным обстоятельствам. И еще раз спасибо. Лестно. Но, увы, — я даже руками развожу для убедительности.
— Жаль. Искренне жаль, — он окидывает меня внимательным взглядом, в котором проскальзывает искорка такого знакомого мужского интереса. — Мне такие сотрудники очень нужны.
А мне нужен морской воздух. И простор. И родные горы. И просто… родные люди рядом. Их у меня и так слишком мало осталось в окружении. И терять столь драгоценные крохи ради сомнительной перспективы непонятно какой карьеры в большом городе я не собираюсь.
Я выписалась из гостиницы еще утром. Чемоданчик стоит рядом. Если бы для поездки на поезде не надо было задерживаться в столице на целые сутки, я бы поехала все же проверенным, надежным железнодорожным транспортом. Но опаздывать на работу в понедельник я тоже не могу.
Кстати, надо предупредить Петровича, чтобы он не вздумал ехать встречать меня. У меня нет сил спорить с водителем, вынужденным подчиняться своему непосредственному шефу, по поводу того, куда именно следует меня доставить из аэропорта.
Потому что ехать к Шону я не собираюсь. Никогда больше.
А встретиться с ним для откровенного и, надеюсь, последнего на эту тему разговора лучше где-то в нейтральном месте. И не сегодня, когда меня наверняка снова будет штормить после перелета.
Не в коттедже, где все напоминает мне о глубине моих ошибок и заблуждений.
Никакого первого класса в этот раз. Никаких удобных кресел и шампанского. Никаких вип-зон и их пассажиров. Спасибо. Достаточно.
И, кстати, хорошо, что вспомнила — надо перечислить ему на карту оплату за тот чертов первый класс. Нет у меня никакого права тратить его деньги.
Сидя на узком, неудобном сидении где-то в хвостовой части самолета, я в очередной раз пытаюсь дозвониться до водителя, но его телефон недоступен. Поэтому приходится спешно набрать эсэмэс и отключить телефон перед взлетом.
Этот полет достается еще сложнее. То зоны турбулентности, то плач маленьких соседей, то постоянные просьбы сидящих рядом выпустить их в туалет…
На трапе, вдохнув воздух полной грудью, я осознаю, что на ладонях остались мелкие кровавые отметины от собственных ногтей.
Ну не дура?
Раз ты так веришь в цифры, факты и статистику, глупо бояться транспорт с наименьшими показателями смертности. В автокатастрофах ежедневно гибнет больше людей, чем за год в небе.
Но эта статистика меня не выручает.
На мне любая статистика дает сбои.
Я включаю телефон и вижу, что мои сообщения доставлены и прочитаны. Вот и славно. Значит, можно взять любое такси и спокойно доехать до собственной квартирки и запереться там до понедельника. Отключив телефоны и не открывая никому дверь.
Но надежды рассыпаются в прах, поскольку в первых рядах встречающих я вижу виновато улыбающегося Петровича.
— Ольга Владимировна, вы уж простите старика. Я все получил и прочитал, но тут такое дело…
Господи, что еще?
Водитель без спроса подхватывает чемоданчик и несется к машине, а я лишь успеваю переставлять ноги, чтобы не потерять его в толпе.
Перед глазами мелькают разноцветные мушки, а руки и ноги холодные как лед. Меня тошнит, во рту сухо, и хочется лечь на землю и полежать, чтобы перестало шатать.
Я сейчас просто расплачусь. Позорно разревусь.
Рядом с огромной служебной машиной стоит улыбающийся Шон с охапкой шикарных роз. Не желтых. Белых. Символ чистоты, невинности, нежной и трепетной любви.
— Малыш, я безумно соскучился. Не мог усидеть и решил встретить тебя.
— Шон, привет. Цветы замечательные. Очень красивые. Но не стоило.
— Дома их еще больше. Вся комната заставлена прекрасными цветами для самой прекрасной женщины.
Он протягивает мне букет.
Тонкий, сладкий запах проникает мне в грудь, заливая дурманящим ароматом, в котором я захлебываюсь, словно меня погрузили с головой в сахарный сироп.
Ненавижу розы.
Ненави…
Глава 25
— Этого не может быть, — качаю я головой. — Бред какой-то. Такого не бывает.
— Бывает, — пожимает плечами врач. — В вашем случае ничего катастрофического, беременность протекает совершенно нормально. А что вас смущает?
