ж, дождь — значит дождь. Дворник — значит, дворник. Чем бы дите не тешилось…
Но прошло время. С точки зрения мамы, видимо, достаточное, чтобы прийти в себя. И начались разговоры про подругу, которая работает бухгалтером в сети частных клиник. И что им требуется хороший педиатр. И что Ире нельзя терять квалификацию. И что они готовы закрыть глаза на паузу в ее трудовой медицинской деятельности. Мама говорила мягко, не давила — но даже такие мягкие подталкивания к тому, чтобы что-то поменять в своей жизни, Ира воспринимала болезненно, почти агрессивно. Она не раз и не два одергивала себя в последний момент — чтобы не закричать в ответ. Нельзя так. Это ведь мама. Она желает ей только добра. И объективно права. Столько лет учебы, упорным трудом давшийся диплом — и все спустить в унитаз? Глупость. Но заставить себя что-то изменить в своей жизни Ира не могла. Ей было спокойно и безопасно в ее мире. И она не хотела вылезать из кокона. Там может быть больно.
Если вы не меняете ничего в своей жизни — перемены сами придут в вашу жизнь. Ира в этом теперь была уверена точно. Она ясно помнила, с чего начались перемены в ее жизни. С гололеда. И с колеса машины, в которую угодила ее нога, когда Ира упала.
Владельца синей «ауди» Ирина видела и не раз. Он был одним из жильцов ее подъезда, и ему она отвела крохотную ячейку в своей памяти. Как и всем остальным жильцам.
Когда эта ячейка стала разрастаться? Наверное, в тот вечер, когда он прогнал от ее двери пьяных мажоров. Тогда Ира очень сильно испугалась. Она, оказывается, еще чего-то боится. И очень хочет жить, несмотря ни на что. Не то, чтобы ее посещали мысли о суициде. А вот мысли о бессмысленности своей жизни — да, и часто. В последние полтора года. А в тот вечер жизнь вдруг обрела смысл. Ее смысл — чтобы она продолжалась. Жизнь вообще не так уж плоха, если в ней есть тот, кто может в трудный момент прийти на помощь.
А потом началась какая-то странная игра, в которую Ира ввязалась. И никак не могла ее прервать. Такой уж был человек Георгий, что от общения с ним, даже поверхностного и мимолетного, трудно отказаться. Наверное, это называется обаяние. Оно у Георгия было. А когда их общение перестало быть поверхностным…
О, у нее до сих пор сбивалось дыхание, когда она вспоминала ту ночь на крыше. Она точно знала, что такие события бывают раз в жизни. В крови бурлили все гормоны, какие только можно — адреналин, эндорфины, серотонин. Чувство уединения — и одновременной растворенности во всем мире. Над головой небо и звезды, горячее мужское тело, шум частого дыхания, быстрые яростные толчки.
Да и не в том дело было, что он любовник великолепный! Это, в конце концов, как говорится, достигается упражнением. А упражнялся Гоша, судя по всему, немало. А в том что… Что с ним было хорошо. Ира даже не хотела думать, всем его женщинам с ним было хорошо, или это именно и только для нее это «хорошо». Скорее всего, первое. Да и неважно. Просто впервые за долгое время стало тепло на душе. И улыбаться хотелось. И даже смеяться. И даже вдруг — думать! О человеке, сидящем рядом. О настоящем. О будущем.
За что судьба ее наградила — нет, наказала — второй любовью?! Да еще и так скоро?! Ира не хотела никого любить. Как можно любить кого-то, если ты себя не любишь?! И простить не можешь за то, что сделала?! И не свекровь бывшая виновата. И не ее бесхребетный сынок. А сама Ира. На аборт ее не привезли связанной с кляпом во рту. Сама пришла. И пожинай теперь.
Она пожинает. Гошка-то тут при чем?! Пусть он не любит ее и даже, скорее всего, не влюблен. Важно другое: какому мужчине понравится, что его бросают? Бросают вот так, без объяснений. Тем более что этот мужчина никаких поводов не давал к тому, чтобы им были недовольны. Даже наоборот. Как будто даже демонстрировал серьезность своих намерений. С братом и его семьей вон хотел познакомить. Ира даже не хотела думать и разбираться — что стояло за этим намерением. Она просто вдруг поняла, что это край. За которым — пропасть. ПрОпасть и пропАсть. Она втянется в это окончательно. Начнет строить планы. Думать о будущем с Георгием. Его ведь так приятно любить. С ним так тепло. Так почему бы не…
А если и он… он… тоже? Чувство, планы на совместную жизнь. А потом — оп! Извините, Георгий Александрович, вам досталась бракованная женщина. Если у вас сохранился чек, мы можем вернуть, гарантийный срок еще не истек.
Ира вздохнула и вытряхнула из пачки очередную сигарету. Она вовремя успела. Она в последний момент спохватилась. Гоша попсихует — и успокоится. Раненое самолюбие прекрасно лечится женской лаской. Ира поперхнулась и запретила себя представлять Гошу с другой. Решила отпускать — отпусти. Только чтобы не сойти с ума от горьких мыслей, надо себя чем-то занять.
Хлопнула дверь, и Ира поспешно затушила сигарету. Ей двадцать девять, и она до сих пор скрывает от родителей, что курит.
— Иришка, ты ела? — раздался голос мамы.
Господи, как в детстве…
Ира привалилась плечом к косяку и смотрела, как мама раздевается.
— Мам, а ты не знаешь, Инна Максимовна еще ищет педиатра?
Глава 7. Вахтенный, кто у нас в юбке? А вахтенный не в курсе
Гоша загонял работой себя и всех, кто попадался в поле его зрения. По офису поползли смутные и страшные слухи, что у генерального нашли геморрой, и в этом причина его лютого настроения. Нашлись, конечно, и те, кто в такую версию не верил и утверждал, что все дело в диагнозе «импотенция». Когда Георгий узнал об этих слухах, весь коллектив узнал, что до этого было вовсе не люто. Единственный человек, который мог и не боялся подходить к шефу на расстояние ора, была Яна. Она вообще наблюдала за всем происходящим с каким-то болельщицким интересом.
Причина происходящего безобразия была проста. И звалась она даже не сидорова коза Ираида. А то, что информации о ней было по-прежнему не так, чтобы очень много.
— Дело, Георгий Александрович, вот в чем, — с нужным человеком Гоша общается уже не по телефону, а лично, в ресторане. — Всю нашу местную
