в неделю как штык. Он много раз доказывал, что надежный и настоящий. Ни разу не позволил себе грубого слова, всегда похвалит и поддержит. Его работа — защищать нас с Витой, помогать нам, и я понимаю, что наша почти дружба чуть выходит за рамки отношений телохранитель-подопечная.
Он замечательный человек, а мне как никогда нужна поддержка. Обнимаю за шею и снова всхлипываю.
— Ну ладно. Все позади. Ты крутая мамочка.
Семён обнимает за талию, его ладони сжимают сильно. Это слишком, потому что я упираюсь грудью ему в грудь. Хочу отстраниться.
Тогда он приподнимает меня и болтает в воздухе, заставляя рассмеяться. Мы почти одного роста, но Семён крепкий, попробуй выскользни из тисков его рук. Я чувствую облегчение, хотя кровь до сих пор бурлит, да и сердце не успокоилось.
Хочется или бежать, или кричать, или что-нибудь еще сделать! Моя дочка жива и здорова! Я ее спасла!
Наши глаза встречаются. У него — светло-голубые, добрые. Улыбка широкая и почти мальчишеская. Такой невозможно не улыбнуться в ответ.
Семён возвращает на землю. Я почему-то смущаюсь и отвожу глаза, в этот момент он наклоняется и целует в губы.
На миг замираю, как-то вдруг до глубины души растерявшись. Он делает движение, он действительно меня целует. Пря-мо сей-час! Прикрывает глаза в наслаждении и искренности. А я-то пялюсь на него, в полном шоке. Будто в паутину попала, не в силах с места сдвинуться. Он хороший, он друг. Что же мы делаем?
Отстраняюсь поспешно, Семён тянет «м-м-м», обнимает крепче, вновь льнет и отчаянным рывком впивается в мои губы своими.
Я упираюсь руками в его плечи. Он тут же отпускает, на два шага отпрыгивает и в лице меняется. Краснеет до кончиков ушей, будто ему не двадцать шесть, а пятнадцать.
— Простите, Аня, простите, пожалуйста, — выдает испуганно, мгновенно переходя на «вы». — Извините, мне не стоило. — Ударяет себя по лбу. — Треш! Вот это я дал! Простите.
Я, немало смущенная, обнимаю себя. Смотрю ошарашенно, не понимая, понравилось или нет. Ничего не понимая. Но изрядно разнервничавшись.
Редкий ледяной дождь капает на нос, плечи, одежду. Я быстро вытираю лицо.
— Да ничего, это случайно вышло, — бормочу. — Ты меня утешал, все… в порядке.
Семён облизывает губы, я машинально тоже обвожу свои языком, тогда он подходит решительно. Перепугавшись, что вновь схватит и начнет крутить в воздухе, отшатываюсь к машине, где спит дочь. Дыхание задерживаю.
— Я люблю тебя, — выпаливает он в лицо. — И Виту люблю. Прости, но я полюбил тебя с первого взгляда.
Все еще не могу ни вдохнуть ни выдохнуть. Семён снимает шапку, его кожа пышет жаром, он сам — как супердвигатель. Легкий, ловкий, поджарый.
— Одинцов тебе не пара. Он никогда не сделает тебя счастливой. А я сделаю.
— Что? Семён… — Я хочу отойти, но он упирается руками по обе стороны и не дает.
— Одно свидание. Одно, Анька. И потом делай что хочешь — увольняй меня, из жизни вычеркивай, но… одно свидание. Я прошу тебя всего об одном вечере наедине. Ты и я.
— Ты спятил? Он нас убьет, — выдаю полушепотом.
— Не убьет. — Семён дерзко вскидывает подбородок. — Ничего он не сделает. Да и не узнает! Где он? — Широко разводит руками. — Вита подавилась, ты пытаешься совместить работу, материнство, роль эту тупую жены депутата, когда постоянно на виду. Ты самая красивая девушка на свете, Аня, и я буду говорить тебе об этом ежедневно.
* * *
Следующий час получается каким-то особенно долгим. Семён везет нас с Витой в московскую квартиру, и я всю дорогу чувствую на себе его взгляд через зеркало. А может, кажется? В телефон пялюсь, не очень хочется переглядываться.
Я… не понимаю, как себя вести, и посоветоваться снова не с кем. Семён, бесспорно, классный парень, и в него можно влюбиться раз и навсегда. Но… он мой водитель, которому платит мой муж. Это пошло, будто зарисовка из дешевого любовного романчика.
Сглатываю. Неуютно теперь рядом с ним.
Влюблен с первого взгляда. Ничего себе. Думаю об этом, и волоски дыбом поднимаются. Резко вскидываю глаза — он смотрит. Секунду целую, потом подмигивает и переводит глаза на дорогу.
В меня никто никогда не влюблялся с первого взгляда, никто не признавался мне в любви. И я… просто в шоке сейчас.
Согласилась провести вечер вместе, иначе бы Семён продолжил наседать. На этой неделе, когда смогу оставить Виту. Если смогу ее оставить.
* * *
В квартире мы с дочкой убираемся, играем, обедаем. Я получаю исправленный контракт от Малины и, распечатав его, некоторое время вглядываюсь в мелкий шрифт. Головой качаю. Что в электронке, что на бумаге — ужас кромешный. Так все запутано, а рисковать нельзя. У меня дочь, и я должна подстраховаться.
Вита важнее всего на свете.
Беру мобильник, пишу мужу быстро, пока не передумала:
«Макс, привет. Мне нужна помощь. Можно приехать к тебе на работу?»
Он начинает отвечать тут же. Пишет, стирает, снова пишет.
Я закусываю губу. Нервничает?
«Мне жаль», — приходит наконец.
Сжимаю зубы. Дыхание перехватывает, и я несколько секунд просто машу ладонями у лица. Вдох-выдох.
Максим извиняется за то, что я спрашиваю разрешения приехать к нему на работу. Что застукала его и теперь предупреждаю заранее. Ему жаль, и без всяких скобочек. Тело снова наполняется горечью. Вот что между нами — одна сплошная, но такая, блин, сильная горечь.
«Конечно, ты можешь приехать, когда тебе удобно, — добавляет он. — Прости меня».
Зубы стучат. Барабаню пальцами по столу, потом печатаю:
«Тогда через час, мы с Витой в городе».
«Жду».
Раньше я бы написала Семёну подогнать машину к подъезду но… честно говоря, не представляю, как после случившегося попросить телохранителя построить маршрут до работы Максима.
Как-то все… странно очень, неправильно.
Собираю дочку и вызываю такси.
Через час мы заходим в здание и поднимаемся на нужный этаж. Меня бьет дежавю, и я думаю о том, что схожу на свидание.
Схожу на это гребаное свидание с Семёном, посмотрю, как это — общаться с человеком, который в меня влюблен. Хочу это почувствовать. Кожей впитать чью-то любовь. Я сделаю это.
Киваю Марии Александровне, толкаю дверь, закрываю ее за собой. И на целую секунду замираю, в очередной раз осознав, какой он красивый мужчина.
Максим Станиславович Одинцов, мой законный муж, отец моей дочери, депутат, сидит в кресле в своем кабинете. На нем белая рубашка и темно-синий костюм. Он увлечен работой.
Беру себя в руки и, когда он поднимает глаза, вежливо улыбаюсь:
— Привет. У
