— Почему бы вам не пойти искупаться в бассейне? А когда вылезете, я приглашу тебя, и твою сестру, и маму перекусить пастушьим пирогом у меня на кухне. Ты же не откажешься пообедать с миссис Джилкс?
— Но, миссис Джилкс…
— Тут и говорить не о чем, — покачала головой миссис Джилкс, стоило Вирджинии открыть рот. — Никаких хлопот. Пирог уже готов — дожидается в духовке. А я только-только подумала, что дом совсем опустел и я тут одна, как сухая горошинка в банке.
Она улыбнулась Каре.
— Ты же не против, да, красавица моя?
Она была так добра, что немая застенчивость Кары мало-помалу начала таять. Девочка ответила:
— Да, конечно.
Теплым воскресным вечером они пошли через поля к Пенфолде, шагая по стерне, выкошенной неделю назад комбайнами, за которыми наблюдала Вирджиния. Они проходили по травянистым лугам, карабкались через перелазы в каменных ограждениях, по мосткам переходили оросительные каналы. На подходах к ферме их взглядам открылись навесы для сена, ворота, бетонный коровник со стойлами для дойки. Аккуратно открыв и закрыв за собой ворота, они прошли мимо коровника и оказались на мощенном булыжником подворье. Там слышался звук скребка, землю усыпала влажная щетина. Вирджиния вошла в распахнутые двери конюшни и обнаружила там мужчину — не Юстаса — за уборкой. Его вьющиеся седые волосы покрывал видавший виды синий берет, лихо сдвинутый на затылок, подтяжки поддерживали старомодные моряцкие штаны.
Увидев ее, он прекратил махать метлой, и Вирджиния спросила:
— Простите, а где мистер Филипс?
— Вообще-то, где-то тут… наверное, за домом.
— Мы пойдем его поищем.
Они снова прошли через ворота и двинулись по тропинке, протоптанной между домом и заросшим палисадником, в котором Юстас угощал ее пирогом. На крыльце в пятне солнечного света грелась полосатая кошка. Кара присела на корточки и стала ее гладить, а Вирджиния постучала в дверь. Послышались шаги; дверь распахнулась и Вирджиния увидела невысокую полную женщину в темном платье и цветастом фартуке. При взгляде на нее у Вирджинии в голове невольно промелькнула мысль об уютном кресле в темной обивке с цветастой накидкой. Из-за спины женщины, из кухни, доносились аппетитные запахи, напоминавшие о злополучном обеде в прошлое воскресенье.
— Да?
— Я Вирджиния Кейли… из Бозифика…
— О, да!
Ее румяное лицо растянулось в улыбке, отчего щеки стали еще более выпуклыми.
— Вы, наверное, миссис Томас?
— Совершенно верно. А это ваши детки, так ведь?
— Да. Кара и Николас. Нам ужасно неловко, что мы сразу не пришли вас поблагодарить. Я хочу сказать — за то, что убрали в доме и оставили нам молоко и яйца, и за дрова и вообще…
— Поверьте, я тут не при чем. Я просто немного прибрала в доме и открыла окна. Это все Юстас: он привез дрова — погрузил их в прицеп своего трактора. Яйца и молоко тоже он оставил. Мы подумали, у вас не было времени как следует все там устроить, прежде чем отправляться в Лондон… а приезжать в неухоженный дом — это так печально, мы просто не могли этого допустить.
— Мы бы раньше пришли, но я решила, что это миссис Лингард…
— Вы хотите повидаться с Юстасом, так ведь? Он в огороде, за домом, пошел накопать для меня ведерко картошки. — Она улыбнулась Каре. — Тебе нравится кошечка?
— Да, она ужасно милая.
— У нее в амбаре котята. Хочешь посмотреть?
— А она не разозлится?
— Нет, конечно. Пойдем со мной, миссис Томас покажет тебе, где они прячутся.
Она направилась к амбару, и дети бросились за ней, ни разу не оглянувшись на мать, — так им хотелось поскорее увидеть котят. Оставшись в одиночестве, Вирджиния прошла по тропинке к калитке с аркой, увитой плющом. Синяя рубаха Юстаса мелькала за шпалерами, по которым вился сладкий горошек, и она пошла туда и обнаружила его, копающего картошку. Картофелины были круглые, белые и гладкие словно морская галька, а земля на разломе — темная и рыхлая словно горячий шоколадный пирог.
— Юстас!
Он посмотрел через плечо и увидел ее. Она ждала, что он улыбнется, но Юстас не улыбнулся. Вирджиния подумала, что он, может быть, до сих пор на нее обижен. Он распрямил спину и оперся на черенок лопаты.
— Привет, — сказал он, удивленный ее внезапным появлением.
— Я пришла тебя поблагодарить. И извиниться.
Он перебросил черенок из одной руки в другую.
— За что же?
— Я не знала, что это ты привез дрова, и разжег огонь, и все остальное. Я думала, это Элис Лингард. Иначе мы пришли бы раньше.
— Ах вот в чем дело, — сказал Юстас, как будто ей следовало извиниться за что-то совсем другое.
— Ты был к нам так добр! Принес молоко и яйца, и вообще… Дом стал совсем другим. — Она остановилась в страхе, что ее слова покажутся ему неискренними. — Но как ты попал гуда?
Юстас воткнул острие лопаты в землю и подошел поближе к ней.
— У меня был ключ. Когда моя мама только вышла замуж, она иногда ходила в Бозифик, помогала старому мистеру Крейну по хозяйству. Жена его болела, так что мама делала у них уборку. Он дал ей ключ, она повесила его на крючок в буфете — там он с тех пор и висел.
Он встал рядом с Вирджинией и посмотрел на нее сверху вниз, а потом внезапно улыбнулся, в его глазах заиграли веселые искорки, и она поняла, что ее опасения были напрасны: он на нее совсем не обижался. Он сказал:
— Итак, ты все-таки арендовала дом.
Вирджиния поспешно ответила:
— Да.
— Я здорово жалел, что наговорил тебе столько неприятных вещей, — ты наверняка расстроилась. Я вышел из себя. Не следовало мне так поступать.
— Ты был прав. Именно это мне и требовалось, чтобы сделать решительный шаг.
— Вот почему я привез дрова и продукты… Подумал, это самое малое, что я могу сделать. Вам понадобится еще молоко…
— А не могли бы мы получать молоко каждый день?
— Если кто-то будет за ним приходить.
— Конечно — я или кто-то из детей. Я сразу не поняла, но через поле здесь идти всего пару минут.
Они потихоньку пошли обратно к калитке.
— Дети тоже здесь?
— Миссис Томас пригласила их посмотреть котят.
Юстас рассмеялся.
— Они не захотят с ними расставаться, так что готовься! Эта полосатая проныра окрутила сиамского кота из домика у дороги, так что котята получились — глаз не оторвать, ты таких никогда не видела. — Он распахнул калитку, пропуская Вирджинию вперед. — С голубыми глазками и…
Он остановился, заметив поверх ее головы Кару и Николаса: дети медленно, осторожно выходили из амбара, прижав к груди сложенные ковшиком ладони и умиленно склонив головы.
