в любом случае – сам или с вами. Буду мешаться или помогать. Выбирай. И ты знаешь, что я – специалист широкого профиля.
– Да уж, широкого, – поджал губы Сёмин. – Но помнится, нас с предложением о том, чтобы перейти работать в наш департамент в своё время ты послал куда подальше. Отчего же вдруг такое рвение?
Я резанул по нему взглядом.
– Оттого, что это мой первый… выход… в мир. После. Ты понял.
– Скорее, в лужу, – задумчиво ляпнул Сёмин.
– Точнее не скажешь.
Шкафообразный опёрся локтями о спинку пустующего стула.
– Андрей Степанович, – мотнул головой в мою сторону, – он ведь профи… в интересующей нас зоне.
– Это да, – вздохнул Сёмин. Помялся ещё пару мгновений и махнул рукой: – Ладно. У нас цугцванг. В общем, что такое государственная тайна,ты знаешь. Подписку о неразглашении сделайте, – сказал он прямо в зеркало, а затем глядя мне в глаза: – Зная твои странности, я бы не стал с тобой сотрудничать, но обстоятельства…
Он пощёлкал что-то в ноутбуке и вновь повернул его ко мне:
– Смотри.
Увидел на экране фигуру с мешком на голове. Его стянули,и я узнал в ней Кнопку. В наручниках. Всю расхлыстанную какую-то. Волосы дыбом.
У меня дыхание перехватило. Ощущение, как бревном промеж глаз.
Нет, эмоции потом. Я превратился в уши и зрение. Ломанный английский и угроза господину Соколову. И голос мужика, который вчера орал про бомжа по телефону:
– Ты цела, Люба?
– Да, папа…
И в ответ угроза, от которой в мозгах поднялась нездоровая муть: «У вас два дня».
Значит,то был её отец. Видимо, он и «пробивал» по мне информацию. Не там копал.
– Твоё мнение? – навис сверху Сёмин.
– Ещё раз могу посмотреть?
– Даже десять.
Столько раз я и посмотрел, присматриваясь, прислушиваясь, разве что не принюхиваясь к экрану, ибо без толку. Вывод был неутешительный. Я глянул на часы, на время записи, в интернет в телефоне – свериться с догадкой:
– Это Иран.
– Почему ты так решил, Раф? – подсел ко мне Сёмин.
Ощущая, что у меня вся спина мокрая и холодная, я показал на бутылочку с синей этикеткой на заднем фоне:
– Во-первых, это местная вода. Этикетка на фарси. Я, кажется, такую пил, когда работал в посольстве шесть лет назад. Можно было бы предположить, что вода экспортирована, но вот тут, – я ткнул пальцем в ползунок на двадцать восьмой секунде. – Εсли вслушаться, ясно, что вдалеке поёт муэдзин. Обычно на Намаз созывают около десяти минут. Он только начал,и по времени это может быть Зухр. Для Фаджра и Восхода уже точно поздно, учитывая, что Люба в шесть сорок ещё была возле моего дома. Добавляем разницу по времени и всё сходится: – Я показал данные сайта о времени Намаза на текущую дату. – Это Иран.
– Круто, – вытаращился на меня шкафообразный.
Сёмин потёр ухо.
– Плюс, – пересохшими губами добавил я и попробовал увеличить видео, что бы чётче было видно кресло или диванчик, накрытый старым ковром. Я показал кончиком мышки на край перед бахромой. – Можно сделать вывод по типичному рисунку соколиной охоты, медальону в углу и кремовому фону, что это ковёр традиционный, ручной работы, сотканный в Тебризе. В других городах иные рисунки и узоры. Традиции персидских ковров не меняются сотни лет. А вот такую одежду могут носить как шииты, так и сунниты,и не только.
Я обернулся на шум. Εщё трое здоровых товарищей зашли в и без того тесное помещение.
– Ты не ошибся, Сёмин, толк есть, – сказал человек с невзрачным лицом, похожим на ящерицу.
Второй полоҗил передо мной стандартный договор о неразглашении:
– Подпишите, Рафаэль Маркович.
– Что ж, спасибо, – наконец, позволил себе улыбку Αндрей Сёмин. – Наши расчёты по времени полёта, даже с учётом возможных пересадок, тоже совпадают. #289208273 / 15-окт-2022 Мусоровоз отследили до грузового аэропорта. Соколову увезли по воздуху. Работа слаженная, ещё проверяем, как всё было. Работали профи.
– Они как будто намеренно указывают, где они, – добавил я, взволнованно вставая. – Если поработать над качеством изображения ковра, можно и подпись мастера расшифровать.
– Что совершенно оправданно , если принимать в расчёт ныне изменившиеся геополитические интересы на Ближнем Востоке, – с видом начальника произнёс третий, смуглый, тонкокостный, юркий на вид господин. – Благодарим вас, Рафаэль Маркович. На этом всё. Вы свободны.
– С кем имею честь? – всмотрелся я в него.
– Полковник Службы внешней разведки, Ерохин.
Я пожал ему руку и задержал на мгновение, взглянув пристально. Стальной взгляд небольших глаз – разведчиков со стажем можно именно по таким глазам отличать. Заглядывающим вглубь, впивающимся в подкорку. Раньше я боялся стать подобным. Точнее, отчаянно не хотел. На прошлой работе мы были двумя ведомствами, постоянно соприкасающимися, но работающими каждый по своему направлению. Не без трений и доносов. Но теперь деваться было некуда. Я крепко сжал руку полковника и сказал:
– Я бы хотел остаться. Я буду вам полезен. Я знаю тюркский, фарси, урду. Неплохо японский. Английский само собой. Испанский – мой второй родной язык. А главное – я работал в Иране и знаю эту страну.
– Мы будем иметь вас в виду, – вежливо ответил полковник. – Но в данном случае это работа оперативников.
– Я проходил спецподготовку в посольстве.
Сёмин усмехнулся:
– Раф, у тебя реально крыша поехала? При чём тут спецподготовка хренову тучу лет назад?
Я сжал кулаки, не собираясь сдаваться. Моя задача проста и однозначна. Теперь ясен вектор – оказаться в Иране, вытащить Кнопку. Самому – всё равно что искать иголку в стоге сена, у спецслужб больше ресурсов. Осталось настоять.
Противников я оценил. Обстановку тоже. Я перебил Сёмина, встав в устойчивую позу:
– Да, раньше я был слаб. Теперь другое дело. Если я захочу, я легко уйду отсюда. Без пропуска. И вы все не сможете меня удержать. В наручниках или без. Не верите? Испытайте.
Остальные с интересом уставились на меня, как на неведому зверушку. Сёмин покачал головой.
– Хочешь в больничку, к травматологу?
– А почему нет? Позовите Журова, – с улыбкой сказал полковник. – Одну секундочку, господин Гарсия-Гомес. Это будет занятно. Но вы не дойдёте даже до этой двери. Впрочем, давайте посмотрим. Ваша задача – просто выйти.
В комнату вошёл высокий молодой человек. Налицо хорошая
