Теперь понятно, почему часы недоступны.
Собираю всё необходимое в рюкзак.
Клинская, только будь там и не рвись в лес, иначе я тебя долго искать буду. А с твоей удачей ты ещё найдёшь себе на жопу приключения. Или встретишь кого-нибудь с когтями и клыками.
Отгоняю от себя эту мысль. Это будет конец...
Когда подхожу к машине, замечаю, что Юля подпирает спиной угол дома.
— Я с тобой...
— Вали домой, — рыком. — Ещё тебя не хватало там потерять.
— Прости... Я не подумала...
— Вот именно. Ты нихера не думаешь. Она одна там ночью. Она не привыкла жить рядом с лесом. Ничему жизнь не учит, — закидываю рюкзак в машину. — Ты же сама три дня провела в лесу. Не страшно было?
— Страшно...
— Вот и ей страшно. Может даже больше, — хватаю её за запястье и притягиваю к себе. — Она любопытная, а ты этим воспользовалась. Если с ней что-нибудь случится, я тебя лично придушу, — рычу ей в лицо и отбрасываю.
— Она говорила, что ты жестокий, — потирает руку.
— Это я ещё душка. Пошла нахуй домой! — крикнул на неё и сел в машину.
Мне плевать, что она дура малолетняя. Сдерживаться я не собираюсь. Меня прёт от злости — гремучая смесь для моего мозга. И сейчас меня лучше не трогать. Могу и дров наломать.
Половину пути до места можно проехать на машине — местность позволяет. Но дальше приходится идти пешком. Деревья становятся гуще.
Поеживаюсь от прохлады и накидываю на голову капюшон от куртки. Вторая для Маши в рюкзаке. Не думаю, что она взяла с собой тёплую одежду.
Надеюсь, что у неё хотя бы вода есть.
Блядь, Клинская, найду — ремня получишь.
Прислушиваюсь всю дорогу, выхватывая в темноте тени. Но это звери или птицы. Недовольно фыркают или кричат.
Чуть не наступил на ежа. Цапнул меня за ботинок. Хорошо не за ногу, пришлось бы ещё уколы от бешенства делать. От диких что угодно можно подхватить.
Спотыкаюсь об корень сосны, незаметный под слоем хвои.
— Твою мать! — разминаю ушибленную ногу, присаживаясь на землю.
Внутри гложет сомнение, что Маша сидит у Полоза и дожидается, что её сейчас найдут. Звериная чуйка какая-то. А она меня никогда не подводила.
Добираюсь до места. Тихо. Только совы ухают.
— Маша!
В ответ молчание.
— Маша!
И опять ничего.
Просматриваю всё. Но темно, сука, даже фонарик не спасает.
Кричу ещё несколько раз, но безответно.
Да нет её здесь... Рванула куда-то в приступе паники.
Но куда? Ночью искать бессмысленно. Надо ждать восхода и искать следы.
Почти час ночи. Светать начнёт где-то через два с лишним часа. Немного времени осталось.
Вряд ли Клинская ночью бродит по лесу. Забилась где-то. А значит, есть шанс выйти на её след утром.
Ставлю будильник на телефоне и, прижавшись к камню, пытаюсь отрубиться хотя бы на час. Нужны силы для поисков. А у меня бессонные ночи...
У Клинской тоже... Значит, недалеко её батарейка "сдохла".
Не получается уснуть. Мозг рисует картинки одна страшнее другой. То она на медведя нарывается, то в капкан попадает.
Найду и увезу нахрен подальше отсюда. Домой... В каменные джунгли... Там хоть маячок работает.
А ещё лучше на море. Хочу только вдвоем — она и я.
Начинает светать. Пью, и отправляюсь осматривать местность.
Наследила. Искала эту чокнутую Юлю. А потом рванула на север.
Эх, Клинская, на восток надо было...
По её следам в самую чащу.
Глава 32
Улавливать следы там, где их нет очень сложно. Примятая трава или хвоя, сломанная веточка, сбитая роса… Но это Маша, и я просто обязан её найти.
Голова холодная. Эмоции сейчас только мешать будут, хоть они и пытаются прорваться наружу.
Иногда кричу, но без ответа.
Где ты спряталась, дурёха?
Не могла ты далеко уйти. Должно быть в тебе разумное зерно, которое подскажет, что тебя будут искать там, где потеряли.
Крутой обрыв вниз. Корни деревьев тянутся туда же. Кто-то здесь недавно взрыл землю ногами, пытаясь забраться обратно.
— Маша!
Чуйка подсказывает, что где-то рядом.
Сзади шорох. Иду на него. Никого.
— Машенька!
Кто-то хватает меня за ноги и тянет на землю, под корень дерева.
— Тшш... — затыкает мне рукой рот Клинская и кивает в сторону.
Там на упавшем стволе сосны сидит волк и смотрит на нас.
Знает, что она слабая и ждёт. Санитар леса хренов!
— Давно он тебя караулит? — почти беззвучно.
— Только светать стало. Он кровь чувствует, — показывает разорванные на коленях штаны, сквозь которые видны кровавые ссадины.
— Какого хрена тебе дома не сиделось, Клинская?! — ругаюсь еле слышно. — Мало приключений на твою задницу?
— Она обещала показать алтарь. А потом пропала...
— Юля? Вот ты доверчивая! Она тебя как соперницу решила устранить. Выберемся — поедем домой.
— Ты ещё выберись, Шолохов! Он подкрадывается! — смотрит на волка и вжимается в меня.
Одиночка... Молодой... Выгнали из стаи. Неуживчивый, значит, в коллективе.
Он не такой сильный, как матёрый, но сука, они более отмороженные, так как охотиться одному сложнее. А тут такая жертва, от которой страхом просто разит. Можно её высиживать, пока от отсутствия еды и воды сознание не потеряет. А там...
Осматриваюсь в поисках "оружия". Метрах в пяти хороший сук лежит, которым эту зверюгу можно огреть.
— Даже не вздумай, — шепчет Клинская, хватая меня за локоть.
— А что прикажешь делать? Сидеть и ждать? Он не уйдёт.
— Я боюсь...
— Выхода у нас нет...
Стянул рюкзак с плеч, взял шишку побольше и отдал Маше.
— Как скажу, кидай её туда, — показываю пальцем в противоположную сторону. — Это отвлечёт его на пару секунд.
Маша смотрит во все глаза. Ей страшно.
Готовлюсь к прыжку.
— Кидай!
Она бросает.
Волк отвлекается на шум с боку и даёт мне фору схватить сук.
А потом всё идёт не по продуманному мной плану. В этом и опасность одиночек. Мозг у них не коллективный и вожак не давит авторитетом. Он действует сам.
В один прыжок кидается на меня. Я только успеваю поднять палку перед собой и вставить ему в пасть. Рычит, вгрызается в деревяшку, пытаясь сломать.
Давлю, чтобы откинуть его от себя. Но он в агрессии, а это повышает силу. Зубы клацают почти у лица, слюна льётся на меня. Рвёт когтями мне одежду и кожу.
Терпи, Шолохов. Да, больно. Но он не остановится, и будет рвать дальше. И не факт, что только тебя.
Прилагаю неимоверные усилия, чтобы развернуть палку в его пасти. Хруст. Волчара взвыл и стал отпускать меня, а потом отползать в сторону, скуля от боли. Я сломал ему челюсть.
В одиночку он теперь не выживет, а в стаю обратно не примут. Выход — ложиться и умирать от голода.
— Валим отсюда, — протягиваю одну руку Маше, второй хватаю свой рюкзак.
Пока оба на адреналине успеваем убежать подальше от этого места. А потом силы покидают. Падаю на четвереньки. Бьёт кашель, воздух плохо проходит в лёгкие.
Машка рядом мокрая дрожит.
— В рюкзаке твоя куртка, — хриплю.
Она достаёт и с трудом натягивает на себя. Подаёт воду.
Бок горит. Там глубокая рана от когтей.
Блядь!
— Тебе в больницу надо.
— До неё ещё дойти нужно. Ты как?
— Нормально. Ссадины только, а так в порядке. Ром, он не побежит за нами? — трясётся.
— Нет. Я ему челюсть сломал. Сдохнет теперь... Долго и мучительно... От голода.
— Жалко...
— Серьёзно? Машенька, он ждал, когда ты отъедешь, чтобы тебя загрызть. А ты жалеешь...
— Он не виноват, что хищник и должен добывать себе пропитание.
— Ты блаженная, Клинская... — падаю на землю.
Ложится рядом и прижимается ко мне. Гладит по лицу.
— Мне было ужасно страшно...
— Мне тоже... За тебя...
