На въезде они попали в пробку, к счастью, очень быстро рассосавшуюся. Марго лихо выкручивала руль, а Максим пялился в окно, борясь с какой-то идиотской хандрой, нежданно подступившей к горлу, — то ли оскомина обманутого ожидания, то ли просто дома вокруг настолько самодовольны, что оторопь берет; но желтоватый камень в то же время притягивал, завораживал взгляд, и они вовсю катили по широким улицам на восток, увлекаемые этой тысячелетней ловушкой.
Марго показала ему здание кнессета, они миновали тенистый, хоть и не очень впечатляющий парк, и Банан вдруг увидел, как на месте самодостаточных домов образовалась стена.
Он понял, что они прибыли.
«Мазда» тащилась за малогабаритным автобусом, сзади ее подпирала другая машина, машины подпирали ее и с обоих боков, однако справа уже распростерлась зеленеющая долина, а слева высился на горе фантастический желтый город, совсем не тот, в какой они въехали минут двадцать назад.
У Максима перехватило дыхание, тоска улетучилась, а вместо нее явилось никогда ранее не испытанное чувство восторга — просто оттого, что он живет и наконец добрался туда, куда любому человеку надо попасть хоть раз в жизни — для того чтобы убедиться, что Бог есть.
Максим чувствовал присутствие Бога.
В знойном воздухе иерусалимского дня.
В ленивом дуновении ветра с востока. Из пустыни.
Он покосился на Марго.
Она продолжала крутить руль, только сняла очки, и ее темные глаза печально смотрели вперед через лобовое стекло.
— Приехали! — отметила она и добавила: — Вон там Львиные ворота.
— Не понял! — сказал Банан.
Марго объяснила, что в Старый город ведут восемь ворот, двое закрыты, Золотые и Ворота Ирода, Золотые совсем неподалеку, Гефсиманский сад тоже рядом.
— Один пойдешь? — спросила она.
— Да, — ответил Максим.
Тогда ты выйдешь через другие ворота, Мусорные, и там я тебя буду ждать. Не потеряешься?
Банан хмыкнул, надел белую туристическую кепочку от жары, взял бутылку воды, достал из сумки термос…
— Термос тебе зачем? — осведомилась Марго.
Он пристально посмотрел на нее, хмыкнул и положил термос обратно в сумку, как дурак промямлил:
— Береги эту штуку!
— Осторожней, — сказала Марго. — Тут Иерусалим!
Банан махнул ей рукой, вышел из машины, захлопнул дверь и направился в сторону Золотых ворот, мельком глянув на указатель, где было написано: Via Dolorosa.
Дорога скорби.
Уверенно пристроился в хвост малочисленной группке туристов богомольного вида: скорей всего, католики из Южной Америки; он может ошибаться, но все они такие смуглые, темноволосые.
И немолодые.
Прошел ворота и двинулся вверх, тщательно следя, чтобы табличка «Дорога скорби» не исчезла из поля зрения; та мелькала то на одном коричневатом морщинистом доме с узкими щелками окон, то на другом.
Припекало; Максим чувствовал, как напитывается влагой рубашка.
Отхлебнул воды из бутылки и двинулся дальше, прошел часовню Осуждения, у церкви Богоматери Страдания свернул налево и вновь оказался на Via Dolorosa.
Всюду были солдаты с М-16 в руках, начались арабские кварталы, Максим ускорил шаг, чтобы не отстать от латиноамериканцев, которые притихли и молились чуть не на каждую стену. Временами идти становилось трудно — дома настолько сближались, что разойтись было практически невозможно, и лишь откуда-то сверху, из щелей между крыш, светило беспощадное иерусалимское солнце.
Так он добрался до храма Гроба Господня.
Просто шел, шел и — дошел.
В очередной раз свернул налево, угодил в какие-то ворота и увидел большой мощеный двор.
Напротив ворот — вход в храм.
Но Максиму не надо было в храм.
Он ведь уже сказал Марго, что хочет разговаривать напрямую с Ним, а не с Сыном.
Сам не зная почему.
Он вышел из ворот и наугад побрел вправо, лавируя между сплоченных светло-желтых домов. Изнывая от жары, ощущая кожей непрерывное давление неба и солнца и желая лишь одного: как можно скорее выбраться из города, сесть в машину Марго и поехать на юг, к Красному морю, на встречу с чернокожим по имени Адамастор.
Великий город невзлюбил Максима; наверное, тот показался ему слишком суетным, наверное, Банану вообще не надо было сюда приезжать.
Максим сбежал по лесенке, еще раз свернул, преодолел ступенчатый подъем и очутился возле высокой, как бы вырастающей из земли стены, сложенной из огромных, плотно прилегающих друг к другу каменных глыб.
А над стеной, словно неотъемлемая часть неба, горел золотом купол с четко очерченным полумесяцем на верхушке.
Стена Плача и купол над скалой.
Вершина Храмовой горы.
Место обитания Бога.
Возле стены копошился народ — евреи молились а немногочисленные по нынешним временам, туристы стояли вокруг и проникались здешней патетической аурой.
Максим прошел между двух вооруженных секьюрити и направился к стене.
Он не знал, чего ожидать, он просто шел к стене, медленно, даже, пожалуй, торжественно.
Надежды, что Банана услышат, не было.
Будь Он настроен слушать, мир выглядел бы совершенно иначе.
Максим приблизился к стене вплотную и прикоснулся к выщербленному камню.
Стоявший рядом еврей с большой черной бородой и в кипе монотонно кланялся, и так же монотонно кланялся другой еврей, справа, с бородой седой, а не черной.
Максим прижался к стене лбом и почувствовал, как внутри сами собой возникают слова.
Возникают помимо воли и логики.
Максим просил Его о том, чтобы все в этом мире изменилось, чтобы друзья перестали исчезать бесследно, а женщины — торговать собой: пусть просто дарят любовь, ведь Он сам говорил, что любовь — главное. Максим просил Его сделать так, чтобы все были счастливы, хотя это и смешно, на самом деле смешно, очень смешно, но выполни же мою просьбу, почему моя сестра несчастна, почему исчез мой друг Палтус, что произошло с Ириной, да и Вера — помнишь Веру? Я помню все, все и всех, и все мы несчастны, где же выход, скажи?
Вдруг Банан ощутил опустошение, будто его выжали до капли. Он отстранился от стены и запрокинул лицо к безжалостному иерусалимскому небу. Ответа не было, Он не хотел отвечать; но Максиму стало необыкновенно легко, и он понял, что должен делать.
Точнее — продолжать делать.
Ибо все протекало так, как было заранее предначертано.
Надо просто вернуться к машине и ехать в Эйлат.
Он медленно отделился от стены.
Совсем рядом, наискосок, виднелись Мусорные ворота, снабженные турникетами; у входа и выхода стояли солдаты, Максим прошел сквозь ворота и отыскал «мазду».
