Десяти часов утра еще нет, а мы уже будем наклюканные.
— Темыч? Серьезно? А как же долбоящер, козлина, кретин в погонах?
За время наших отношений как она только Тёму не величала. И за глаза, и в них. Искры между ними было не меньше, чем между мной и им.
— Да жалко его что-то стало. Когда последний раз его видела, выглядел он как сусел побитый, — в переводе с Наташиного — суслик побитый. — Заросший, опухший, потасканный. Мне даже показалось, что похудел.
Блд. Не точно, но возможно, во мне еще что-то екает.
— Где ты успела его рассмотреть? Похудел, — передразниваю её.
— Как где? В квартире твоей.
У меня от удивления все из рук валится. Кусочки огурцов падают на раскаленную поверхность. Крышка электрогриля опускается. Если он стейк за пять минут до состояния гренки сжигает, то овощи. Но это мелочи, поем и горелое.
— Что он делал в моей квартире? — я ключи забирала, Артём отдал их спокойно. Опять придется менять замки.
— Цветы выкидывал, так хорошо, что мы с девчонками к себе успели часть утащить. Ой, — подруга осекается. Смотрит на меня внимательно, и до неё доходить начинает. — Ну, козлина же, а! Алён, я подумала, что ты сама его пустила, честное слово. Мало ли, женушка выгнала, — приподнимает одну сторону губ, кривится. — Ты же душа вечно добрая, особенно по отношению к нему. Я мимо проезжала, смотрю — свет горит в окнах. Вернулась, заехала. Он открыл быстро, выглядел неважно совсем. Пзд. Давай заяву на него напишем? Сто тридцать девятая, кажется.
Из меня смешок истерический вырывается. Заместитель руководителя следственного управления пойман за незаконное проникновение в жилище своей любовницы… Огонь новость была бы, но нет, воздержусь.
Щеки руками обхватываю, они пылают. Руки же наоборот ледяные. Как ты, Алёна Богдановна, докатилась до жизни такой? Мне уже даже не стыдно, скорее интересно, когда эта хрень прекратится. Который раз уже так, всё идет хорошо — хорошо, потом раз и Артём.
— Иди уже, выпей, расслабься, — Наташа мягко меня оттесняет. — Побледнела вся. Я сама с готовкой закончу.
Рефлексировать долго у меня не выходит. На кухню заходит наш мелкий блондинчик, в подаренном мною спортивном костюме. С одной стороны — мне приятно, с другой — у них в школе форма.
— Ты почему не на уроке?
— Приболел, — старается изобразить кашель, которого нет. — Медработник температуру измерила и отпустила меня домой, лечиться.
— И какая у нас температура?
— Тридцать девять, — выдает почти с гордостью. Как же дети легко палятся.
Батюшки! Да вы че? А что не сорок?
— Иди сюда, — встаю сама, подхожу к окну, и зову его подойти. В солнечном свете слизистые проглядываются хорошо.
Полминуты хватает осмотреть глаза и горло.
— Куртку снимай. Футболку можешь оставить. Руки подними.
Племянник мешкает, глаза бегает. Пытается придумать, как выкрутиться. Тем самым подтверждает мои мысли о том, что я увижу на его теле.
— Советую тебе поживее решаться. Или показываешь мне подмышки или признаешься. Я не шучу.
Играем ва — банк.
То, что я вижу в подмышечных впадинах, меня не радует.
— Это не ожог, аллергическая реакция. Что это было?
Марк молчит, взгляд потупил. Выглядит так, словно заплачет сейчас.
— Анафилактический шок более чем в двадцати процентах случае приводит к смерти. И я тебя, возможно, удивлю, но для того, чтоб он наступил не обязательно что — то есть, пить, или вводить в кровь. Достаточно местного воздействия. Все зависит от степени реакции организма, а они сугубо индивидуальные.
— Клей канцелярский. У меня на него аллергия. Насморк быстро прошел, я принял антигистаминное, но чешется очень, — плечом передергивает. — Я просто очень с вами побыть хотел, — проводит рукой по лицу, под носом.
Своей ручкой, пока небольшой мне сердце сдавливает до одури. Обхватываю его за затылок и к себе прижимаю. Макушку целую. Он тут же в ответ крепко руками обхватывает. Поднимаю глаза на Наташу, та тоже щеки стоит свои натирает.
— Сказал бы, я разрешила бы школу прогулять, — произношу, поглаживая его спину.
— Мама, — шмыгает и замолкает.
— Ой, ну с ней бы мы точно договорились. Пообещай мне, что членовредительством в отношении своего организма заниматься не будешь?! — отстраняюсь немного, держа его за плечи, в глаза заглядываю. — Никаких горячих пакетов из микроволновки подмышку, клея на кожу. Грифели есть тоже не надо.
— А они помогают? — здрасте, пожалуйста.
— Не все. Язык зато красят все. Таким как мы с тобой, и мама твоя, с химией играть не стоит, аллергия опаснее чем ты думаешь. Можно по итогу не успеть помощь оказать, просто напросто. Понимаешь?
Часто — часто кивает.
— Нат, накрой на троих. Мы пойдем, обработаем кожу пострадавшую и вернемся, — Туся в ответ на обеих руках указательные пальцы к большим прижимает, мол, будет исполнено.
Глава 37
— Перестань истерить. Пожалуйста. Марк — мужчина, пусть и маленький пока что, а ты ведешь себя с ним…, - подыскиваю слово корректное, сестра вед в положении, не хочется её до слез доводить, но слушать, как она третий час к ряду бедного ребенка трамбует, невыносимо.
— Да что ты там понимаешь! Умная такая, потому что сама не рожала, — Аня перебивает меня, воспользовавшись моей секундной заминкой. — А пара бы.
Внутренне я прикрываю глаза и вздыхаю. Столько лет прошло, а ей вё так же хочется показаться лучше меня. Н важно в чем, главное лучше.
Несмотря на затянувшуюся на годы паузу в нашем общении — я знаю её как облупленную. Несмотря на высокомерие и браваду, которыми пропитан ее голос, вывести её из себя могу одним предложением. Приходится одергивать себя. Беременные слишком восприимчивые (я то ого — го как хорошо это знаю, по себе). Ей может стать плохо, а зла я ей никогда не желала. Отворачиваюсь и продолжаю готовить.
— На твоем месте я бы уже призадумалась, — сестра продолжает искать ту тонкую грань, где мое терпение заканчивается.
Я бы на твоем месте тоже, милая моя. Ещё тогда, когда полезла в трусы к жениху своей сестры, за месяц до их свадьбы.
Возможно, мои мысли в глазах отражаются. Стоит мне только обернуться и посмотреть на нее — Аня тут же бледнеет, рот её приоткрытый захлопывается непроизвольно.
То — то же. Не стоит забывать — после контакта со мной, многих людей вскоре хоронят. Ты не становишься злым или бесчувственным, но контролировать себя и свои эмоции должен. Также очень сильно пригодилось то, чему я долгие годы у папы училась. Он феноменально умеет продавливать своей энергетикой. До него мне ещё далеко, но в спорных ситуациях, когда, к примеру, проводится несколько экспертиз и заключения экспертов разнятся, отстаивая свою точку зрения, в том числе в суде, ты пользуешься всеми доступными способами. Так что, какой бы принцессой ты не была в жизни, это остается ждать тебя за дверью бюро.
— Еще раз голос на Марка повысишь, особенно в присутствии третьих лиц — я тебе нос откушу. Поняла? — произношу настолько жестко и грубо, что она каменеет. Первые несколько секунд пытается понять, смысл сказанных мною слов.
Понимание приходит не сразу. Я успеваю пошинковать луковицу, и только потом она облегченно выдыхает.
Всегда было забавно слушать о том, что ребятишки из двойни обязательно должны быть сакрально — ментально — духовно близки. Ага, как же. Всегда.
Аня быстро ретируется. Ната дрыхнет, после «пижамной вечеринки». Марка родительница отправила делать уроки. А я, при всей своей нелюбви к кулинарии, уже несколько часов торчу у плиты.
— Мама тебя припрягла? — на кухне отец появляется. Подходит ко мне, целует макушку.
— Мужчина должен видеть, как его ждали, — цитирую дословно мамулю. — Нет ничего лучше, чем домашняя пища, — поворачиваюсь и смотрю на папу. В глазах моих — вселенская грусть.
Он смеется, заливисто.
— Так и есть, милая. Не куксись, тебе не идет.
— Я могла бы заказать. Никто бы не отличил. Это всё, — обвожу взглядом заставленную емкостями столешницу. — Не моё, — произношу манерно, затем уголки губ опускаю. — Кроме цвета волос у меня от мамы — ничего.
