А потом Хелен добавила:
– Попытайтесь прийти ко мне. Нам нужно поговорить.
После этого разговора я совершенно потеряла покой. Кем могли быть эти таинственные незнакомки? Неужели Юди удалось организовать какую-то тайную операцию, чтобы вывезти меня и Махтаб из Ирана? Могла ли я верить этим людям? Достаточно ли они осведомлены и влиятельны, чтобы действительно помочь? Видимо, Хелен что-то насторожило, и поэтому она рискнула вызвать гнев Муди, но предупредить меня. Все это не укладывалось у меня в голове.
Несколько дней спустя, хмурым декабрьским утром, свидетельствующим о приходе тяжелой зимы, раздался звонок в дверь. Эссей открыла и увидела высокую стройную женщину, закрытую черной чадрой. Та сказала, что хочет повидать доктора Махмуди. Насерин пригласила ее в дом. Мы с Муди встретили ее у входа в комнату Маммаля. Хотя лицо ее было спрятано под чадрой, я могла с уверенностью сказать, что она не иранка.
– Я бы хотела поговорить с доктором Махмуди, – сказала она.
Муди оттолкнул меня и закрыл в комнате, а сам вышел в холл. Я приложила ухо к двери, чтобы услышать, о чем они говорят.
– Я – американка, – объяснила женщина на приличном английском языке. – У меня проблема: я страдаю от сахарного диабета. Не могли бы вы сделать мне анализ крови?
Она рассказала, что ее муж – иранец из Мешхеда, того самого города, куда Амми Бозорг отправилась в паломничество. Муж ушел на войну с Ираком, поэтому она временно поселилась у его родственников в Тегеране.
– Я действительно очень больна. Близкие не понимают, что такое сахарный диабет. Вы должны мне помочь.
– Я не могу сейчас сделать вам анализ крови, – ответил Муди.
По тону его голоса я поняла, что он пытается найти возможность. У него еще не было разрешения заниматься врачебной практикой в Иране, а тут пациентка обратилась к нему за помощью. У него не было работы, и ему пригодились бы деньги даже от одного пациента. Какая-то незнакомая женщина на прошлой неделе пыталась связаться со мной. Сейчас незнакомая женщина постучала в его дверь.
– Придите завтра утром к девяти часам, – сказал он. – На ночь ничего не ешьте.
– Я не могу прийти, потому что посещаю лекции по изучению Корана.
Подслушивая под дверью, я почувствовала фальшь этой сцены. Если она жила в Тегеране временно, как утверждала, зачем тогда записалась на лекции по Корану? Если действительно страдает сахарным диабетом, почему не соблюдает рекомендации врача?
– Оставьте мне свой номер телефона, – предложил Муди.
– Не могу. Близкие мужа не знают, что я пошла к американскому врачу. У меня были бы проблемы.
– Как вы сюда добрались?
– Заказала такси по телефону. Оно ждет меня.
Я сжалась и тихонько отошла. Мне не хотелось, чтобы Муди понял, что американка может научиться ориентироваться и передвигаться в Тегеране.
После ее ухода Муди до самого полудня был погружен в свои мысли. Затем он позвонил Амми Бозорг в Мешхед, чтобы спросить, не говорила ли она кому-нибудь, что ее брат – американский врач. Оказалось, что нет.
В тот же вечер Муди рассказал всю эту странную историю Маммалю и Насерин, не обратив внимания, что слышу и я. Он упомянул детали, которые вызвали его подозрение.
– Я знаю, что у нее под платьем был микрофон, – утверждал он, – знаю, что она из CIA.
Возможно ли это? Могла ли эта женщина быть агентом CIA?
Я была точно загнанный зверь. Но сейчас важно лишь одно – свобода для меня и для дочери. Мой мозг напряженно работал, взвешивая каждый факт, каждый разговор. В конце концов я пришла к выводу, что гипотеза Муди сомнительна. Женщина не была профессионалом, а потом, какой смысл CIA вытаскивать меня и Махтаб из Ирана? Была ли эта организация такой вездесущей и всемогущей, как ходили о ней легенды? Казалось невероятным, чтобы американские агенты могли много сделать в Иране. Ведь везде были агенты аятоллы, солдаты, полицейские и пасдары. Как большинство привыкших к опеке государства американцев, я переоценивала роль чужого фанатичного могущества.
Мне подумалось, что, вероятнее всего, эта женщина услышала о моей судьбе от Юди или Хамида. Но у меня не было возможности проверить это, так что оставалось только ждать, чем все это кончится.
Неуверенность рождала напряжение, но все-таки вселяла хоть маленькую, но надежду. Впервые я смогла убедиться, что мои далеко идущие планы начинают приносить плоды. Я сделаю все, что только в моих силах, буду разговаривать с каждым, кому смогу доверять, и рано или поздно я найду людей, которые мне помогут. Я понимала, что мне придется выверять каждый шаг, быть бдительной, принимая во внимание неусыпную слежку Муди.
Однажды, выйдя в магазины, я заглянула к Хамиду и сразу же позвонила Рашиду.
– Он не берет детей, – объяснил он.
– Позвольте мне поговорить с ним! – умоляла я. – Я могу нести Махтаб на руках, это не проблема.
– Нет. Он сказал, что не смог бы взять даже вас. Это тяжело и для мужчин. Путь, по которому он ведет, это четыре дня марша через горы. Вы не сможете пойти с ребенком.
– Я действительно очень сильная, поверьте, я выдержу, – сказала я, почти веря себе. – Я могу нести ребенка. Я справлюсь. По крайней мере, разрешите мне хотя бы поговорить с этим человеком.
– Сейчас из этого все равно ничего не выйдет. В горах лежит снег. Зимой нельзя перейти в Турцию.
Заканчивался декабрь. Муди сказал мне, что я должна проигнорировать приближающееся Рождество. Он не разрешил мне купить подарки для Махтаб и вообще отмечать этот день. Никто из наших знакомых в Иране не признавал христианского праздника.
С окрестных гор на Тегеран спустилась зима.
Муди простыл. Однажды утром, вовремя проснувшись, чтобы отвезти нас в школу, он застонал, пытаясь подняться с постели.
– У тебя температура, – сказала я, коснувшись его лба.
– Это ангина, – проворчал он. – Если бы у нас были наши зимние пальто… У твоих родителей должно быть достаточно ума, чтобы выслать их нам.
Я не обратила внимания на эту смешную эгоистичную жалобу, потому что не хотела начинать ссору в тот момент, когда появился шанс получить еще какие-нибудь сведения. Причесывая Махтаб, я сказала как можно спокойнее:
– Порядок, мы можем сами ехать в школу.
– Ты же не знаешь, как поехать на такси, – сказал он.
– Знаю. Я ежедневно наблюдала, как делаешь это ты.
Я объяснила ему, что дойду до улицы Шариата и крикну: «Седа Зафар!». Это означает, что мне нужно такси, идущее в направлении улицы Зафар.
– Ты должна быть внимательна, – напомнил он.
– Я сумею сделать это.
– Хорошо, – согласился он и повернулся на другой бок.
Раннее утро дышало морозным воздухом, но меня это не беспокоило. Прошло много времени, пока возле нас остановилось такси. Я вынуждена была с опасностью для жизни выйти на проезжую часть и почти стать перед машиной, но зато добилась результата. Значит, я сумею помочь себе в Тегеране. Ведь это был уже шаг, приближающий меня к свободе, к возможности покинуть город и бежать из страны.
