из её глотки глухой крик. И толкнулся глубже. Ещё глубже.
Застонал снова, когда она подмахнула бёдрами. Тяжёлое дыхание заполнило тесное пространство в салоне автомобиля.
А он не может остановиться. Хочется глубже. В неё. До предела. До краёв, которых он почти уже не видит.
— Как ты? — Роберт взглянул на Дину, располагаясь на водительском кресле её автомобиля, — сама не своя какая-то.
Дина увела взгляд в сторону. Потухшими глазами уставилась на уличные фонари. Не глядя ни на мужа, ни на соседний внедорожник, который плавно сдвигался со своего места.
— День сегодня безумный был. Я толком не ела, — передёргивает плечами и устало трёт глаза, совершенно не заботясь о макияже. О каком макияже сейчас вообще может идти речь? — наверное, поэтому изжога началась?
— Таблетка не помогла? — его рука скользит по женскому бедру, задевая большим пальцем разрез на юбке.
Дина морщится и опускает голову, прикрывая лицо волосами.
— Помогла, — кивнула растерянно, — просто не сразу.
— Что твоя Надя хотела? Чего ей не спится? Ночь уже на дворе... — запричитал Роберт, выезжая со стоянки вслед за автомобилем Марата.
— Она свободная девушка. Почему она должна спать в это время?
— Но ведь ты не свободная! — возмущается Роб, оглядываясь на жену.
Надя... раздражает его до коликов в животе. В том-то и дело, что этой идиотке уже давно пора замуж. Только вот её никто не берёт. Оно и понятно. Тут ясновидящим быть не нужно, чтобы понять, что эта девица из себя представляет.
— Роб, мы это уже обсуждали. Давай не будем заводить старую шарманку?
Дина устало вздохнула.
Чего он к ней прицепился? Что ему Надя плохого сделала?
На самом деле, подруга ей не звонила. Но вернувшись в зал один, и встретив вопросительные взгляды родственничков Дины, Марат не придумал лучшего оправдания, чем ляпнуть, что Дина разговаривает по телефону на улицу.
А ей просто нужно было время.
Он видел слёзы, скопившиеся в уголках её глаз. Видел презрение в потемневшем взгляде.
У самого горечь в глотке стояла комом. Где-то внутри, под рёбрами саднило так, словно он проглотил колючую проволоку. Мерзко.
Больно?
Он не хотел признаваться даже себе в том, что это очень похоже на боль.
— Отпусти, — прохрипела, отталкиваясь от его груди. Движения её таза вновь взбудоражили его. А возбуждение, которое, казалось, только что поутихло, с новой силой закрутило узел в паху. Член дёрнулся внутри неё, а его пальцы с силой сжались на женских бёдрах, удерживая, — отпусти, я сказала!
— Дин, — Марат прильнул губами к её уху, — Дина... глупая. Останься...
— Марат, ты... — запнулась, когда его бёдра мягко толкнулись вперёд, — это ошибка. Большая ошибка. Я не должна была этого делать. И ты не должен был.
— Херня, Дин. Это всё такая херня, — на выдохе. Зацепил зубами мочку её уха, языком играя с серьгой, — перестань обманывать себя. Что ещё тебе нужно, чтобы понять, что ты его не любишь?
Раскачивал её на себе, наслаждаясь тем, как соприкасается их кожа. Как она нехотя выгибается, подставляя оголённую грудь.
— Я люблю его, — закрыла глаза, опуская голову. Пряча лицо. Пряча глаза, в которых сейчас наверняка можно было много прочесть.
— Ваш брак — ошибка. Как ты не понимаешь? Почему боишься признать это? Господи, девочка моя... что тебя держит? Я действительно не понимаю...
— Ошибка... — внезапно подняла голову, пересекаясь взглядом с чёрной бесконечностью, — это ты, Марат. Я говорила тебе, что это больше не повторится.
Шептала дрожащими губами. Чувствовала скрежет в груди. Хруст. Боль.
Понимала, что будет больно. Знала. Знала, что нельзя идти у него на поводу. Но оказалась настолько слаба, что теперь ей ещё долго предстоит расхлёбывать то болото, в которое она погрузилась.
Дура... какая же ты дура, Дина.
Она видела, как зашевелились желваки на его щеках. С шипением втянула раскалённый воздух, когда его пальцы сильнее прежнего стиснули её плоть. Синяки. Они точно будут.
— Жалеешь? — убийственно-спокойно произнёс одно слово, а у неё от стальных ноток в его голосе, задрожал подбородок.
— Да, — так тихо, что можно было и не услышать. Но её губ было достаточно, чтобы понять, — я прошу тебя, Марат? Если моё имя для тебя не пустой звук... отпусти меня? Прямо сейчас...
Не двигалась. Это было опасно. Риск быть замеченными возрастал с каждой секундой. Этот страх забрался под кожу, вспарывая вены и сливаясь с кровью, что текла в её жилах.
Марат смотрел на неё несколько бесконечных секунд...
Она просто напугана. Это нормально. Всё так и должно быть.
Не дави, Марат. Сейчас уже не надо.
Отпусти. Дай ей переспать с этими мыслями. Дай ей время смириться с тем, что она сделала.
Но... чёрт! Руки отказывались слушаться. Ощущение её шелковистой кожи под его пальцами... ощущение тугих стенок, обволакивающих его член. Её губы. Так близко, мать вашу!
Она ждала. Кусала нижнюю губу и не отводила от него своих глаз. В темноте они казались чёрными.
Ещё... ещё немного. Вот так. Кожа к коже. Горячо. Сладко. Остро.
— Марат? — его имя, произнесённое в тишине... и он ослабляет хватку.
Приподнимает её над собой, помогая слезть ей со своих бёдер. А сам сдвигается в сторону, уступая ей место.
— Секунду, — он поднимается и, перегнувшись через подлокотник-бокс, тянется к бардачку, — возьми, — протягивает Дине упаковку влажных салфеток, — если хочешь, я помогу.
— Выйди, — резко отвечает, перехватывая пачку и стискивая её в своих побелевших пальцах, — выйди, я прошу тебя!
Подступающая истерика пугала не меньше остального. Густая и тягучая ненависть внутри, будто смола, растекалась под кожей. Она пропитывалась, оставляя грязную сетку на руках. На всём теле!
Дина дождалась, когда Марат покинет душный салон, и бросила пачку с салфетками в закрытую дверь. Молча уставилась в стекло, сквозь которое видела его, прикуривающего сигарету и выпускающего дым в ночной воздух.
Всхлипнула. Снова.
Грязь. Она такая грязная. Это не отмыть.
Закрыла лицо ладонями и тихо завыла, теряясь в своём отчаянии.
Хотелось ущипнуть себя и поверить в то, что всё это оказалось плодом её воображения. Но Дина до сих пор чувствовала в себе судорогу, передавшуюся от него к ней в момент разрядки. Чувствовала его губы, обхватывающие сосок и втягивающие его в рот. Острые зубы, которыми он прикусывал тугие горошинки.
Сон...
Нет. Явь. Обухом бьющая по
