девушка морщится от боли, встряхиваю.
– Говори, говори все, что ты хотела сказать.
– Я только…
– Я, сука, кому сказал – говори! Что ты знаешь про нее? Что знаешь?
– Эй, эй, Покровский, полегче! Ты чего разбушевался?
Савелий выхватывает Светлану из моих рук, та плачет, закрыв лицо руками, а я совершенно равнодушен к ее слезам.
– Что вообще здесь происходит? Какого хрена все что-то знают, кроме меня? – кричу, смотрю на Савелия.
– О, наш предводитель хочет знать, что происходит? Только сейчас? Пришло время прозрения, снять завесу страсти?
– Сава!
– Хорошо тебя твоя маленькая шлюшка обработала? Ничего не видел и не замечал, везде таскал ее с собой, но делал вид, что скрываешь.
– Что ты несешь?
– Я сейчас пытаюсь донести до твоего сознания правду и уже прекратить эту скорбь и поиски той, что залезла тебе под кожу и сварила мозг. Вот, это ее телефон, спецы проверили, несколько файлов, скрытые телефонные номера.
На гладкую полированную поверхность рядом с моим Сава кидает телефон Арины, я сам его ей купил, в нем был лишь мой номер и одно фото, она сама показывала. Позвоночник леденеет, сердце бьется реже, я сам задерживаю дыхание.
Нет, все, что говорит Сава, этого не может быть, но я сам отдал ему ее телефон, не посмотрев, что там, сам попросил проверить, может, есть какая-то зацепка: звонки, угрозы, сообщения.
– Смотри сам, Света, ты как? Все нормально? Иди попей воды.
– Нет, пусть останется, я с ней еще не закончил.
Практически онемевшими пальцами снимаю блокировку с экрана, захожу в галерею, там десять изображений, девять из них – фото документов, тех, которых не должно у нее быть, а десятое она сама – селфи.
Распущенные волосы, легкая улыбка, в глазах туман, обнаженные плечи, влажные, мной зацелованные губы. Оно было сделано четыре дня назад, как и другие фото, но по времени они сделаны днем, а ее селфи – ночью.
– Забавная девчонка, да? А я говорил, что она не простая и появилась именно тогда, когда надо.
Откладываю телефон, самого начинает разрывать изнутри, нет, мозг еще отказывается верить, оно слушает глупое сердце, которое любит ее. Любит эту девушку с облаком рыжих непослушных волос, с веснушками на носу, с серо-голубыми глазами и запахом солнца ранним утром в конце лета.
– Вышли все.
– А ты не хочешь узнать, как она так ловко шерстила в твоих документах, как залезла в компьютер Светланы? Вообще, чья она такая талантливая актриса и как сучка хорошо сыграла, надавив на твою жалость?
– Пошли все вон, я сказал!
В стену летит поднос с едой, звон битой посуды, Света вздрагивает, выбегает из моего кабинета первой. А вот Савелий продолжает стоять, лишь сверлит меня взглядом, а мне хочется кого-нибудь убить.
– Все еще хочешь найти ее? Найти и сказать «спасибо» за то, что Вадим в реанимации, что теперь надо ждать весточки от прокурора за те файлы по отмыву денег? За то, что мы этим подставляем других людей? Тихон, идет большая игра, если бы тебя просто хотели убрать, как мешающий элемент в новой системе, то убрали бы, но тут не все так просто. А твоя шлюха…
Сава не успел договорить, потому что ее никто не смеет так называть. Резкий взмах руки, четкий удар, в которой была вложена вся сила и злость, Савелий дергается, чуть не падает на пол, но удерживается на ногах.
– Сава, уйди, а то я могу потом об этом пожалеть, – цежу сквозь зубы, Кузнецов проводит языком по зубам, смотрит зло, сам бледный.
– Звонил человек Саида, вечером встреча, рекомендую подобрать сопли и привести себя в божеский вид.
Сава ничего никому не прощает, и этот мой удар еще вернется, чувствую это по его взгляду и гордо вскинутой голове. А мне плевать на все и всех.
Меня предали, это не первый раз, но больно так, словно вырезали сердце. Взгляд цепляется за яркий шарф, вот он, оттенок моей боли, хоть вешайся на нем. Но я приберегу его для другого случая и для другой женщины.
Арина
Снова пытаюсь унять головокружение, от деревянной стены по спине бежит тепло, кожа влажная, прикрыв глаза, просто сижу, вода в тазу под рукой. Не могу понять, каково мне сейчас: не так и хреново, приступов нет, а то, что голова кружится, это от сотрясение, так сказала женщина с прекрасным именем Серафима.
Постоянно думаю о Тихоне, мысли разные, больше не совсем хорошие. После моего исчезновения он мог решить что угодно, даже, что я просто сбежала, ведь я и раньше рвалась на свободу, даже паспорт теперь есть.
Но могла уйти разу, не проводя с ним этих недель. Не уходила, понимая: чем дольше с ним, тем будет больнее. Мазохистка чертова.
Но почему я даже не оставляла шанса? Шанса, чтоб остаться и быть с ним? Забыть прошлое, окунуться в эти чувства. И что дальше? Снова завесить от мужчины, быть ему должной? Жить в отношениях, построенных на сексе? Да, а может, к черту? И жила бы.
– Не время.
– Что не время?
От этой странной женщины можно свихнуться кукушкой, она порой такое скажет, что поверишь в экстрасенсов и колдунов, и ведуний.
– Не время тебе с ним быть.
Ну вот, опять порция мистики. Эти слова и фразы можно толковать как угодно, но мой мозг проецирует их на себя и ситуацию. Если честно, за эти три дня, что я здесь, уже устала удивляться и спрашивать, откуда она все знает.
– А с кем время быть?
Женщина стирает в тазу вещи, мы сидим в бане, не так жарко, я расслаблена, но что мне ответят, интересно?
Серафима поворачивается, смотрит в глаза, потом рассматривает мои татуировки, розы с шипами все так же опутывают руку и бедро, они часть меня, как и красные капли на них.
– Зря ты все это затеяла, девочка, все бы само разрешилось.
– Вы говорите загадками.
– Тебе так кажется.
– Послушайте, мне двадцать пять лет, десять из них я живу с мужчиной, – двигаюсь ближе, хочу, чтоб она меня поняла, чтоб перестала уже нести невесть что. – Да, будь я глупее, я бы радовалась, думая, что он меня любит, что это забота, но, черт возьми, это нихрена не любовь и не забота, это одержимость, болезнь. Это, мать его, натуральный абьюз, когда тебя ломают не физически, а морально. Когда ты должна жить по правилам и делать то, что считаешь нужным не ты. А еще, постоянный
