же присаживаюсь на краешек кровати и тру лицо.
Сжимаюсь вся. Горю. В промежности влажно, ногу на ногу закидываю. Какие эмоции из-за Макса опять! Они чувства мои на лоскуты порезали за каких-то пару минут. Ровно столько мы были в душевой.
Сама уже не понимаю, где любовь, где ненависть, где страсть, а где нежность? Ничего не понимаю!
Но нужно бороться. Не сдаваться ему так запросто, иначе будет все то же самое. Сейчас он меня хотя бы уважает.
Дышу так быстро, что запыхалась. Вскакиваю на ноги и хожу по комнате, туда-сюда хожу.
Член этот его дурацкий, эрегированный. Горячий весь. Я стискиваю зубы. Головой качаю. Он что, ожидал, что я ему дам вот так сразу? Едва пришел?
А как нужно было поступить? Что было бы, если бы разрешила?
Спустя некоторое время накидываю халат и выхожу из комнаты. Дома тихо. Я подхожу к двери спальни мужа, стучу. Сжимаюсь. Снова стучу. Тишина.
Тогда делаю то, что не делала еще никогда — толкаю дверь и захожу. Первое впечатление — и правда здесь холодно, комната ведь угловая. Даже обидно, я думала, это предлог для встречи.
Максима нет.
Но есть его мобильный на кровати, экран горит. Я быстро оглядываюсь по сторонам, произношу негромко:
— Макс? Ману, я нагрубила, хочу поговорить.
Тишина.
— Ну твое поведение тоже… такое себе!
Подхожу к ванной — вода шумит. Он… эм, зубы чистит? И тут со мной что-то неправильное случается, видимо это деревенская сущность вылазит, иначе объяснить не могу, почему глаза заволакивает туманом, а совесть выключается.
В следующую секунду осознаю себя сидящей на кровати с телефоном мужа в руках и жадно пялящейся в экран.
Глава 20
Блокировка экрана не включилась, потому что на телефоне проигрывается длинное видео.
Сперва не понимаю: это что, фильм? Собираюсь свернуть, чтобы успеть пошарить в переписках и галерее. Волнение ускоряет сердечный ритм, совесть где-то там скребется беспомощно. Сколько времени я мечтала об этом, иногда, в бессонные ночи, за стенкой от мужа, готова была душу дьяволу продать за возможность посидеть в его телефоне! Чтобы убедиться, посыпать солью раны, выяснить, кто в его глазах лучше меня.
На следующем вдохе замираю. Глаза распахиваются, чтобы, как в сказке, лучше видеть. Как привороженная пялюсь в телефон, а на экране Максим тащит меня в свою каюту. Мы диковато хохочем, неуклюже заваливаемся на пол. Макс ловит, не давая впечататься лбом в ковер. Ржем. Поднимаемся, целуемся. Без остановки вульгарно целуемся.
У меня открывается рот. Столько чувств внутри красками взрываются — и сразу иглами под кожу. Да так, что та вспыхивает!
Не знаю, можно ли резко ощутить взросление. Всегда думала, что это медленный, скучный, неосязаемый процесс. Но сейчас будто пыльным мешком огрели.
Куда я, блин, влезла?!
Смотрю на себя со стороны — на взрослую женщину, жену, мать. На сформированную дылду девятнадцати лет, которая притаилась у мужа в спальне и трясется от счастья полазить по его мобильнику.
На котором сама!
Если бы Максим сделал так же, выяснил бесцеремонно, как я по нему тоскую, — впала бы в бешенство.
Быстро пересылаю себе запись и кладу телефон на кровать. В этот момент звуки душа стихают, и я поспешно выпрямляюсь.
Максим выходит из ванной, протирает волосы полотенцем, на нем только боксеры. Увидев меня, он останавливается. Торопливо перевязывает полотенцем бедра, как будто… стесняется. Словно не терся только что своим членом о мою промежность.
А мне неудивительно. Я настолько хорошо узнала мужа, что давно перестала поражаться сочетанию природной стыдливости и зашкаливающего тестостерона. Когда Максим не планирует секс, он до зубовного скрежета скромен. Истинный джентльмен.
— У тебя и правда холодно. — Обнимаю себя за плечи. — Капец!
Он бросает быстрый взгляд на мобильник, видит темный экран и успокаивается. Теперь моя очередь ощущать неловкость. Кажется, ему неудобно, что он пересматривал наш секс.
Щеки вспыхивают, и я растираю их, показывая, что холод дикий.
На самом деле, не настолько.
— Да, я не шутил. Ты что-то хотела? — Макс чуть приподнимает брови. Усмехается нагло. Вновь в образе засранца.
А у меня сердечко ускоренно бьется, я пытаюсь понять, что у мужа в голове происходит. Он сам-то в курсе?
— Попросить, чтобы ты больше не вламывался ко мне в душ, — говорю мягко. — Я испугалась.
— Меня? — Он прислоняется к косяку плечом.
— Ты ни разу так не делал раньше, а тут, после новости о моем свидании, вдруг приперся.
— Думаешь, это как-то связано? — вновь улыбается Макс. Загадочно.
Опускает глаза, позволяя пару секунд бесстыже его рассматривать, затем вскидывает — аж жаром обдает.
— Думаю, ты в ярости сейчас.
Он вновь смотрит в пол, улыбается шире. Не глазами, только ртом.
Максим улыбается, когда бесится, злится, когда ему плохо. Этому его научила политика. Улыбаться напоказ, когда фигово, — это и талант, и проклятие.
Я вдруг понимаю это, и волоски поднимаются.
— Я не могу тебя оставить без охраны, поэтому, пока ищу малому замену, потерпишь без свидания?
— Потерплю. Не спеши. Мы хорошо с ним ладим. Мне будет сложно привыкнуть к кому-то другому.
— Есть такая штука в шахматах, называется «вилка». Когда идет нападение на две фигуры разом, и что бы ты ни выбрал, исход так себе.
— Научишь меня такие ставить? — показываю ему все свои ровные тридцать два.
— Ты умеешь, малыш.
«Малыш». Хихикаю. Вот гад. Может, я и поставила ему вилку, но игрок он по-прежнему опасный.
— Во сколько мне завтра быть готовой?
— К семи. Я скину адрес.
— Как одеться? Скромнее, строже, вульгарнее?
— Чтобы все видели, что моя жена, топовая модель, в одежде не менее прекрасна, чем без.
— Окей… Тогда я оставлю Виту с Папушей, и Сёма меня привезет в город. Да?
Вообще не понимаю, зачем сказала «Сёма».
— Рискуешь. — Максим проходит по комнате, расстилает кровать.
Я пожимаю плечами:
— В нашей семье нормально путаться с подчиненными. Ладно, это все тупые шутки, у меня с ним ничего не будет, пока он на тебя работает. Иначе я саму себя отвезу обратно в деревню.
— Если берега потеряет, только скажи.
— Оборвешь малому уши?
— Оборву.
Я разворачиваюсь и ухожу, слыша краем уха, как Макс бурчит себе под нос: «Что-нибудь».
Забираюсь под одеяло, у самой сердце пылает, кровь бурлит. Проигрываю в голове наш диалог снова и снова, пропускаю сквозь себя интонации. Потом открываю видео на телефоне. Я ведь так ни разу и не посмотрела его полностью, не нашла достаточно смелости. Оно казалось вульгарным, пошлым, не тем, что может меня касаться.
Включаю ролик и
