только и смотрится, что на такой тощей вешалке, как я, с широкими плечами. Хотя про грудь ничего плохого сказать не могу, благодаря кормлению она идеальна.
От самого бедра с левой стороны тянется разрез, который незаметен, когда стою ровно, но открывает всю ногу, если нахожусь в движении. У Папуши горят щеки от волнения. Это платье мне подарил бренд, в показе которого я участвовала, уже будучи беременной, пока живот был незаметен.
— Макс смотрит на других женщин, — объясняю Папуше. — На своих секретарш.
Когда иду к машине, внезапно вспоминаю Олесю, ее мини — как крик отчаяния — на приеме в честь дня рождения босса Максима. На миг холодею, но потом обрываю себя — я еду не провоцировать, а поддержать. Это другое.
Семён открывает дверь. Когда я вышла, он выбежал из машины. Это не внезапный жест, он всегда так делает в непогоду, а сейчас сыпет мелкий неприятный снег, но именно сегодня становится чуть неловко.
Забираюсь в салон, проверяю глаза — макияж в порядке. Семён усаживается в водительское кресло, и я вдруг ощущаю дискомфорт от его присутствия. Он как будто перестал быть энписи[2][Энписи — персонаж, который в компьютерных играх определяется программно. То есть фон игры.], став за сутки игроком. Тем, кого замечаешь.
— Фух, вот это погода, — болтаю, чтобы разрядить обстановку.
Семён бросает пронзительный взгляд через зеркало, и машина трогается.
Все эти люди, что будут на приеме, — чужие. Я не росла среди них, у нас нет общих друзей из университетов и тем для разговоров. Понятия не имею, кто они такие в большинстве своем.
Машина плавно движется. Я напряженно в окно пялюсь, не замечая, что за ним. На вечер настраиваюсь.
Быть непроницаемо приветливой, мягко улыбаться, отвечать вопросом на вопрос. Никому не отвечать прямо. Первой глаза не отводить. И уж тем более не опускать их в пол.
— Семён, а где мы? — спрашиваю, очнувшись. Оглядываюсь, навигатор на телефоне открываю.
— По дворам проедем, так короче будет. Из-за снега пробки. — Он снова бросает взгляд в зеркало, улыбается.
Я улыбаюсь тоже:
— Понятно.
— Если хотите опоздать, можно где-нибудь остановиться. Взять кофе. — Подмигивает. — Без проблем.
Качаю головой и усмехаюсь:
— И приехать к концу вечеринки? Заманчиво, знаешь ли! Так заметно, что нервничаю?
— Я просто тебя знаю. Выучил. Когда едешь с ним на встречи, ты всегда напряжена. А после — часто в слезах.
— Да-а?
Семён перестраивается в соседний ряд, вглядывается в дорогу, оставляя уточняющий вопрос без ответа.
— Надеюсь, дело в твоей подготовке, а остальные не в курсе моих истерик.
— Истерики для здоровья не полезны, — назидательно упрекает он. — Так что, сделаем крюк до кофейни? Всё в порядке.
— Максим обещал поговорить с твоим отцом.
— Он поговорил.
— О. Уже? Не страшно тебе тогда?
— Нет. — Семён продолжает без запинки: — Страшно тебя оставить. Мне придется поменять работу теперь, сама понимаешь.
Молчу. Не знаю, что на это ответить. Мне жаль, правда очень жаль, он хороший парень и ценный сотрудник.
— У меня есть квартира. Небольшая, но в нормальном районе. И дом в деревне, там бабушка с дедом, но они будут рады. Если тебя допечет, просто позвони.
— Допечет Макс?
— Жизнь эта. Не твое это все, ты хорошая девчонка. Простая хорошая девчонка, которую пафосные приемы и лживые люди ломают день за днем.
— Хорошо, Сём. Спасибо.
— И про твое обещание поужинать. Я не забыл, — упрямо напоминает он.
К ресторану мы подъезжаем внезапно, и правда выныриваем из какого-то переулка. Я застигнута врасплох: надо было позвонить Максиму за пять минут до прибытия.
Благодарю Семёна, он как обычно заверяет, что будет на телефоне, и я выхожу из машины.
Оставив верхнюю одежду и ботинки в гардеробе, в лодочках на шпильке взлетаю по лестнице. Максим встречает у входа в зал. Напарываюсь на его прямой взгляд и резко останавливаюсь. Сжимаю клатч.
— Опоздала? — выдаю, запыхавшись.
Показалось, Макс хмурый, да и в гардеробе больше никого не было.
Он чуть склоняет голову на бок, мгновение медлит, изучая меня.
Ну? Ну же!
Едва заметно одобрительно кивает, и я улыбаюсь. Идеальна. Он получил, что хотел. Присаживаюсь в комичном реверансе, забыв о прочем мире.
Максим протягивает ладонь:
— Когда леди пришла, тогда и вовремя. Идем?
— Леди пришла. — Вкладываю свою руку в его, теплую.
Он сжимает мои холодные пальцы, и мы направляемся в зал, битком набитый гостями.
— Каждый раз теперь переживаю, не сбежишь ли ты от меня с малым, — произносит Максим вполголоса.
Шутит? Наверное. На лице, правда, ни тени улыбки.
— Чтобы ты на радостях привел в мой дом Аду? — подкалываю в ответ. — Мечтай.
Он недовольно прищуривается, но улыбается шире.
— Смотри-ка, все на тебя пялятся, ждали. — Берет бокал шампанского, подает.
Я бросаю взгляд на время — м-м-м, а Семён точно срезал?
— Ты имеешь в виду, на нас пялятся?
— Я говорю то, что хочу сказать. Только ленивый не спросил, где моя жена. Ты неотразима, малыш.
Поправляю волосы и мягко улыбаюсь. Он тоже шикарно выглядит, просто невероятно. Словно в подтверждение мыслей к нам подходит фотограф и делает несколько снимков. Я делаю шаг к Максиму, принимаю более выгодную позу, чтобы смотреться с ним еще лучше. Оба улыбаемся сначала в камеру, потом друг другу.
Глаза в глаза. Гипнотизируем.
Следующие два часа проходят в непрерывном общении. Мы поздравляем именинника, я перебрасываюсь парой слов с его женой. Подходим к разным группам людей, сидим за столиком, пока идет программа, в том числе стендап.
— Слушай, шутки такие простые, а все смеются, — говорю я Максиму шепотом.
Он наклоняется ниже, чтобы расслышать.
— Вроде неплохо. Тебе не смешно?
— Мне да. Но я — это я. Тут ведь все такие важные. А тебе смешно?
Он поднимает ладонь и качает ею в воздухе. Хихикаю.
— Я немного в своих мыслях, — признается Макс. — Слушаю через слово. Слежу за тобой: если ты улыбаешься, делаю так же.
— О, отвечать за твое чувство юмора — большая ответственность, — выпаливаю восторженно.
— Да ладно тебе. — Он раздосадованно закатывает глаза.
— Нет, правда.
Зал вновь взрывается хохотом, и я оглядываюсь.
— Верить, что люди в дорогих костюмах обладают утонченным чувством юмора и вообще какие-то особенно мудрые, — мера оптимизма, — произносит Макс негромко. Делает глоток вина — Они смеются над теми же шутками, смотрят те же шоу по телику. И думают, конечно, в первую, вторую и пятую очереди о себе. Своем внешнем виде, своем желудке. И периодически о сексе.
— Все, кроме тебя? — подкалываю.
— Включая меня, разумеется.
— Значит, кроме меня.
