— И как нашлись?
Нас провожают к двухместному столику, стоящему чуть в отдалении от прочих. Пока мы листаем меню, официант приносит комплемент — крабовые пончики — для Авроры и традиционный бокал красного сухого для меня.
— А ты здесь явно часто бываешь, — замечает Аврора. — Так что с Надей? Как вы снова встретились?
— Она мне написала.
— Тебя нет в соцсетях.
— Зато есть мое фото и адрес моей компании. Она написала туда. Попросила пересечься, поболтать. У нее умер муж, денег не осталось, негде было жить. И я ей помог. Вся история.
Вся, пропитанная ложью насквозь. Но я скорее проглочу вилку, чем расскажу, кто Надя такая прежде, чем пойму, какую игру она ведет. Совсем скоро придет результат теста, и тогда что-то прояснится. А пока у меня все еще есть обязательства, наложенные Рогачевым.
— Почему именно ей? Думаю, желающих попросить денег вокруг тебя много. Ты ее еще любишь?
Вот же маленькая ревнивая девчонка. Аврора в этой ревности прекрасна. Как и в наслаждении, которое испытывает от нежнейших пончиков из крабового мяса с островатым кисло-сладким соусом.
— Мужчины, котенок, стараются забыть о среднем возрасте двумя путями. Либо заводя молодую жену. Либо ужасаясь постаревшим одноклассницам. А иногда делая и то, и другое.
— Тар-тар — это сырое мясо?
— Ага.
— Тогда хочу.
Я смеюсь: у Авроры очень кровожадно блестят глаза. Это намного лучше, чем холодное равнодушие. Я перегибаюсь через столик и даю ей глотнуть из своего бокала.
— А еще что-нибудь хочешь? — нарочито хрипло спрашиваю я, рассчитывая напомнить о том, как мы занимались любовью каких-то пару часов назад.
— На море хочу.
Теперь хихикает уже Аврора.
— Ты только что была на море.
— Оно холодное. Я хочу на то, где по-настоящему тепло. Где белый песок, бирюзовая вода, пальмы. Закаты, домики с выходом прямо к воде. Где никакого интернета, блогов, комментариев. Ни телевизора, ни телефона. Только природа и тишина.
— Ты осознаешь, что в таком месте нечего делать? Только еда, секс и погулять перед сном?
— Да, звучит здорово.
— Тогда поедем на море.
— Я же не сказала, что хочу поехать с тобой.
— Ты язва, Аврора Островская. Но знаешь, что самое забавное в тебе?
— М-м-м?
— Ты все равно оставила для меня один пончик.
Прежде, чем котенок отвечает, у меня звонит телефон.
«Алле, иди нахуй», — вот все, что я могу и хочу сказать сейчас звонящему. Но это может быть партнер или друг, будет неудобно потом перезванивать и возвращать обратно. Поэтому сначала я смотрю на экран.
Вот черт.
Надя.
— Извини, это по работе. Закажи мне стейк, я быстро.
К счастью, Аврора поглощена изучением десертов, и не замечает имя абонента.
— Слушаю.
— Здравствуй, Вить…
— Я немного занят, у тебя что-то срочное?
— Срочное. Вить, ты можешь приехать?
— Любую проблему быстрее решит охранник, который всегда дежурит внизу. Там, кажется, сейчас Илья. Позвони ему, пожалуйста.
— Я звонила, ты извини, что побеспокоила. Он не берет трубку, и я… мне нужно к врачу, Вить, я порезалась. Не знаю, что делать, не знаю, как вызвать врача и кому позвонить. Перед глазами все плывет. Мне больше некого просить…
— Порезалась? Сильно?
— Да, я такая дура, ты не поверишь! Думала, сделаю себе подарок. Купила шампанское. Хотела открыть банку с ананасами и нож соскочил… столько крови! Голова очень кружится. И она не останавливается.
У нее действительно слабый голос, и я сквозь зубы ругаюсь. Какого хрена охрана не ловит мышей?! Я определенно слишком отвлекся на баб и потерял хватку.
— Я вызову к тебе скорую и приеду. Если есть что-то рядом — ремень, веревка, резинка, шнурок, провод — наложи жгут. Не клади трубку, поняла, Надя? Я вызываю врачей.
Раз она еще способна говорить, кровь хотя бы не хлещет фонтаном, и это не артерия. Но неизвестно, какая там рана. Может, Надя просто боится крови, а может, потеряла ее столько, что счет идет на минуты. Я быстро отправляю в клинику экстренную смс с адресом и номером, и они обещают прислать машину через семь минут. Мне ехать двадцать.
Аврора уже ест свой тар-тар, когда я возвращаюсь. Она не видит меня и забавно намазывает на хлеб кашу из сырого мяса, каперсов и слайсов редиски, а потом, откусив, жмурится от удовольствия. Маленький кровожадный зверек. Железа ей, что ли, не хватает, что так кайфует от сырого мяса?
— Котенок, мне нужно уехать. Ненадолго, надеюсь.
— Серьезно? Сейчас? Уже ведь девять!
— Да, это срочно, а идиот, который должен за эту работу отвечать, пропал. Я быстро скатаюсь туда-обратно, вставлю там всем по самые гланды, удостоверюсь, что все живы и здоровы, и вернусь к тебе, ладно?
Со вздохом она пожимает плечами. С одной стороны Авроре явно не нравится, что я ухожу, с другой она еще не настолько смелая, чтобы мне (да и себе) в этом признаться. Я кладу на стол карту и кидаю ей сообщение с пин-кодом, чтобы она расплатилась по счету. Аврора открывает было рот, но передумывает спорить.
— Не дуйся, котенок, я всегда живу в таком ритме. Хорошо поешь и погуляй по магазинам. Тебе скоро понадобится новое платье.
— Зачем? — хмурится Аврора.
— Все тебе сразу расскажи. А как же интрига?
Я обхожу столик, чтобы ее поцеловать, но Аврора уклоняется и отговаривается шуточным:
— Я наелась чесночного соуса.
Хотя на самом деле мы просто отступили на шаг назад, и я даже не могу ее винить.
— Я скоро вернусь.
— А стейк?
— Попробуй сама. Они здесь божественные.
Времени на флирт, увы, нет, а ведь я строил на вечер такие планы! И ужин, и бутылочка вина, и бассейн. Почему каждый раз, когда задумываешь отдохнуть, случается какое-то дерьмище?
— Ты меня слышишь? — спрашиваю я, вернувшись к телефону.
Голос совсем слабый и тихий.
— Да.
— Как себя чувствуешь? Кровь идет?
— Идет. Холодно.
Твою мать. Надя… если ты сейчас умрешь, не дождавшись помощи, я свихнусь. И твоя дочь — вероятная дочь — узнает, что ее отец все время ей лгал, но с матерью познакомиться так и не сможет.
— Скорая будет через пару минут. Я тоже еду.
— Хорошо. Я так рада, что ты будешь рядом.
Когда я выхожу из ресторана и направляюсь в свою башню, к парковке, то ловлю себя на очень интересной мысли. Впервые в жизни, впервые за двадцать лет, когда я думаю о Наде, чувствую очень сильное раздражение.
26. Аврора
Вот уж не думала, что буду сидеть в ресторане, в гордом одиночестве, и беситься, что меня здесь бросил бывший муж. Тот самый бывший муж, которого я никогда надеялась больше не видеть. Как-то не получается убеждать себя, что секс — всего лишь секс и вообще я имею право на необременительные связи. Слишком много всего сказано, слишком много всего сделано, слишком много прочувствовано.
Бесит эта работа!
Или не работа?
Ладно, это уже паранойя. Ничего экстраординарного Островский не сделал. Папа тоже порой срывался посреди ночи или новогоднего ужина. Я понятия не имею, чем они оба занимались и чем сейчас занимается Виктор, никогда не интересовалась деталями бизнеса. То, что папа оставил дела зятю, не удивило и уж тем более не обидело. Но то, что он совсем ничего не оставил мне…
Ревность — противное чувство. Нет никаких причин думать, что с ужина его сорвала не работа, а Надя, но я все равно не могу отделаться от этой мысли. Но ведь не стал бы он сбегать к ней, едва заказав ужин, просто ради свидания? Я совсем не знаю бывшего мужа.
Надя. Это имя преследует меня. Так звали маму. Папа не держал в доме ее фотографий, лишь пару раз нехотя показал мне ее. Красивая, я на нее похожа. Мне всегда было интересно узнать о ней побольше. Кто она, женщина, чью смерть отец не мог мне простить? Давшая мне редкое и — будем честны — дурацкое имя.
Важное уточнение: мертвая женщина.
Поэтому думать сейчас о ней нет никакого смысла.
