могли бы пошалить.
— Ты идиот?!
— Да, видимо, раз не замечал, как ты кувыркалась с Камилем у меня за спиной целый месяц. И главное, как хорошо играла роль невинной овечки. Знала об Адель, путалась с Камилем, но продолжала печь мне пирожки и хвастаться спасением очередной жизни.
Его голос — низкий и вкрадчивый — отдается в моем животе какими-то спазмами.
— Отойди, пока я не блеванула.
— Детка, мы же еще можем все начать сначала. Простим друг друга. Давай попробуем. Камилю все равно кранты.
— Даже если ты последним мужиком на планете останешься, я не буду с тобой.
— Я, между прочим, когда-то спас задницу твоего Камиля. Это он меня в семью привел, с Адель познакомил, так что…
Из меня вырывается нервный смешок:
— Ты? Спас ему жизнь?
— Сомневаешься во мне?
— Так-то да, но теперь все встало на свои места. Понятно, почему у него рука не поднимается прикончить тебя. Камиль уважает доброе отношение к себе, дорожит близкими людьми. Хотя ни один из вас этого не заслуживает!
Я толкаю его и, к удивлению, обнаруживаю, что он поразительно хрупкий, слабый. Камиля бульдозером с места не сдвинешь, а на этого дунь — упадет. Бедному приходится за перила схватиться, чтобы не оступиться. И как я раньше этого не замечала? Сравнить было не с кем.
Обхожу его, обронив:
— Нос помажь и пластырь смени.
Как же короток путь от любви к неприязни. Каждый ошибается, но порой эти ошибки непростительны. Я не могу перешагнуть через себя, даже если Глеб действительно захочет все бросить, забрать меня и увезти на край света. Я всегда буду помнить то, в какой ад попала из-за него. И никогда не смогу на него положиться, в отличие от Камиля. Вот кому я доверю свою жизнь и ни на миг не пожалею.
— Доброе утро! — приветствует меня Азиз на улице.
— Где Адель и Роман? — спрашиваю я.
— Адель уехала на встречу с адвокатом, а Чех повез невесту в аэропорт. Тут такой скандал был. Не слышала?
Конечно, я слышала. Еще не рассвело, а со двора доносились истошные крики. Просто мне фиолетова личная жизнь Чеховского.
— Азиз, а куда отправили машину Камиля?
— Ту, что обстреляли? Вон, в гараже стоит. А что?
— У меня там телефон остался. Забрать бы.
— Ну так пойдем, — кивает он.
Я выхожу под накрапывающий дождь и туже укутываюсь в кардиган.
В гараже сразу загорается свет, едва мы входим. Машина стоит над ямой прямо в центре. Колеса уже сняты, крышки капота и багажника подняты.
— Пытаемся починить, — объясняет Азиз. — Камиль будет рад.
Хоть кто-то в этой семейке думает о нем!
Я залезаю на пассажирское сиденье и открываю бардачок. Среди салфеток, бумаг, зажигалок и вороха разных карточек нахожу свой телефон. Батарея, естественно, разряжена. Но думаю, найдется подходящее зарядное устройство.
— Спасибо, Азиз.
— Да не за что. Если еще чем-то помочь могу…
— Да, — соглашаюсь я. — Ты мог бы свозить меня в одно место?
— Слушай, Насть, — он чешет затылок, — ты извини, но когда ты появилась здесь, Камиль объяснил нам кое-какие условия твоего нахождения в семье. Если с ним что-то случается, то ты не имеешь права покидать виллу. Только с его позволения.
Господи, какой заботливый!
— Я не собираюсь ни с кем встречаться. Правда. Я просто хочу пообедать в ресторане дяди Наиля.
— А-а-а… Ну хорошо. Поехали. Я и сам с тобой покушаю, если ты не против.
— Не против, — улыбаюсь я.
Азизу этого достаточно, чтобы поверить мне, и через пятнадцать минут мы уже выезжаем со двора. По дороге он рассказывает мне о своих кулинарных предпочтениях, но я его почти не слушаю.
— У тебя, случайно, нет зарядки?
— А у тебя какая модель? — Он смотрит на разъем моего телефона и подает мне пауэр банк.
Просто прекрасно! Пять минут — и я уже могу запустить свое спасение. Только проку нет. Камиль все вычистил: сообщения, звонки, телефонную книгу. Снес все приложения, где могли храниться переписки с друзьями и коллегами. Оставил только номер мамы, который я и по памяти набрать могу. А вот с Варькой сложнее. Она меняет номер после каждого своего расставания с очередным парнем.
В соцсетях бы ее поискать, но у меня баланс на нуле. У Азиза не попрошу, боюсь, его отслеживают. В доме Чеховского тоже не рискну так палиться. Значит, надежда только на дядю Наиля.
Он встречает нас с распростертыми объятиями и первым делом спрашивает, где Камиль.
— Не смог приехать. Дела, — отвечаю я.
Дядя Наиль провожает нас к столику и велит, чтобы нас вкусно и сытно накормили.
— Насть, я в туалет схожу? Всю дорогу терпел, — говорит Азиз.
— Почему ты спрашиваешь? — пожимаю я плечами. — Иди, конечно.
Мне-то даже лучше. Любая минутка в одиночестве на вес золота.
Едва Азиз скрывается в темном коридорчике, как я подрываюсь из-за стола и бросаюсь к дяде Наилю, что-то объясняющему молодому официанту у дверей кухни.
— Мне нужно с вами поговорить, — заявляю я, озираясь по сторонам. — Только вы можете мне помочь, дядя. Пожалуйста.
Он кивком отсылает официанта и отводит меня в сторону.
— Что случилось, дочка? На тебе лица нет.
Я сую ему свой телефон.
— Возьмите. Там контакт «Мама». Ее зовут Надежда Васильевна. Свяжитесь с ней. Камиля обвиняют в убийстве, которое он не совершал. Вчера вечером его арестовали. Но я чувствую, что ни Адель, ни Роман не собираются вытаскивать его. У меня есть подруга Варвара. Ее брат юрист. У него хорошие связи. Пусть мама договорится с ними.
Дядя Наиль, внимательно и напряженно выслушав меня, убирает телефон в карман брюк.
— Все будет, дочка. Ни о чем не волнуйся.
— Это еще не все. Моя мама… — Меня душат слезы от осознания, сколько всего на нее свалилось из-за меня. — Она одинока. Она пережила много горя. Она находит счастье в мелочах. Вы не могли бы помочь ей? Кран починить, на даче виноград уложить, за грибами в лес свозить ее? Хоть что-нибудь? Я в долгу не останусь. Камиль хотел, но…
— Какой разговор, дочка?! — Он по-отечески гладит меня по плечу. — Подружимся мы с твоей мамой. Помогу ей по-мужски, не сомневайся.
— Спасибо, — бормочу я, взяв его горячую широкую ладонь в обе свои руки. — Спасибо, — повторяю, криво улыбнувшись.
— Ты вернись за стол, пока Азиз не увидел. Не вызывай подозрения. И за Камиля не тревожься. Вытащим. Сама голову никуда не суй. Откусят.
Я киваю, облегченно выдохнув. Не будет Чеховскому никакого ужина! Зря от невесты избавился. Я скорее яд выпью, чем свяжусь с ним. Без