на ногах еле держатся. Как и Фаза, которого, как и меня, зашвыривают в октагон.
Тюремщики курят, ржут, подшучивают, делают ставки. А я смотрю на корчащегося парня и окончательно убеждаюсь, что рука не поднимется драться с ним.
— Уберите пацана! — рявкаю я этим говноедам.
— Здесь условия диктуем мы! — шипят мне на ухо и толкают к Фазе. — Давайте, девочки, танцуйте!
— Браслеты хоть снимите.
— А вы в них попробуйте нас удивить! Хоть носами, хоть деснами долбитесь. Нам насрать! Главное — зрелищ. Или обоих вперед ногами вынесут.
Не скажу, что заключенные тоже ждут этих зрелищ. На нас смотрят с сочувствием. Ведь на нашем месте может оказаться любой.
— Ну, долго ждать, пока вы макияж поправите?!
Фаза поднимается сначала на колени, потом, пошатываясь, встает. Пацан лет на десять младше меня, но я все равно в выигрыше. За моими плечами столько пережитых кошмаров, столько передряг, из которых я умудрялся вылезать, что ему и не снилось. Я его двумя ударами уложу, даже сейчас, в виде котлеты.
Тюремщики продолжают шутить и ржать.
Сев, языком выталкиваю скрепку изо рта. Она падает между ног. Поднимаясь, подхватываю ее двумя пальцами и начинаю разгибать, обходя Фазу по кругу. Подозреваю, он уже давненько здесь. Много старых синяков, грязные лохмотья одежды.
Сколько же они тебя мучают, пацан?
Он даже не смотрит на меня, будто смирился с участью и просто ждет, когда я его добью.
Хрен им, а не такой кайф!
Для отвлечения их внимания ударяю Фазу головой в плечо, и он тут же шлепается на спину. Тюремщики ликуют, становятся веселее, развязнее в своих шутках.
— Ты извини меня, брат, — бормочу я, скрепкой ковыряясь в замке наручников. — Сейчас у них штанишки подмокнут.
Приподнимаю голову, взглядом выискивая самых внимательных. Многие заметили, что одна из моих рук уже свободна, и кивают мне в знак понимания.
Ну давайте, не подведите!
Зверем бросаюсь на ту сволочь, которой обещал язык выдрать. Никто даже сообразить не успевает, как заключенные, словно взрывной волной, с криками и рычаниями кидаются на тюремщиков.
Одним ударом ставлю тварь на колени, обезоруживаю и тычу дулом ствола ему в башку.
Зал стремительно погружается в хаос. Звенят ключи, наручники и цепи. Те, кто играл с нами, теперь стонут и хрипят, корчась на полу.
— Что-то мне подсказывает, что ваше заведение не совсем законно. — Я продолжаю держать ублюдка под прицелом.
— А ты пожалуйся. Поплачь на суде, когда приговор заслушивать будешь…
Шум перебивает скрип динамиков — противный и оглушающий.
— Асманов! — доносится сердитый голос следака.
Я задираю голову. Ну конечно! Камера в углу зала. Рукой ему помахать, что ли?
— Вели своим баранам сдаться! Или мы запустим в зал газ!
— До того, как мы надышимся, всех их перерезать успеем! — отвечаю я, не собираясь подчиняться этой канцелярской крысе. Хватаю свою жертву за шиворот и приставляю пушку к его виску. — А как тебе мои условия, господин следователь…
Не успеваю продиктовать их, как меня нейтрализует тонкий голосок медсестрички:
— Камиль… Что ты творишь?
Ася
На него смотреть больно. Даже на экране, где он размером с палец, я вижу каждую его ссадину. А лицо — просто месиво. Не понимаю, как он еще на ногах держится?!
Следователь отключает микрофон и говорит мне:
— Убедите его сдать оружие, или никто из них не выйдет из зала живым.
— Что вы за люди? — шепчу я онемевшими губами. — Разве так можно?
— С ними — можно.
Он снова нажимает кнопку. Я склоняюсь к микрофону, не представляя, что говорить. Как заставить толпу разъяренных заключенных сдаться? Я медсестра, а не переговорщик! Но сейчас от меня зависит больше, чем когда-либо.
— Послушайте. Я понимаю, многих из вас подставили. Я тоже попала сюда по чудовищной ошибке. Но там, на выходе, я собственными глазами видела, как троих заключенных выпускали на свободу. Отсюда есть выход. Но вернетесь ли вы к своим родным, зависит только от вас. Подумайте о своих родителях, сестрах, братьях, женах, детях. О друзьях. О тех, кто в вас нуждается, кому вас не хватает. С вами поступили несправедливо. Но вы не животные. У каждого из вас есть те, кто ждет, молится, любит. Ради них. Не ради себя. А ради них поступите сейчас правильно…
— Ты кто такая?! Заткните ее!
— Я тебя сейчас заткну! — рычит Камиль горластому.
Снова поднимается бунт. Следователь поджимает губы.
— Камиль! — Я рукой вцепляюсь в микрофон. — Ты мне нужен…
Кто-то выстреливает в камеру, и связь обрывается. Я вздрагиваю, уставившись на рябящий экран.
Боже мой, только не это.
— Готовить газ?
— Нет, — мотает головой следователь. — Берите штурмом.
— Подождите! — вскрикиваю я. — Дайте Камилю шанс! Он убедит их! Они его уважают!
— Анастасия, вы понимаете, что ваш Камиль запустил бомбу с часовым механизмом? Этих уродов уже ничем не остановить.
— А вас? — вырывается у меня с содроганием. — Чем вы лучше? Вы калечите их. Заставляете драться друг с другом, устраивая шоу. Что это за тюрьма? Она законная? Камиля должны держать в участке! Почему он здесь?
— Вы задаете слишком много вопросов, особенно учитывая вашу загадочную личность.
— Хотите получить ответы на свои вопросы, так будьте добры, ответьте на мои! — настаиваю я. — Поверьте, наш с Камилем адвокат уже занялся делом. Мы не задержимся здесь ни на одну ночь. Поэтому ваше время на исходе. Хотите сотрудничества? Тогда пойдите нам навстречу. Дайте ему шанс. Пожалуйста.
Следователь нервно потирает подбородок. Он замучен. Последние месяцы выдались, наверное, самыми трудными за все годы его службы. За таких, как Адель, очевидно, объявлена награда. Вот они и идут разными путями, лишь бы выслужиться перед начальством.
— Если через десять минут Асманов не сдастся, мы перестреляем их всех.
— Ему хватит пяти, — почему-то уверенно отвечаю я.
— Посмотрим.
Он отдает распоряжение, чтобы у дверей зала выставили конвой, а мне предлагает присесть на старый диван с потертой обивкой.
— Это же заброшенная загородная психбольница, да? — спрашиваю я, пока мы ждем.
— Как вы догадались? Вас везли в фургоне. А табличку с ворот и парадного входа давно сняли.
— Нас водили сюда на экскурсию, когда я училась в медколледже.
— Так вы врач?
— Медсестра. Хотя в последнее время чувствую себя на все руки мастером, — вздыхаю я.
— Обстоятельства заставили нас пойти на эти крайности, — отвечает следователь. — Когда еще у нас появится возможность пробежаться по горячим следам всех известных мафиози? Вы считаете нас извергами. Но эти твари куда хуже. Они отравляют нашу страну, общество. В том числе ваш Камиль.
— Может, у них
