Зевая, Илья протопал в ванную и пока чистил зубы, с интересом разглядывал висящее на веревке платье.
Стало быть, давешняя гостья еще не уехала. Он толком не знал, нравится ему это или нет. Настроение, впрочем, было отменным, и потому Илья благодушно решил, что просто не будет обращать внимания на ее присутствие. В огромном доме это несложно. Пусть себе гостит сколько влезет, вдруг у девчонки действительно проблемы с родителями, и здесь она на некоторое время от них спряталась.
Растрогавшись от собственного благородства, Илья взялся за бритву. Несмотря на то, что щетина была совсем юной, а в город он не собирался, и вообще, когда оставался дома, плевать хотел на свой внешний вид.
А вдруг придется срочно уехать в офис, подумалось ему, словно кто-то поинтересовался, зачем он бреется.
К тому же Илья надел новые светло-голубые джинсы вместо привычных, удобных до невозможности, свободных шортов. Ну да, да, не мог же он ходить, как расхлябанный подросток, если в доме чужие. Это же невоспитанно, в конце концов. Да и надоели ему эти шорты, право слово! В джинсах гораздо лучше.
Объясняясь с самим собой таким образом, он спустился на первый этаж. Дом по-прежнему казался притихшим, словно разморенный на солнце большой, добродушный пес. Илья особенно ценил это утреннее спокойствие, когда все уже позавтракали, мама перемыла посуду и теперь дремлет в гамаке, дедушка лениво перебирает в гараже свои драгоценные железки, бабушка играет с Данькой или совершает марш-бросок по магазинам, а малая бродит по двору, задумчиво хрумкая морковкой.
Можно усесться в одиночестве за столом в гостиной и поглядывать в окно на свое семейство. Можно прокричать что-нибудь бодренькое, утреннее, и в ответ услышать привычные радостные вопли. Можно выйти на веранду и попить кофейку, щурясь на солнышко.
Хорошо…
Интересно, а девица ударенная встала или нет еще?
Впрочем, что ему за дело? Надо поесть, вот что главное. Он зашел в кухню, и сразу из распахнутого настежь окна ударило по глазам спелое, июньское солнце.
Уф! Как же хорошо!
— У меня привычка в завтрак съесть яичко! — басом пропел Илья, раскрывая холодильник.
Слева от него за столом кто-то сдавленно хрюкнул.
— До-доброе утро, — сказала Женька, когда Илья обернулся и уставился на нее веселыми темными глазами, где нежились в солнечных лучах маленькие загорелые черти.
— Доброе! — воодушевлено согласился он, щурясь, словно Чеширский Кот. — А вы что здесь? Завтракаете?
— Молоко пью, — доложила Женя.
Илья чуть подвинулся в сторону, уклоняясь от яркого света. Перед глазами плыли разноцветные круги, и среди них выделялся один — золотистый, колючий, со вздернутым носиком и четкой линией рта.
Губы у нее, наверное, твердые и прохладные. Почему он так решил, непонятно.
— Будете со мной яичницу? — вежливо спросил Илья.
— Нет, нет, спасибо. Я уже поела. Это вот ваш дедушка мне молока принес, только что молочница приходила. Кажется, тетя Маруся, да? Очень вкусное у нее молоко! И сладкое, и такое…мм…
— Прохладное?
— Что?!
— Я говорю, оно теплое или наоборот?
— Наоборот. Вроде парное, только из-под коровы, а вот — холодненькое. Приятное такое, жуть!
— Так жуть или приятное?
Она растерянно замерла, вцепившись пальцами в край стола. Чего хочет от нее этот странный тип? За завтраком его не было, и Женька уж было подумала с облегчением, что он уехал на работу. Уточнить она стеснялась. Тем более что Ирина Федоровна снова завела речь о недельной вакации в их доме, так что Жене пришлось отбивать атаку и вяло искать причины, по которым она не может остаться. Причины бабушку и всех остальных не удовлетворили, семейство вообще готово было обидеться, и Женька принялась их успокаивать. И, в конце концов, радостно осознала, что плевали они на всякие расшаркивания, и ее ложная скромность никому не нужна. Можно вздохнуть, расслабиться и несколько дней пожить, как белый человек. Чужой жизнью, получается, ну и что?! Попробовать хоть кусочек изумительного, волшебного пирога счастья.
Вот только про хозяина дома она все-таки спросить не решилась.
Выходит, зря. Ни на какую работу он не уехал, и вот стоит перед ней в распахнутой рубашке и простецких джинсах, сверкает глазами и задает дурацкие вопросы.
— Я пойду, — выпалила Женька и пояснила развернуто, — пойду во двор, поиграю с Мариной в шахматы, она предлагала.
Он смотрел на нее с непонятным ожиданием.
— Бабушка с Данькой ушли на речку, — продолжила отчет Женя, — ваша мама вяжет на террасе, Виктор Прокопьевич, кажется, чинит машину.
— Он всегда ее чинит, — кивнул Илья.
Над верхней губой у девицы белели молочные усики. Он только сейчас заметил. А заметив, никак не мог отвести глаз. Неужели она не чувствует? Может, надо сказать?
— У вас…
— Что? — нервно вскрикнула Женя, не дав ему договорить, и лихорадочно ощупала халат.
Илья, рассмеявшись, махнул ладонью на уровне ее подбородка.
— Молоко осталось. Чуть-чуть, но видно.
Она машинально провела языком по губе. Он вздрогнул и отвернулся, мысленно чертыхаясь. Что, блин, за мысли с утра пораньше?! Это же не эротическая сцена с Памелой Андерсон, чтобы вот так бешено колотиться сердцу! Да никакие Памелы его не волновали сроду!
И мыслей-то в общем не было, вот в чем парадокс! Ни единой внятной, по крайней мере. Просто что-то промчалось в голове, обдавая нестерпимым жаром.
— Все? — завороженно спросила Женя.
Ей бы смыться отсюда по-быстрому. Или медленно и с достоинством. Но в любом случае, удалиться. Каждый разговор с этим мужчиной заканчивался неудачно. Мягко говоря — неудачно.
— Кажется, все, — с усмешкой констатировал Илья и вдруг, неожиданно для самого себя предложил, — подождите меня, пойдем играть в шахматы вместе.
— А… А Марина?
— Малая? Ей лучше удается футбол. Она с Герой мячик погоняет. Ну как?
— Что как?
— Пойдемте?
— Вы же еще не завтракали. Вы собирались яичницу жарить.
Он снова полез в холодильник, бесцеремонно повернувшись к ней спиной и загородив проход. Достал яйца, масло, сыр.
— Может, и вы со мной все-таки? — обернулся и снова уставился на нее, не мигая.
Женька обескураженно молчала.
— Вы мне сегодня нравитесь, — удивил сам себя Илья.
Ее не удивил. Ей просто некогда было удивляться. Она смотрела в немыслимую сверкающую темноту его глаз и не могла насмотреться.
В этой тьме была вселенная, и Женя с отчетливой ясностью поняла, что никогда и никому не заманить ее в другую. Никакая другая, кроме этой ей не понадобится.
Вот и все, подумала она. Никаких других объяснений тоже не надо.
