class="p1">Стоит дверям закрыться за спиной Ветрова, как мой наспех придуманный план летит ко всем чертям. Подобно астматику в разгар приступа жадно хватаю ртом воздух, но того катастрофически не хватает. Огромный кабинет Чертова мгновенно сужается до кроличьей клетки. Становится нестерпимо тесно и душно. Пальцы дрожат, отчаянно нажимая не те цифры, да и дата рождения Влада бессовестно растворяется в голове, когда моей шеи касается томное дыхание Савы.
Я что-то бормочу. Из последних сил держу оборону. Заставляю себя вспомнить, зачем заманила Ветрова к сейфу, но чёртова память беспомощно тает в лабиринтах запретного блаженства. Клянусь, что ещё немного и точно возьму себя в руки, а сама с каждой секундой всё ближе подбираюсь к точке невозврата.
Я ненавижу своё тело безвольное! Свою душу продажную, готовую за крохи шёпота на ушко простить Саве всё. Только разве такое прощают?
Слёзы отчаяния застят глаза, но им вопреки из груди сочится сладкий стон. Ноги слабеют, в ушах звенит, а тем временем Ветров продолжает выжигать поцелуями клеймо со своими инициалами на моём обезумевшем сердце.
— Ничтожество! Трус! — пытаюсь ухватиться за свою ненависть, но та лишь сильнее распаляет мучительный жар внизу живота. Порочный. Неконтролируемый. Запретный.
— Ты мне противен!
Господи, да я сама себе противна!
— Лживая дрянь! — видит меня насквозь Ветров и с каким-то глухим отчаянием мощным толчком впечатывает моё покорное тело в стену. — Так противен, что вся дрожишь в моих руках?
— Тебе показалось! — слёзы дерут горло, пока лечу в про́пасть. Ещё никогда я не ощущала себя настолько грязной и слабой!
— А так?
Исступлёнными поцелуями Сава снова доказывает обратное: моему падению предела нет!
— Я тебя ненавижу, Ветров!
Из последних сил стараюсь сконцентрироваться на главном, но туман в моём сознании становится всё более густым и опасным.
— А кого любишь? Осина своего? — взрывается Сава и, сам того не понимая, помогает моим мыслям обрести былую ясность. Осин, папа, Маруська… Их лица перед глазами лучше всякого льда остужают позорный пыл.
— Хороша любовь! Хуже ненависти! — учит жизни Ветров, видимо, совершенно позабыв про Марину. Лицемерный подлец! Меня так и подмывает уколоть его в ответ, но внезапно Ветров меня отпускает и отходит.
— От такой любви кони дохнут! — даже на расстоянии плюётся ядом. Впрочем, неважно! Прикрыв глаза, пытаюсь собрать себя по кусочкам и вспомнить, зачем вообще сюда пришла.
— Даже жалко Осина! – разрядом в двести двадцать Ветров окончательно проясняет моё сознание. Влад! Я цепляюсь за имя парня, как утопающий за соломинку, и начинаю по новой набирать заветный шифр.
— Не-на-ви-жу, — цежу сквозь зубы и вздрагиваю, когда пальцев касается холодный металл. Тяжёлый. Безжизненный. Опасный.
Я с трудом удерживаю в дрожащих ладонях массивный кольт. Прячу тот за спину и под агрессивное биение собственного сердца, так откровенно вопящего о моём безрассудстве, разворачиваюсь к Ветрову.
— Нана! — теребя короткие волосы на макушке, произносит Сава, а меня колотить начинает не по-детски. От взгляда его дотошного, пробирающего до костей. От правды, что сейчас, как никогда, близко. Но больше всего — от страха! Это только в мыслях наставить оружие на живого человека легко, на самом деле — практически невозможно!
— Доволен? — нервно смеюсь, убеждая себя, что иного способа вывести Саву на чистую воду нет. Но видит Бог, как непросто даётся мне этот шаг. — Добился своего?
— Нана, — повторяет Ветров, не переставая разрывать безжалостным взглядом мою трусливую душу в клочья.
— Не смей меня так называть, — срываюсь на крик. Правда, тот хрипит и всё больше напоминает беспомощный стон.
— Никогда не смей! — повторяю ещё тише.
Я слабая! Трусливая! Никчёмная! Я ищу в себе силы, чтобы заставить Ветрова говорить, хотя тот без зазрения совести пустил пулю в сердце Влада и отомстил моему отцу!
— Что с нами стало? — мотая головой, Сава делает шаг навстречу! Глупец! Неужели думает, что куплюсь?
— Не подходи! — верещу что есть мочи и, пересилив свой страх, навожу револьвер на Ветрова.
— Марьяна! — испуганно выдыхает Сава и, округлив глаза, замирает. — Ты чего?
— Я тебя ненавижу! — вытянутые вперёд руки гудят от тяжелеющего с каждым мгновением кольта.
— Опусти пистолет, девочка! — взволнованно бормочет Ветер, бегая взглядом от моего зарёванного лица к револьверу и обратно. — Не дури! — произносит он чуть спокойнее, а потом снова, наплевав на мои угрозы, ступает ко мне.
— Стой, где стоишь! Не подходи! — ору навзрыд, ощущая, как пальцы рук сводит от напряжения. — Выстрелю! Мне терять нечего!
— Господи, Нана! — Ветров делает паузу. Его глаза — калейдоскоп, заглянув в который успеваю уловить обломки самых противоречивых чувств. Здесь и страх, и жалость, и излишняя уверенность в себе. — Да что с тобой?
— Я всё знаю, — продолжаю удерживать парня на мушке и что-то отчаянно искать в его взгляде, как в старом сундуке на чердаке, но, кроме ненависти и отвращения, ничего не нахожу. Глупая, я до последнего верила, что со дна откопаю любовь…
— Я видела тебя! — звучу глухо. — И внедорожник твой чёрный…
Не знаю, что пугает меня сейчас больше: оружие в руках или правда, которая вот-вот выползет наружу.
— Это Чертова ты можешь держать за идиота! Меня — бесполезно! Признайся, Ветров, ты же всё это время был в России и никуда не улетал?
— Не улетал, — соглашается не раздумывая. Так просто, равнодушно, что всё внутри холодеет от его жестокости.
— Ты был на кладбище! — слёзы до боли царапают горло.
— Был, — кивает Ветров. — Не мог не прийти…
— Вдоволь насладился увиденным, верно?
— О чём ты? — мотает головой Сава, а потом снова начинает подходить ближе. — Мне очень жаль…
— Вот только не надо переигрывать! Дешево смотрится! — перебиваю сорванным от слёз голосом, а сама невольно пячусь к стене. Сейчас понимаю, что я не Ветров – никогда не смогу нажать на курок. — Отец был трусом, но даже ему хватило смелости признать свои ошибки. Ты же действуешь исподтишка! Грязно мстишь! По головам идёшь!
— Ты в своём уме, Свиридова? —
