– Мы по-прежнему можем болтать друг с другом, – произношу я. – Ничего не изменилось. – Это самая большая ложь, какую я когда-либо ему говорила, даже по сравнению с выдумкой о моей так называемой мертвой близняшке Марселле. До недавнего времени Джош считал, что у меня была сестра-близнец по имени Марселла, которая умерла от лейкемии.
– Хорошо, а то у меня такое чувство… У меня такое чувство, что ты меня избегаешь с тех пор…
Он собирается это сказать. Он действительно собирается это сказать. Я опускаю взгляд на землю.
– С тех пор, как Марго порвала со мной.
Я вскидываю голову. Вот что он думает. Что я избегаю его из-за Марго? Неужели мое письмо действительно так мало значило? Я стараюсь сохранить спокойное и стереть все бушующие во мне эмоции со своего лица, когда говорю:
– Я не избегала тебя. А просто была занята.
– С Кавински. Знаю. Мы с тобой давно знакомы. Ты одна из моих самых лучших друзей, Лара Джин. Я не хочу потерять и тебя тоже.
«Тоже» – вот камень преткновения. Все дело именно в этом слове, как раз оно меня и останавливает. Оно стоит у меня поперек горла. Потому что если бы он не сказал «тоже», то речь бы шла обо мне и о нем. А не обо мне, о нем и Марго.
– То письмо, что ты написала…
Слишком поздно. Я больше не хочу говорить о письме. Прежде, чем он успевает сказать еще хоть слово, я говорю:
– Я всегда буду твоим другом, Джоши. – А потом я улыбаюсь ему, что требует неимоверных усилий. Улыбка требует слишком много усилий. Но если я не буду улыбаться, то расплачусь.
Джош кивает.
– Хорошо. Так… так что? Мы можем снова тусоваться вместе?
– Конечно.
Джош протягивает руку и легонько ударяет меня по подбородку.
– Значит, завтра я могу подвезти тебя в школу?
– Да, – отвечаю я, ведь в этом-то и был весь смысл, верно? Иметь возможность вновь тусоваться с Джошем, не внимая на письмо, висящее над нашими головами? Просто снова быть его хорошим другом Ларой Джин?
***
После ужина я учу Китти стирать. Сперва она сопротивляется, но потом я говорю, что отныне мы будем выполнять эту работу вместе, поэтому ей лучше просто смириться.
– Когда зуммер выключится, это значит, что стирка закончена, и тебе сразу нужно вытащить белье, иначе оно будет мятым.
К нашему общему удивлению, Китти понравилось заниматься стиркой. В основном из-за того, что она может сидеть перед телевизором и спокойно смотреть свои шоу.
– В следующий раз я научу тебя гладить.
– Гладить тоже? Я что, по-твоему, Золушка?!
Я игнорирую ее слова.
– У тебя получится гладить. Тебе нравится точность и чистота линий. Возможно, ты справишься даже лучше меня.
Это вызывает у нее интерес.
– Да, возможно. У тебя белье после глажки почему-то всегда выглядит помятым.
После того, как мы с Китти заканчиваем со стиркой, идем умываться в ванную, которой пользуемся вместе. В ней две раковины. Марго пользовалась той, что слева, а мы с Китти дрались из-за того, кому принадлежит правая. Теперь она ее.
Китти чистит зубы, а я накладываю на лицо огуречную маску.
– Как думаешь, если я попрошу, Питер завезет нас завтра в «Макдональдс» по пути в школу? – спрашивает она.
Я наношу еще немного зеленой маски на щеки.
– Не хочу, чтобы ты привыкала к тому, что Питер заезжает за нами. Впредь ты будешь ездить на автобусе, хорошо?
Китти дуется.
– Почему?
– Потому что. Кроме того, завтра не Питер подвозит меня, а Джош.
– А разве Питер не будет в бешенстве?
У меня стягивает лицо от высохшей маски, поэтому я отвечаю сквозь зубы:
– Нет. Он не из ревнивых.
– А тогда, кто же ревнивый?
У меня нет хорошего ответа на этот вопрос. Кто ревнивый? Я размышляю над этим, когда Китти начинает хихикать надо мной и говорит:
– Ты похожа на зомби.
Протягиваю руки к ее лицу, но она уворачивается. Своим самым лучшим голосом зомби я произношу:
– Я хочу съесть твои мозги.
И Китти с криком убегает прочь.
Когда я возвращаюсь в свою комнату, то набираю Питеру сообщение, что за мной завтра не нужно заезжать. Но не пишу ему, что меня подвозит Джош. На всякий случай.
36
Сегодня в записке Питер написал: «Поедешь в «Тарт и Танжи» после школы?», а чуть ниже нарисовал два квадратика: «да» и «нет». Я отмечаю «да» и бросаю записку в его ящик.
***
После занятий я встречаюсь с Питером возле его машины, и мы отправляемся с его друзьями по лакроссу в «Тарт и Танжи». Я заказываю оригинальный замороженный йогурт с «Кэп'н Кранч»[9], клубникой, киви и ананасом. Питер же из лайма с дробленым печеньем «Орео». Я достаю кошелек, чтобы заплатить за йогурт, но Питер меня останавливает.
– Я заплачу, – говорит он, подмигивая.
Я шепчу:
– Ты ведь не собирался ни за что платить.
– Мои парни здесь. Я не могу выглядеть как дешевая задница перед своими ребятами. – Затем он обнимает меня одной рукой и громко произносит: – Пока ты моя девушка, ты не будешь платить за замороженный йогурт.
Я закатываю глаза, но не собираюсь отказываться от бесплатного замороженного йогурта. Ни один парень не платил за меня раньше. К этому легко привыкнуть.
Я собираюсь с духом, чтобы встретиться здесь с Женевьевой, но она так и не показывается. Думаю, Питер тоже удивлен, потому что постоянно поглядывает на дверь. Я все жду от Женевьевы логического завершения, ведь она до сих пор была угрожающе тихой. Она редко бывает в кафе во время обеда, потому что они с Эмили Нуссбаум питаются вне корпуса, а когда я встречаю ее в коридоре, то она фальшиво мне улыбается, не показывая зубы, от чего улыбка кажется еще более страшной.
Когда она собирается нанести мне ответный удар? Когда у меня будет мой момент «Джамила Сингх»? Крис говорит, что Женевьева слишком одержима своим университетским бойфрендом, чтобы беспокоиться обо мне и Питере, но я в это не верю. Я видела, как она смотрит на Питера. Словно он все еще ее.
Парни сдвигают несколько столиков вместе, и мы практически занимаем все пространство. Очень похоже на то, как мы с ними, громко обсуждающими предстоящую футбольную игру в пятницу, сидим в школе во время обеда. Думаю, я и двух слов не скажу. И я права, мне на самом деле нечего добавить. Так что я просто ем свой замороженный йогурт и наслаждаюсь тем, что не убиваю время дома, перебирая обувь в гардеробе или смотря с папой по телеку гольф.
***
Когда мы направляемся к своим машинам, Гейб говорит:
