Флейш сообщил это таким тоном, будто Дэн пригласил меня в какую-то забегаловку. Теперь-то я знала, что мой друг несет чушь. Вернулась к тексту выступления.
Флейшман смотрел телевизор.
Все вроде бы было в порядке.
Какое-то время мне удалось обманывать себя: никаких, мол, проблем. Перелет? Велика беда.
Сотни тысяч людей каждый день поднимались на борт самолетов, садились, пристегивались и добирались до места назначения без сучка и задоринки. Их самолеты не захватывали террористы. Они не взрывались в воздухе. В них не била молния, и они не падали на землю вместе с кричащими пассажирами. При приземлении порывом ветра их не сбрасывало с посадочных полос, и они не вспыхивали, как свечки, столкнувшись с другим самолетом или въехав в ангар.
Такого давно уже не случалось. И в прогнозе погоды ничего не говорилось об ураганах на Западном побережье.
Я не боюсь, не боюсь, не боюсь.
Утром, в день вылета, я была совершенно уверена в себе. Вместе с Флейшманом плотно позавтракала, по его настоянию наелась блинов («В самолетах кормят плохо. Тебя ждут четыре часа голодухи»). На дорогу я потратила слишком много времени и в Ньюаркском аэропорту успела купить только ручку и карточки для заметок в газетном киоске, где они стоили вдвое дороже, чем в Нью-Йорке.
Я смогла улыбнуться ухоженной сотруднице авиакомпании, которая взяла мой посадочный талон и направила к электронному сканеру. Полностью сохраняя самообладание, прошла по телескопическому трапу, «рукав» привел меня к самолету. Мой новый брифкейс из мягкой кожи, практически пустой, висел на плече.
Но потом я ступила на борт самолета, и ноги вмиг стали ватными. Меня приветствовала стюардесса. Мысленным взором я увидела, как ее выбрасывает из самолета через огромную дыру в фюзеляже. Мотнула головой. «Этого никогда не случится».
Очередь пассажиров медленно продвигалась по салону первого класса, кое-какие пассажиры — мужчины в костюмах — уже пялились на экраны своих «пауэрбуков» и пили «Кровавую Мэри». Я никогда не летала первым классом. Наверное, никогда и не полечу. И это хорошо. Потому что я слышала, что в случае катастрофы салон первого класса — наиболее опасное место. Я покачала головой. Бедные, бедные деловые люди с их ноутбуками и коктейлями. «Наслаждайтесь, пока можете, други мои».
Движение очереди замедлилось, когда я приблизилась к моему, тщательно выбранному месту (ближе к хвосту, у прохода). В салоне становилось душновато. В багажных ящиках над головой свободного места уже не осталось, и люди начинали заводиться. Кто-то попросил подушку, но стюардесса крикнула из хвостовой части, что подушек больше нет. С тем же успехом могла заявить: «Согласно нашей новой бизнес-модели ваш комфорт нас более не волнует».
Или: «Это летающая перевозка для скотины. Придется вам с этим свыкнуться».
Наконец мне удалось добраться до своего кресла. Господи, каким же оно было неудобным! Не следовало мне есть так много. Или надевать такую узкую юбку. Пояс врезался в тело.
Повезло мне лишь в том, что на втором кресле, у окна, уже сидела женщина. Так что не было необходимости вставать, чтобы пропустить ее. Я решила, что наилучший способ избежать мыслей о неминуемой катастрофе, которая трагически оборвет мою короткую жизнь, — с головой уйти в работу. Вытащила из брифкейса программу конференции и блокнот с моей речью.
— Я тоже туда лечу, — подала голос моя соседка.
Я оторвалась от блокнота. Она имела в виду Портленд? Мы все летели в Портленд. (Флейшман оказался прав на все сто. Это был единственный прямой рейс.)
Она ткнула пальцем в программку:
— Это я. Элисон Руни, из «Газели».
Я пригляделась к соседке. Лет сорока с небольшим, темно-каштановые волосы (судя по корням, крашеные), глубокие морщины у рта. Словно она двадцать лет поджимала губы.
— Я Ребекка Эббот. Из «Кэндллайт».
Темные брови сдвинулись у переносицы.
— Никогда о вас не слышала.
— Я там всего два месяца. Работаю у Риты.
Она закатила глаза:
— Ах, та бедняжка! — С губ сорвался смешок. — Разумеется, я люблю Риту, все любят, но она уже была редактором, когда я там работала.
— Вы работали в «Кэндллайт»?
— Все успели там побатрачить. А может, только кажется, что все…
В этот самый момент загудели двигатели. Опустились и зажглись маленькие экраны, на которых запустили видеоролик, рассказывающий о том, как вести себя в чрезвычайной ситуации. Я попыталась усвоить эту полезную информацию (хотя кому в истории авиации удавалось использовать сиденье как спасательный плотик?), но Элисон Руни не давала мне сосредоточиться.
— Вы знаете Марис?
— Кого? — Меня куда больше волновали кислородные маски. Как часто их проверяли? А если моя не опустится?
— Господи Иисусе! Если вы работаете в секторе «Пульс», то должны знать Марис Годфри.
Я порылась в памяти. Плохо увязывала имена с лицами, но была уверена, что никогда не видела имени Марис в списке сотрудников. Элисон настаивала, что такого быть не могло.
— Ах да! Она же теперь в НАЛ[52]. — Элисон пожала плечами. — Эта круговерть переходов. Поневоле забываешь, где теперь кто. А где вы работали раньше?
— Это мое первое место работы в издательском бизнесе.
— Но оно точно не будет последним!
Будет, если самолет упадет, а я не успею добраться до аварийного выхода. Слишком поздно я поняла, что следовало выбрать ряд в непосредственной близости от одного из аварийных выходов.
Самолет уже вывозили на взлетную полосу, и стюардессы проверяли, у всех ли кресел подняты спинки.
— А чем вы занимались раньше? — спросила Элисон.
— Ничего… то есть работала личным помощником. — Прозвучало не очень. — У писательницы.
— О, это интересно!
— Если на то пошло… — Самолет остановился, двигатели взревели. Сердце у меня лихорадочно забилось, дыхание прервалось, на верхней губе заблестели капельки пота.
Лицо Элисон Руни надвинулось.
— Вы в порядке?
Я быстро кивнула и попыталась улыбнуться.
— Взлет — это самое ужасное: всегда есть шанс попасть в воздушную яму, область разрежения, возникающую при взлете других самолетов. С фатальным исходом.
— Вы неважно выглядите.
— Все хорошо… все будет хорошо…
— У вас кружится голова?
— Немного мутит.
— Господи… — Голос, ранее такой уверенный, дрогнул. Элисон начала рыться в кармане на спинке переднего сиденья. — Черт побери, неужели они избавились и от гигиенических пакетов?
— Гигиенических?..
Я поднесла руку ко рту. С оглушающим ревом самолет помчался по взлетной полосе и оторвался от земли. Я тоже начала рыться в кармане, где лежали какие-то журналы и каталоги, но пакета не нашла. Как такое могло произойти?
