И этот самый момент самолет выбрал для того, чтобы чуть просесть, а потом качнуться. Возможно, он всего лишь поворачивал. Ложился на курс. Ничего особенного. Но мой желудок этого не знал. Меня бросило в жар, и я почувствовала, как плотный завтрак, которым накормил меня Флейшман, двинулся вверх по пищеводу.
— О нет, — простонала я.
Элисон Руни мгновенно оценила ситуацию и нашла выход.
— Сюда!
Схватила брифкейс из мягкой кожи, который лежал у меня на коленях, откинула клапан, вытряхнула все бумаги и ручки и широко раскрыла.
Понимаете? Я знала, что этот брифкейс очень даже мне пригодится.
Дельный совет: если вы неважный оратор и последнюю речь произносили не в средней школе, не слушайте тех, кто говорит, что выступать по бумажке — дурной тон. Не ограничивайтесь только перечнем тезисов на карточках. Провал гарантирован.
Я этого, разумеется, не понимала, пока не зависла над пропастью. Смотрела на тезисы, которые нацарапала на карточках, и пыталась понять, о чем, собственно речь. К примеру:
А. ДВИГАТЕЛЬ СЮЖЕТА!
А.1. «Тойота»
А.2. «Форд-пинто»
В какой-то момент — возможно, когда я сидела в номере отеля и пила водку из мини-бара, — слова эти что-то для меня и значили. Наверное, я хотела сказать, что сюжет — мотор истории. И если сюжет хорош — ты едешь, как в «тойоте». Он без проблем довезет тебя до конца. А вот сюжеты на манер «форда-пинто» наверняка заглохнут на полпути. Ха-ха!
Теперь же, испытывая легкое похмелье, слушая собственный дрожащий голос, который молол чушь, и глядя в глаза тридцати женщинам, я сильно сомневалась в благополучном исходе. Да уж, в отличие от прошлого раза, когда я повествовала о Латвии, слушатели не спали. Они не сводили с меня оценивающих взглядов. Хмурились. Сурово морщили лбы и сводили брови к переносице.
Передо мной сидели писательницы. А я стояла перед ними и рассказывала, как нужно писать! Я, не написавшая ни одного романа! Даже не пытавшаяся написать!
У меня никогда не было и автомобиля.
С каждым произнесенным словом во мне крепла уверенность: пора, давно пора смываться… то есть с этой трибуны.
— Если что-то непонятно… или непонятно все, я с радостью отвечу на ваши вопросы, — торопливо закончила я.
Вот.
На лицах моих слушательниц отразилось удивление, и я могла сказать почему. Некоторые даже посмотрели на часы. На речь мне было отведено двадцать минут, я же уложилась в шесть.
— Есть вопросы? — спросила я.
Тридцать пар глаз смотрели на меня. Вопросов не было. Эти дамы не спешили прийти на помощь.
Я не могла просто стоять и молчать.
— Разумеется, есть некоторые моменты… к примеру, не стоит начинать главу словами: «Прошло девять месяцев…»
В последовавшей паузе я услышала, как стрелка настенных часов отсчитывает секунды. Пот уже тек по спине.
— И не используйте поговорки, — выдохнула я.
— Подождите! — не выдержал кто-то из задних рядов. — Вы говорите «не используйте поговорки»? То есть мы должны не касаться целых пластов человеческой речи.
Зал загудел.
— Да, а что делать, если действительно прошло девять месяцев? — спросила еще одна писательница.
И когда я подумала, что мне ничего не остается, как с позором бежать с этой трибуны (и, возможно, бежать всю жизнь), над головами поднялась рука.
— А если ваш сюжет — «лексус»[53] и он все равно ломается? — спросила женщина.
Писательницы засмеялись, напряжение чуть спало. К сожалению, теперь они ждали ответа.
У меня его не было.
Дерьмо! Я сглотнула слюну.
— Я думаю, в этом случае… — Я посмотрела на дорогущие карточки, которые лежали передо мной. Вроде бы все тезисы уже использованы. Как же мне хотелось провалиться сквозь землю!
В голове царила полнейшая пустота.
— Ну… я бы сказала…
— Найди хорошего механика, Мэри, — пошутил кто-то.
Вновь смех. Но я подумала, что эта женщина своей шуткой бросила мне спасательный круг.
— На самом деле… — я старалась говорить как можно медленнее, чтобы использовать время по максимуму, — это правильно. Когда ты уверена, что сюжет хорош, но что-то не складывается, лучше всего проконсультироваться с толковым человеком. С тем, кому ты доверяешь. С людьми, которые первыми читают твое новое произведение. С лучшей подругой-писательницей.
Головы закивали. Впервые за десять минут. Наконец-то я сказала что-то вразумительное.
И вот тут, как по мановению волшебной палочки, мне открылась истина. Советы таких, как я, о том, как писать, этим женщинам не требовались. Конечно, существовали редакторы, лекции которых о сюжете они, раскрыв рот, могли бы слушать часами. Я к таковым не относилась. Во мне они видели всего лишь посланницу Нью-Йорка. И единственное, что я могла сделать, — дать новый импульс к работе.
Я глубоко вдохнула.
— Знаете, я могу стоять здесь до вечера и рассуждать о писательском мастерстве, но вы знаете лучше меня, что каждая история индивидуальна. Нет универсальной формулы — мы все это слышали, не так ли? Какая может быть формула для написания любовного романа? Люди постоянно задают этот вопрос.
Они ждали продолжения.
— Однако формула есть, только совсем не та, о которой думают люди. Формула — творческий потенциал писателя.
— Точно, — выкрикнул кто-то.
— Плюс преданность делу и целеустремленность.
Господи, я шла тропой Флейшмана. Но ведь срабатывало. Слушательницы кивали. В задних рядах кто-то даже захлопал.
— Плюс время. Вы понимаете, время, которое кто-то из вас выкраивает рано утром, до того, как дети уйдут в школу. Или поздно вечером, когда дети уже спят.
К концу часа вопросов и ответов, выложив практически все постулаты Флейшмана, я целиком и полностью завоевала их доверие. Они превратились в паству, я — в проповедника, из уст которого они внимали истине. Когда я сходила с трибуны, мне хлопали, улыбались. Несколько женщин подошли, чтобы поговорить.
Пожилая дама с короткими седыми волосами пожала мне руку.
— Это вас вырвало в самолете?
Пришлось признать, что меня.
— Воздушная болезнь.
— Дай вам Бог здоровья, — сказала другая женщина. — И полет был долгим.
«Он кажется особенно долгим после того, как ты забрызгиваешь завтраком соседку по ряду», — могла сказать я им.
— А потом вы смогли прийти сюда и произнесли такую чудесную речь!
«Чудесную речь»! От чувства благодарности я чуть не зарыдала. Писательницы, которые собрались вокруг меня, кивали и улыбались, я буквально купалась в волнах их любви.
