Замираю и почти перестаю дышать. Он может меня взять, даже не спрашивая разрешения. Я в его руках, топ с шортиками и белье — это не та преграда, которая способна остановить Талера. И когда я это представляю, хочется потрясти головой и зажмуриться. Потому что внутри все немеет, и я с трудом сдерживаю стон.
Я этого и боялась. Знала, что так будет, что он снова начнет действовать на меня вот так, магнетически, по животному. Два с половиной года я старалась избавиться от зависимости под названием «Тим Талер», и была уверена, что у меня получилось. Но стоило нам оказаться в одно постели, я понимаю, что ничего не изменилось.
— Доминика, моя сладкая девочка, — шепчет он, его губы щекочут шею, и мне хочется выгнуться дугой. Чтобы он поймал своими сильными руками и вжал в себя обратно.
Не шевелюсь, стараюсь выровнять дыхание, и чувствую, как он осторожно проводит рукой по волосам, пропускает их сквозь пальцы, а потом снова шепчет возле уха:
— Хватит притворяться, моя маленькая жена, я знаю, что ты не спишь.
Рывком встает и уходит в душ. Я сползаю с кровати, чувствуя себя воришкой, пойманным на месте преступления с ворованной булочкой. Конечно, он слышал, как я его гладила!
Заправляю постель — здесь нет горничных, здесь вообще нет прислуги, у нас также было с Алексом, и мне это нравится. А в душ я пойду к себе, здесь у меня точно на это не хватит духу.
Вижу на сушилке полотенце. Надо занести Тимуру, я слышу, как льется вода, значит он моется за ограждением. Просто повешу и уйду.
Вот только я не предполагала, что душ в ванной Тимура встроен безо всякого ограждения. И когда я вхожу, то застываю на пороге с полотенцем в руках, уставившись на моего теперь уже мужа как завороженная.
Его тело в самом деле стало рельефнее и крепче. Он стоит под струей воды лицом ко мне с запрокинутой головой, одной рукой упирается в стенку, а второй… В общем, он не моется.
Он что, и там тоже накачался?
Я понимаю, что Тимур сейчас меня увидит, но не могу оторвать взгляд. Внутри меня полыхает, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не подойти к нему и не положить ладонь на его руку.
На напряженных мышцах рук Тимура проступают вены. Я сама начинаю двигаться в его ритме, прижимая к себе полотенце, и это похоже на какой-то древний шаманский танец.
Желание накатывает волнами, я была уверена, что разучилась его чувствовать. Что я умерла, и мое тело больше на такое не способно. Что теперь я бесполое существо, не нуждающееся в горячих мужских объятиях.
Лицо Тимура искажается знакомой гримасой, и я взрываюсь вместе с ним так, что кажется, сейчас перепонки полопаются. Он открывает глаза, наши взгляды скрещиваются.
— Уйди, Доминика, — хрипло говорит Тимур, упираясь в стену.
— Я принесла тебе полотенце… — беспомощно лепечу. — Прости, я не хотела…
И вылетаю из ванной красная как лобстер, который я так и не научилась правильно есть.
* * *
До вечера у меня получается избегать Тимура. Он завтракает и уезжает на целый день, я вожусь с детьми, занимаюсь домашними делами, а перед глазами стоит утренняя сцена в душе.
Все валится из рук, и я ругаю себя последними словами. Мне не должно быть никакого дела до того, как снимает напряжение Тимур Талеров. Но со вчерашнего дня он мой муж, каким бы ужасным ни было наше бракосочетание, мы спим в одной постели. И как мне все это развидеть, я понятия не имею.
А самое неприятное, что мне нравится об этом думать. Вспоминаю его напряженное лицо, вздутые вены на бугрящихся мышцах и превращаюсь в жалкую лужицу. Хорошо, что Тимур не умеет читать мысли.
Я понимаю, что отчаянно соскучилась по его телу. Сама не подозревала, что так отчетливо все помню, плюс разыгрывается фантазия. Перед моим мысленным взором проплывают такие горячие сцены, что, наверное, неловко стало бы даже Тимуру.
Я разбиваю тарелку и стакан, проливаю компот, рассыпаю муку. У меня сбегает молоко и пригорает каша, так что рукам прибавляется работы. Жаль, что не нашлось чем так же загрузить мозги.
Вечером возвращается Тимур. Пока он с детьми ужинает, я умудряюсь уронить сахарницу и рассыпать салфетки. Детям весело, Тимур смотрит на меня с ухмылкой, и мне кажется, он и правда прочитал и просмотрел все мои мысли.
Дети бегут в детскую, зовут с собой Тимура, он говорит им собираться на прогулку. Чувствую, как горят щеки — я снова цвета спелого арбуза.
Сажусь на корточки, чтобы собрать салфетки, и ощущаю за спиной Тимура. Его руки собирают салфетки вместе со мной, а потом поднимают меня и разворачивают.
Вижу перед собой пытливый взгляд, опускаю глаза. Но Тимур берет меня за подбородок, поворачивает к себе и вдавливает в стену.
— И долго ты будешь вести себя как страус, Доминика? — спрашивает он, а я растерянно моргаю.
— Почему сразу страус?
— Потому что пытаешься спрятаться вместо того, чтобы решать проблему.
— Это не моя проблема, — хочу увернуться, но он хватает меня второй рукой за талию и притягивает к себе.
— Твоя, Ника, твоя. Ты моя жена, и раньше ты отлично справлялась.
— Меня это не касается, Тимур, — начинаю вырываться, и чувствую, как в меня вжимается каменный бугор. Тимур снова ехидно ухмыляется.
— Ты права, Ника. Не касается, а упирается.
— Ты пошляк, Талеров! — бормочу, а самой, как назло, становится смешно. Ну правда же, упирается…
— Я не Талеров, пора уже выучить собственную фамилию, Доминика. Как насчет совместного душа?
— У тебя и у самого неплохо получается, — стараюсь не смотреть ему в глаза.
— У меня было два с половиной года, чтобы тренироваться. Утром, вечером, иногда ночью и днем тоже.
Вскидываю на него ошарашенный взгляд.
— Что тебя удивляет? — непонимающе переспрашивает Тимур. — Я когда-то говорил, что планирую стать евнухом?
— А разве у тебя в тюрьме не было женщин? — не сдерживаю я удивления.
— У меня там был министр, — говорит Тимур, — так что я выбрал тренажеры.
— Я знаю, что вип-заключенным привозят проституток.
Он вдруг делается очень серьезным и заглядывает мне в глаза.
— Когда мы рожали Польку, я дал слово, что у меня больше не будет случайных женщин. Слово я держу, потому никаких проституток, Доминика. Только моя жена.
— Значит, ты… — мне не хватает воздуха, чтобы сказать, — ты не оставляешь мне ни единого шанса?
— А ты мне его оставила, Ника? — наклоняется он совсем близко. — Ты не дала мне возможности ни оправдаться перед тобой, ни что-то исправить. Выскочила замуж за Рубана, легла в его постель, поспешила от него забеременеть. Ты оставила мне хоть один шанс, Ника? Нет.
Он отталкивается от стены и уходит. Перед сном я принимаю душ в своей комнате, но как только выхожу, натыкаюсь взглядом на мужа. Его волосы влажные, значит, на вечернем сеансе он обошелся без моего присутствия.
Кивает на дверь, и я молча иду в его спальню. В постели Тимур притягивает меня к себе со спины. Засыпаю со сложенными на груди руками, а когда утром просыпаюсь, то обнаруживаю, что снова обнимаю его за талию, а щекой прижимаюсь к широкой груди мужа.
* * *
— Эта дорога называется «винной», — рассказывает Тимур, — она проходит мимо лучших виноградников и виноделен Эльзаса. Самый популярный туристический маршрут. По ней месяц идти можно, если заходить в каждую винодельню на дегустацию.
— Мы приехали сюда на дегустацию? — спрашиваю, разглядывая красивейшие виды из окна автомобиля. Полинка и Тим тоже глазеют по сторонам из своих детских автомобильных кресел, установленных на заднем сиденье.
— Увидишь, — коротко отвечает муж, и я больше не пристаю с распросами.
О том, что мы отправляемся в Эльзас, Тимур предупредил заранее. Во Францию мы прилетели на арендованном бизнес-джете.
— Содержать частный самолет дорого, проще брать в аренду, — объяснил мне Тимур, хотя я спрашивала о том, почему мы летим не обычным рейсовым самолетом.
Дети перелет переносят легко. С нами летит охрана Тимура, в аэропорту мы пересаживаемся в две машины. Тимур за рулем, у него странное настроение — как будто приподнятое, но в то же время за довольной ухмылкой чувствуется скрытое напряжение.
