Они остановились.
— Хорошо погуляла, Мэй? — спросила Ева.
— Да, замечательно, — ответила старушка. Но не улыбнулась. Взгляд ее старческих глаз скользил по лицам, не упуская ни малейшей детали. Она заметила и шампанское, и бокалы. Ее губы сморщились в недовольную складку.
— Ты, должно быть, устала. Хочешь, я пойду с тобой, принесу тебе ужин?
— Нет, нет, сама управлюсь. — Мэй решительно высвободила у Джеральда свою руку. — Спасибо, что встретил меня, — поблагодарила она его и повернулась к ним всем спиной.
Они смотрели, как она медленно тащится к дому, входит в кухню.
— Злобная карга, — сказала Сильвия.
Дверь за Мэй со стуком захлопнулась.
— Сильвия, ну зачем ты так? Она, если бы это услышала, страшно обиделась бы.
— Ой, Ева, прекрати, карга она и есть карга. На меня в жизни никто так не смотрел. Будто мы тут оргию устроили.
Ева вздохнула. Бессмысленно было что-то объяснять. Джеральд направился к ним, а Ева, подняв голову, перехватила взгляд сына. Ивэн знал, о чем она думает. Приободрив мать улыбкой, он отвернулся и выдвинул стул для отчима.
От улыбки сына Еве полегчало на душе, но лишь чуть-чуть. С другой стороны, они ведь собрались по такому чудесному поводу, компания замечательная, шампанское восхитительное, вечер превосходный, и было бы неправильно пренебречь всем этим, изводя себя тревогами о Мэй. Нужно жить настоящим, ценить каждое прекрасное мгновение.
Солнце садилось, тени удлинялись. В этот час Тременхир превращался в волшебный уголок. Сумерки. L'heure blue. Еве вспомнились другие подобные вечера в далеком прошлом, на Средиземноморье, вечера, когда они, нажарившись за день на солнце, сидели с друзьями в прохладе террас и пили вино. Террасы утопали в бугенвиллии с розово-лиловыми цветами, в воздухе витал смолистый запах сосны. Над темным затихшим морем поднималась полная луна. Стрекотали цикады. Так было на Мальте, когда она вышла замуж за Филиппа. Так было на юге Франции, где они с Джеральдом проводили медовый месяц.
Ева подняла глаза и увидела, что Джеральд наблюдает за ней. Она улыбнулась, он чмокнул губами, украдкой послав ей поцелуй.
Друзилла к ним не вышла, но в своем домике стала играть на флейте. Сумерки сгущались. Вечеринка, устроенная Ивэном, была в самом разгаре. Они все выпили много шампанского, и Сильвия начала рассказывать Джеральду старый анекдот, который всегда, как она знала, его веселил. Но едва теплый вечер огласили первые сладостные звуки флейты, смех и голоса стихли и даже Сильвия умолкла.
Моцарт. «Маленькая ночная серенада». Волшебная музыка. Даже не верилось, что у чудаковатой Друзиллы столь удивительный талант. С наслаждением слушая ее игру, Ева вспоминала фестиваль в Глайндборне,[32] который она впервые посетила вместе с Джеральдом. Ева решила, что этот концерт ничуть не хуже и пьянящая музыка в исполнении Друзиллы столь же очаровательна.
Когда мелодия стихла, с минуту они все сидели не шевелясь, а потом стали аплодировать. Джеральд поднялся со своего стула. Бурные аплодисменты.
— Друзилла! Браво! Иди к нам. Ты доставила нам огромное удовольствие и заслужила награду.
Через мгновение Друзилла появилась в распахнутых дверях своего жилища, прислонилась плечом к косяку, сложив на груди руки, — восхитительно необычная, колоритная фигура: густая шапка непослушных светлых волос, архаичный наряд.
— Так вам понравилось? — уточнила она.
— «Понравилось» — не то слово. Ты играешь, как ангел. Иди выпей шампанского.
Друзилла повернула голову и, как Мэй некоторое время назад, смерила всех взглядом. Ее лицо никогда, даже в лучшие времена, не отличалось выразительностью, но сейчас по нему и вовсе нельзя было догадаться, что у нее на уме.
— Нет, не пойду, — сказала она, помедлив. — Спасибо за приглашение.
И она скрылась в домике, захлопнув за собой дверь. Больше на флейте она не играла.
Погода менялась, атмосферное давление падало. Поднялся ветер, теплый и порывистый, дувший с юго-запада. На горизонте сгущались тучи, но небо оставалось голубым; тут и там по нему проплывали кучевые облака. Море, еще недавно ровное, словно синяя шелковая шаль, теперь дыбилось, пестрело белыми гребнями бурунов. Двери хлопали, окна дребезжали; простыни, наволочки и пеленки Джошуа с шумом раздувались, бесновались на бельевых веревках, будто плохо натянутые паруса.
Была суббота, и Ева — какое счастье! — в кои-то веки хозяйничала на кухне одна. Мэй чинила в своей комнате ворох белья и одежды, и Ева надеялась, что она спустится лишь к обеду. Друзилла отправилась в деревню за покупками, толкая перед собой старую коляску с Джошуа. Было ветрено, и она накинула на плечи шерстяную шаль и надела на Джошуа — что немало порадовало Еву, — помимо подгузника, войлочный свитер, который она купила на распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре.
В субботу фабрика не работала, и Ивэн свой свободный день посвятил Лоре — посадил ее в свой автомобиль и повез показывать северное побережье и бухту Пенджицаль. Ева собрала для них корзину со снедью и предупредила сына, чтобы он не позволял Лоре много ходить и вообще утомляться.
— Не забывай, она недавно из больницы и сюда приехала набираться сил.
— Вечно ты квохчешь, как беспокойная наседка, — ответил он. — За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я заставлю ее отшагать десять миль пешком?
— Я тебя знаю, а за нее я отвечаю перед Алеком.
— Ну и какой же я?
— Энергичный, — только и сказала Ева, хотя могла бы наградить его еще десятком не самых лестных эпитетов.
— Мы устроим пикник, может, окунемся.
— А не холодновато для купания?
— Пенджицаль — закрытая бухта. Там всегда тихо, даже если вокруг свистит ветер. И не волнуйся, я о ней позабочусь.
Так Ева и оказалась одна. Было одиннадцать часов, и она варила кофе для себя и Джеральда. Потом поставила на поднос две чашки, молоко, сахар, тарелку с имбирным печеньем для мужа и, покинув кухню, по коридору прошла к кабинету Джеральда. Он сидел за письменным столом, работал с документами по ведению хозяйства. При появлении жены Джеральд отложил ручку, откинулся на стуле, снял очки.
— Что-то тихо у нас сегодня, — сказал он.
— Конечно, тихо. Если кроме нас с тобой, да Мэй никого нет. Тем более что Мэй наверху, штопает твои носки.
Ева поставила перед мужем поднос.
— Две чашки, — заметил Джеральд.
— Одна для меня. Я выпью кофе здесь, с тобой. Посидим пять минут вместе, поболтаем, пока нам никто не мешает.
— Приятное разнообразие.
