Рейн поворачивает голову, чтобы глотнуть воздуха.
— Не могу ждать.
— И не надо, — мой рот нависает над её, потому что я хочу всю эту девушку, когда она подходит ко мне. Я хочу её вздохи, её ногти, я хочу утонуть в ней. Когда её стенки сжимаются вокруг меня так сильно, что я тоже захлёбываюсь, мы кончаем одновременно, я запоминаю, каково это. Как колотится её сердце рядом с моим. То, как её глаза наполняются непролитыми слезами. Я слушаю, когда её рот раскрывается и звуки удовольствия вырываются наружу, говоря больше, чем когда-либо могли сказать слова.
Опускаюсь на Рейн всем своим весом, и она проводит пальцами вверх и вниз по моей спине.
— Чёрт.
Я перекатываюсь на спину и сбрасываю одеяло, запутавшееся в наших ногах.
— Весёлого рождества.
Я смеюсь и наклоняюсь над кроватью, чтобы поднять клочок красного кружева, который был у неё под одеждой, и швырнуть в неё.
— Никогда не выбрасывай их.
Её смех чертовски красив.
— У меня есть такие же в чёрном цвете.
— Ты удивительная, детка.
— Не я, — Рейн поворачивается и подпирает голову подушкой. — А ты. Не знаю, как мне так повезло, что ты меня любишь.
— Это мне повезло, дорогая.
— Я не собираюсь спорить с тобой о том, кому из нас повезло больше, потому что это, безусловно, я. Что я собираюсь сделать, так это закрыть глаза и заснуть, потому что я устала.
Я спрыгиваю с кровати и беру полотенце из ванной, затем возвращаюсь и вытираю её, прежде чем выключить свет и обнимать Рейн, пока она не засыпает.
Как только понимаю, что она уснула, я убираю руку и тихо встаю с кровати. Натягиваю баскетбольные шорты и включаю свет в коридоре, выходя из спальни.
Мои шаги не замедляются, пока я иду к столику у окна. Сажусь и поворачиваю диск, чтобы зажечь верхний свет. Стопка конвертов смотрит на меня, и я поднимаю их. Пробегая пальцами по их углам, я киваю себе и встаю, чтобы выбросить их в кухонный мусор. Как только крышка закрывается, я возвращаюсь к столу.
На чистом листе бумаги карандашом я рисую овал. Закрываю глаза, представляя себе лицо Рейн и тщательно прорисовываю каждую красивую веснушку, каждую морщинку и чистую любовь, которую источают её глаза.
Когда она пригласила меня на Рождество, я не был уверен, что хочу поехать. Никогда раньше не отмечал праздников, но знал достаточно, чтобы понимать, что это большое событие для многих семей. Всё было прекрасно, пока мы не сели открывать подарки. Я подарил её родителям по небольшому подарку: папе — коллекцию редких сортов виски, а маме — вазу ручной работы из художественной студии внизу.
Я ничего от них не ждал. По мере того как куча становилась все больше, я начинал беспокоиться. Я никогда не нервничаю, но был вне себя. Это было почти слишком, и мог поклясться, что Рейн знала. Но я не хотел, чтобы она чувствовала себя плохо, поэтому продолжил. Когда её отец назвал меня сыном, что, я знаю, не имеет большого значения для большинства людей, я едва не расплакался, как девчонка.
В моей жизни никогда не случалось ничего подобного. У меня никогда не было никого, кто заботился бы о том, чтобы сделать мне подарок или даже сесть за стол для семейного ужина. А потом Рейн, Боже, потом она идёт и достает мне чёртов браслет с тем же символом, что и я выбрал для её ожерелья.
Это судьба. Она — моя судьба. В тот момент, когда вернулся домой, я знал, что собираюсь открыть свои карты, воспоминания. Теперь у меня есть что-то особенное, что-то хорошее и настоящее. Кто-то, кто так же красив внутри, как и снаружи. У меня в постели ангел, и я ни за что на свете не позволю дьяволу разрушить моё время, мою энергию или мою жизнь. То, чему я посвящаю себя, человек, который получает абсолютно всё, что я могу предложить, — это женщина, которая дала мне то, чего я никогда не имел, но всегда мечтал — кого-то, кто любил бы меня.
* * *
— Если ты задержишься, мы его пропустим! — снова говорю я Рейн, и на этот раз она выбегает из ванной в одежде. В прошлый раз на ней были только лифчик и трусики. Теперь на ней обтягивающие кожаные штаны и футболка «Reason to Ruinс» с дырками, из-за которых проглядывает живот. Что довершает дело, так это чёртовы чаксы, которые делают её похожей на подростка (прим. Чаксы — кеды компании Chuks).
— Прости, прости. Я готова.
Рейн хватает своё пальто, и я делаю то же самое, прежде чем закрыть за нами дверь.
Мы остановились в отеле в Чикаго, так как поездка слишком долгая, чтобы совершить её за день. Когда мы входим в лифт, она смотрит на своё отражение и ерошит волосы.
— Перестань суетиться, детка, ты сводишь меня с ума. Ты отлично выглядишь.
— Прости, — она выдыхает. — Не знаю, почему я так нервничаю.
— Честно говоря, я тоже. Это всего лишь концерт.
— Знаю. Наверное, потому, что я всегда хотела их увидеть.
Она постукивает пальцами по ноге и, когда дверь открывается, выбегает.
Всю дорогу туда я стараюсь всегда держать Рейн за руку. Боюсь, что она сбежит или что-то в этом роде. Меньше всего мне хотелось бы потерять её в толпе на рок-концерте. Мы садимся в такси и уезжаем за квартал от места встречи. В Чикаго холодно и ветрено, поэтому я стараюсь согреть Рейн и прижать её к себе.
Когда мы, наконец, входим внутрь, её возбуждение начинает передаваться мне, и мы спешим на свои места. Прежде чем мы садимся, я подзываю парня с пивом, и каждый из нас получает по кружке. Когда свет гаснет, толпа становится оглушительной.
Начинается разогрев, и так как Рейн, очевидно, это не заботит, она просто наклоняет свою голову к моей и скользит пальцами по моим волосам. Ногти девушки впиваются мне в голову, и я обхватываю её лицо ладонями. Мы целуемся на всю съемочную площадку, разделяясь только потому, что включается свет, чтобы переключить сцену.
Мы оба допили свои напитки, поэтому я снова оглядываюсь в поисках парня с пивом, но не могу его найти.
— Пойду принесу нам ещё выпить. Хочешь ещё что-нибудь?
— Нет. Только пиво. Спасибо, малыш.
Я торопливо выхожу и несколько минут стою в очереди, прежде чем подойти к стойке. Заплатив смешную сумму денег, я хватаю кружки и возвращаюсь. В тот момент, когда я замечаю мужчину на своём месте, я ругаюсь себе под нос. Я останавливаюсь рядом с ним, а он даже не замечает меня. Но я замечаю его. У него чёртова кефаль (прим. Маллет (англ. mullet — кефаль) — тип стрижки. Волосы пострижены коротко спереди и по бокам, а сзади они остаются длинными). Как мне надрать задницу этому парню, если я слишком занят, смеясь над ним? Я также замечаю его руку, лежащую на спинке её сиденья. Парень наклоняется к Рейн, а я присаживаюсь на корточки и ставлю пиво.
— Я даю тебе пять секунд, чтобы ты убрал свою задницу с моего места и подальше от моей девушки, прежде чем я ударю тебя лицом об колено и сломаю твой грёбаный нос.
Его шея дрожит, когда он поворачивается ко мне.
— Что ты сказал, мальчик?
— Пять, Четыре… — он не пытается встать, но рука на стуле Рейн опускается, и он касается её. — Один.
Я хватаю его за волосы на затылке, что нетрудно сделать, потому что… кефаль, и поднимаю колено в тот же момент, когда опускаю его голову. Он воет от боли, и я, не разжимая руки, вытаскиваю его из кресла. Его пьяные протесты не имеют ни малейшего смысла. Ублюдок едва ходит. Я провожу его задницу мимо охраны и толкаю к ним.
— Воу. Что произошло?
— Упал.
Я поворачиваюсь и возвращаюсь на своё место, беру пиво и отдаю Рейн её.
— Твоё здоровье, детка.
Я протягиваю ей пластиковый стаканчик, и она чокается со мной.
— Ваше здоровье, — она сердито смотрит на меня и отпивает из стакана половину, прежде чем поставить его, когда свет снова гаснет. — Знаешь, он был безобидным.
— Ни чуть.
— Он был пьян.
Пожимаю плечами.
— Я дал ему шанс уйти. Я не собирался причинять ему боль, пока он не коснулся тебя, — я допиваю пиво и бросаю пустой стакан на пол. — Ты моя, Рейн. Я борюсь за то, что принадлежит мне.
