так сильно поразить, и станет убедительной причиной сбежать. – С ним все нормально? В какой он больнице?
– Кто? В какой больнице? Маша, что происходит? – голос мамы срывается.
– Поняла. Я сейчас выезжаю. Конечно-конечно, не переживай, скоро буду! – выкрикиваю последние слова и отключаю звонок.
– Машенька, что случилось? – Лидия Порфирьевна смотрит на меня огромными глазами. – Кто в больнице?
– Мой клиент. Он… м… в общем, это интимный вопрос, не думаю, что могу разглашать. Мне нужно к нему, в общем. Вы меня простите, но я вынуждена бежать. Попьем чай в другой раз.
– Очень на это надеюсь, моя дорогая. Кирилл позвонит тебе, чтобы договориться. Теперь я хочу только тебя в качестве сиделки.
Я сжимаю ее руку и тяну улыбку, пытаясь сделать так, чтобы она выглядела натурально. Через минуту меня уже нет в квартире Кира. На секунду позволяю себе прижаться спиной к его двери, а потом забегаю в лифт и спускаюсь на нем вниз. Сердце устраивает в груди сумасшедшие пляски, пересчитывая ребра и подскакивая к горлу. Выбегаю из лифта, а потом замираю на мгновение, когда вижу через толстое стекло двери Кирилла, который входит в подъезд, разговаривая по телефону.
Мгновение, которое я позволяю себе полюбоваться на него, я буду прокручивать в голове еще десятки раз. Взгляд успевает зафиксировать, что Кир одет в темные джинсы, черную футболку и темно-серый кэжуал пиджак. На ногах ботинки. На голове стильная стрижка, на лбу авиаторы. Его походка все такая же уверенная, движения плавные. Правая рука уверенно сжимает что-то в кулаке, а левой он удерживает телефон у уха.
– Я тебе сказал: нет! – грубо произносит он. – Ника, не выноси мне мозг!
Я вздрагиваю от его грубого тона, и это становится напоминанием о том, что я в любой момент могу попасться ему на глаза. Мечусь из стороны в сторону, а потом забегаю за высокую кадку с замиокулькасом, раскинувшем свои длинные ветки на половину прохода. Кир нажимает на кнопку у лифта, и двери сразу разъезжаются.
– Можешь у папы попросить денег. Я не дам ни копейки на эту ерунду! – он несколько секунд слушает ее, а потом взрывается, входя в лифт. – Ты тупая, скажи мне?! Ника, блядь, это моя репутация! Забирай машину как хочешь! Но если мое имя просочится в прессу…
Дальше двери закрываются, увозя от меня Кирилла. Я не знаю, кто такая Ника, и почему имя Кира должно попасть в прессу, но я, пожалуй, не хочу участвовать ни в чем этом. Достаю телефон и дрожащими пальцами блокирую номер Кирилла. Иду на выход из дома с таким ощущением, словно меня треснули по голове пыльным мешком. Когда попадаю в облако его туалетной воды, невольно притормаживаю и делаю глубокий вдох. Уговариваю себя идти дальше, не задерживаться, не запускать этот запах себе под кожу, но коробочка воспоминаний уже открыта, и собирает новые. Я буквально могу прочувствовать, как она засасывает их, складывая каждое на отдельную полочку, бережно поглаживая. Чертов Кирилл!
Вырываюсь из дома в августовскую духоту и пересекаю живописный закрытый двор за несколько секунд. Мне плевать на косые взгляды охранников у шлагбаума, на заинтересованные – мамочек на площадке, мимо которой я проношусь. Замедляюсь только неподалеку от автобусной остановки.
Сейчас я отчетливо ощущаю то самое чувство, что преследовало меня еще долго после нашего отъезда: ноющую тоску, разъедающую грудную клетку. Она, как паутина, разрастается, цепляется за ребра, оплетает сердце так плотно, чтобы потом сжать его с наибольшей силой давления. Это ежедневный ад, в котором я живу без возможности скорейшего освобождения. Теперь я умею с этим всем справляться, но чувство, что тебя предали, навсегда останется со мной.
Кирилл
Войдя в лифт, я пытаюсь сосредоточиться не на том, о чем вопит моя недалекая жена, а на аромате, который какая-то женщина оставила после себя в кабине. Приятный, легкий, с цветочными нотками. Мне плевать, чем пахнут чужие женщины, но сейчас это как крючок… повод остаться в здесь и сейчас, и не пытаться обложить матом Нику.
– Кирюша, ты не злись, – лепечет она. – Я понимаю тебя. Но эти снимки… они повышают женскую самооценку.
– И мои шансы на вылет из комитета. Ника, блядь, у меня выборы на носу! Давай ты со своей будуарной съемкой повременишь, пока они, по крайней мере, закончатся!
– Ой, да станешь ты мэром, что ты так переживаешь? Наверняка у тебя все схвачено.
– Если не стану… ай, что тебе объяснять?! Короче, сделаешь снимки до выборов, разведусь к ебеням.
– Ты не посмеешь!
Хмыкаю и отключаюсь. Я не посмею. Еще год назад не посмел бы, а сейчас очень даже. Тогда я еще ничего толком из себя не представлял, а теперь я уже целый председатель спортивного комитета и кандидат в мэры. Ладно, пока еще не зарегистрированный, но обязательно буду.
Вхожу в квартиру под мерное жужжание телефона в кармане джинсов. Это Ника рвет жилы, чтобы я разрешил ей чуть ли не голые съемки для ее аккаунта в соцсетях. Совсем сдурела на почве безделия.
– Привет, Галина, – здороваюсь с экономкой.
– Здравствуй, Кирюш. Подогреть покушать?
– Спасибо, я был на встрече, поел. А вот чаю бы выпил. Как ба?
– Хорошо. Приходила девочка, сиделка.
– Уже ушла, что ли?
– Да.
– Не понял?
– Не знаю, Кирюш, спроси у Лидии Порфирьевны.
– Ба, – захожу в гостевую и сразу усаживаюсь на край кровати, – а где сиделка?
– Кирюша, ты не поверишь, кто это! – восклицает бабушка, а я кивком побуждаю ее продолжать. – Маша. – Непонимающе хмурюсь, а ба улыбается еще шире. – Ну Марья, соседка моя из села.
Я давлюсь воздухом и начинаю кашлять. Мне кажется, я сейчас выплюну, нахрен, свое сердце. Ба легонько шлепает меня по спине, но это плохо помогает. Хватаю ее стакан с водой и делаю несколько больших глотков. Отставляю назад на тумбочку и крепко сжимаю челюсти.
– И где она? – спрашиваю охрипшим голосом и прочищаю горло.
– Уехала. У нее клиент в больницу попал, надо было срочно поехать туда.
– Ну да, – усмехаюсь я. – Именно поэтому она и свалила.
– Грубо, внучок, – журит меня ба.
– Как умею.
– Ты умеешь лучше, – настаивает она. – Ты позвонишь ей?
– Зачем?
– Как это зачем? Я хочу, чтобы она была моей сиделкой.
– Не, бабуль, мы найдем другую.
– Это еще почему?
Я не рассказал старушке ничего. Ни о том, что Марья свалила с пачкой денег от моей маман, ни о том, что я искал ее, ни о том, что приезжал к ее алкашу отцу, пытаясь выяснить, куда
