поцелуй назад.
Сталкиваемся глазами.
Я должен бы привыкнуть к тому, что с ней на каждом шагу непросто, но меня уже нихрена не пугает. По крайней мере, я больше не чувствую той зудящей потребности где-то внутри, которую не знал, как унять.
Мое лекарство здесь, передо мной, и мне придется перебить хребет многолетней семейной дружбе, чтобы взять то, чего хочу. От этого я слегка, блять, злой.
— Если захочешь взять его назад, только скажи. Я все пойму, — снова задирает подбородок.
— И что ты поймешь? — интересуюсь.
— Я и так понимаю, что она тебе дорога. Я не слепая дура. И ты имеешь право передумать. Я все понимаю.
— Понимающая значит? — теперь я злюсь не на шутку.
— Да… — говорит еле слышно.
— Звучит так, будто быть понимающей тебе пиздец как тяжело.
Вскинув на меня горящие глаза, выдает мне в лицо:
— Я не хочу влюбиться в тебя сильнее, чем сейчас! Если ты жалеешь…
Да, твою мать!
Схватив за ворот куртки, подтягиваю ее к себе. Так, что в нос опять просачивается сладкий запах ее духов.
Затыкаю ей рот своим.
Целую, отпуская любые тормоза.
Губы под моими такие убийственно горячие и мягкие, что боюсь их сожрать. Боюсь, что на ее губах останутся синяки, если не остановлюсь прямо сейчас.
Сжимая ладонью упрямый затылок, делаю последний заход. Глажу ее язык своим. Втягиваю в свой рот. Сосу. Слышу стон и шумный вдох через нос. Захватываю губами припухшую нижнюю губу и вбираю в себя. Острые коготки царапают мою шею.
Усилием воли отдираю ее от себя.
Когда заглядываю в ее глаза, они совершенно плывут.
С шипением выпускаю из легких воздух и лбом касаюсь ее виска.
Ее ладонь бродит по моему бедру, груди. Не особо смело. Я должен сказать, что она может быть смелее. Она может залезть мне в штаны, если захочет. Я уже не против любой ее активности. Я больше нихрена не контролирую.
— Ты очень утомительная, — бормочу.
Ее дыхание тихое и прерывистое.
— Ты это уже говорил… — шепчет.
— Говорил.
— Тогда, что я тут делаю?
— Сам не знаю…
— Это не комплимент, — дергается, пытаясь вырваться.
Ослабляю руку, которой сжимал ее затылок, но не даю отстраниться, перехватив пальцами подбородок.
— Я не собираюсь ничего отматывать, — проговариваю по слогам. — Но мне нужно время.
Пару секунд ее глаза кружат по моему лицу. Вижу, как она сглатывает слюну.
— Мы не будем видеться… — спрашивает. — Все это… “время”?
— Нет, — отвечаю я.
Я был бы последним уродом, если бы лишил ее девственности, находясь в отношениях с девушкой, которая мне доверяет. Но, когда произношу это слово, чувствую, блять, протест в душе.
Кивнув, Карина вырывает подбородок из моих пальцев и вяло говорит:
— Тогда, пока…
Скользнув по мне взглядом, отворачивается и выбирается из машины.
Ее куртка расстегнута, волосы в беспорядке разбросаны по плечам, и это моих рук дело.
Я не шевелюсь даже тогда, когда за ней закрывается подъездная дверь.
Всего пять дней. И она, твою мать, моя.
Карина
Я: “Ты в курсе, что моя машина будет стоять во дворе, где могут снять колеса даже с заводскими дисками?!”.
Денис: “Поэтому тебе поставили новую сигнализацию”.
— Ненормальный! — рычу, расхаживая вдоль своего “пежо”.
У моей машины новые колеса и новые колесные диски. Эти диски литые и безумно броские. Такие, каких не найдешь на полке в первом попавшемся автомагазине, и даже во втором, третьем и четвертом. Судя по чеку, который мне выдали вместе с другими документами, они стоят дороже моей машины!
Я не знаю чего во мне больше: злости, беспомощности или желания на него наорать.
Я не уверена в том, что когда-нибудь в жизни он позволял на себя орать. Не уверена, что на свете существует второй человек, который может вывести меня из себя щелчком пальцев.
И превратить в пылающий стог сена одним касанием.
Гоню эти мысли из своей головы. Моя потребность в его касаниях настолько острая, что я чувствую ее почти физически. Будто позавчера он завел мое тело, а потом отпустил в свободное плавание, прекрасно зная, что я буду сходить по нему с ума.
Я не собиралась звонить ему или писать. Вчера я целый день набирала и стирала сообщения, но сегодня…
Терзая глазами машину, не знаю, должна ли принимать от него такие “подарки”.
Теперь все вокруг будут думать, что я сплю с кем-то за деньги, твою мать!
Денис: “Мне вызвать пожарную машину?”.
Я: “Иди к черту!”.
Он так и делает.
Испаряется.
— Забираете? — интересуется у меня механик автосервиса.
Судя по обстановке и машинам вокруг, здесь даже кофе предлагают. У них здесь кипит работа, и мне нужно освободить парковку.
— Да… — протягиваю ему руку.
Он вкладывает в нее брелок от новой сигнализации и ключ зажигания, после чего в двух словах объясняет, как этот брелок работает.
Забравшись в машину, я медлю перед тем, как изучить чек от сигнализации. Когда делаю это, мне становится чуть легче, ведь у моего фокусника хватило ума на что-то адекватное. Не дешевое, но и не баснословно навороченное.
Меня не отпускает, даже когда двадцать минут спустя я добираюсь до торгового центра. Мне пришлось бы тридцать лет рисовать аквагрим с утра и до вечера, чтобы расплатиться за апгрейд своей машины.
Опустив на руль голову, я думаю о том, как быть со всем этим… с тем, что мы из разных вселенных.
Может быть, мы вообще зря все это затеяли?
Любой дурак скажет, что мы друг другу не подходим. Он обеспечен до пенсии, а мне нужна настоящая работа. Я не могу праздно бездельничать, проводя выходные за городом. Скорее всего, как раз по выходным я и буду работать.
Сомнения грызут меня изнутри. Теперь, когда дурман в голове немного рассеялся. Может быть, он тоже терзается сомнениями?
Но мои внутренности стынут, когда думаю о том, что больше никогда его не увижу. Или когда думаю о том, где он сейчас и с кем.
Выдернув из зажигания ключ, я выхожу из машины и плетусь через уличную парковку в здание.
Быть влюбленной — тяжкая ноша. Возможно, поэтому я раньше никогда не влюблялась. Конечно, если не считать пары случаев в школе.
Я будто всю свою жизнь ждала Дениса Фролова.
В разгар рабочего
