И усилий особых не прикладывал, ни к чему усилия, если и так все внутри надежно заперто на тысячу замков, все окаменевшее — никакой штурм, никакой шторм не страшен. Ни длинные ноги, ни упругие груди, ни голубиное воркование, ни концептуальные беседы, ни смех, ни запах, ни звук шагов — ничто не имело значения.
Как-то он упустил из виду, что на свете может быть безмятежность улыбки и горячая сила взгляда блестящих малахитовых, бездонных и очень опасных глаз.
Броня крепка, и танки наши быстры? Вот и нет, не так уж крепка, не так уж быстры.
Девочка развлекалась, от нечего делать заигрывая со взрослым дядей. А потом решила, что лишку хватила. Как бы не того… как бы с дядей хлопот не вышло… Спохватилась, встрепенулась, даже испугалась. Он видел.
Он был взбешен.
И когда она заговорила с ним, как с полоумным, который маниакально оберегает свое жизненное пространство и абсолютно не умеет общаться с нормальными людьми, ему еще сильней захотелось сгрести ее в охапку. Быть может, чтобы доказать, что насчет общения он всегда запросто.
Но ее осторожный тон, ее почтительное «вы», ее взгляд, секунду назад еще жаркий, взбесили его боязливой учтивостью.
Ах, ах, трепетная лань, заигравшись, едва не угодила в лапы коварному охотнику.
Смешно, честное слово! Кого она из себя корчила, эта соплячка?
Он с ней переспит, вот и все. И нечего мудрить.
Уткнувшись в бумаги, Илья старательно делал вид, что больше ничто в этом мире его не волнует. Он даже окно хотел закрыть, но было слишком душно, а кондиционер, как назло, не работал. Чертовщина какая-то, в этом доме все постоянно ломалось.
Техника на грани фантастики, блин!
Злиться было нельзя. Никак нельзя. К тому же злиться на кондиционер бессмысленно. Лучше выйти во двор и вдоволь поорать. Например, на Геру. Она, наверняка, уже успела натворить дел, за которые полагается нагоняй.
Благородство из тебя так и хлещет, подумал Илья, маясь от собственных мыслей. Ничего не скажешь, сорвать дурное настроение на собаке очень даже удобно.
Ленивый ветерок прогуливался вдоль штор. Сбоку подсматривало в окно солнце. И день, день-то какой разгорался!
Тьфу! Сколько таких было и еще будет?! Хватит!
— Эй, а где валет? У тебя должен остаться валет! — ворвался в кабинет возмущенный вопль Марины.
Илья кривовато ухмыльнулся. Вот тебе и шахматы, пожалуйста.
— Какой еще валет?!
Он вздрогнул. Ее голос прозвучал совсем по-девчоночьи. Будто там, за окном собрались сыграть в картишки школьницы. И жулят потихоньку, как дети, и полыхают глазами, и косички торчат у них в разные стороны, и веснушки на личиках собираются в кучку, когда приходится морщиться от слишком яркого солнца.
— Женька, ну так нельзя! Ма, ты глянь, что она творит! Дед, ну ты-то хоть!
Ага, школьницы не одни. Вся семья тихо-мирно режется в дурачка. Ну, может быть, не совсем тихо.
А он тут сидит, как сыч. И ни хрена не делает. Один и тот же абзац перечитал раз пятнадцать бестолку. Может, все-таки окно закрыть?
— Данька! Баушка! Идите скорее, тут Женька чудеса показывает! Ловкость рук и никакого мошенства!
— Да чего? Я ничего!
Илья представил, как наивно округлились ее глаза.
— А на речке такой супер! — визжал Данька. — Давайте после обеда вместе пойдем! Я вас научу лягушек ловить, я две штуки уже поймал…
— И мне в карман сунул, — кряхтя, пожаловалась Ирина Федоровна.
— Бабуль, покажи им.
— Вы их принесли?! — завопила Марина.
— Покажите! — взмолилась Женя.
Нет, определенно пора закрывать ставни. Наглухо. И еще шторы задернуть. Или взять бумаги и запереться на чердаке. Нет, лучше в подполе. Самое место для адвоката, у которого расшатаны нервы. А на обед бабушка принесет ему ведро валерьянки.
— А папа уехал уже? — ударился в уши бодрый крик Данилы.
— Не кричи, папа работает, — озабоченно проговорила Ольга Викторовна, — и вообще, давайте потише, мы, наверное, ему мешаем.
Надо же, вспомнили о нем.
Илья перегнулся через подоконник и, набычившись, крикнул в сторону террасы:
— Вы мне не мешаете! Можете орать хоть до второго пришествия!
Вот какой великодушный.
— Тогда иди к нам! — решительно позвала бабушка. — Вместе поорем. Можешь ты хоть на полчасика отвлечься?
— Да, пап! Иди сюда, пап!
Илья не успел влезть обратно. Данька уже подбежал к окну и, запрокинув перепачканную мороженым мордаху, монотонно заныл:
— Ну, пап, давай выходи! В карты поиграем. Я тебе лягушек покажу.
— Лягушек я в своей жизни навидался, — пробурчал Илья, недовольный, что вот-вот поддастся на уговоры.
Надо было ехать в офис. Точно надо было. В доме, где так шумно играют в карты и хвастаются трофеями в виде лягушек, люди просто не в состоянии заниматься делами. Людей тут тянет расслабиться и отдохнуть. В частности, поиграть в карты со школьницами, собственным трехлетним сыном и прочими родственниками.
Вон сколько соблазнов!
— Пап, а мне Женька, знаешь, какую сказку рассказала! Мы когда умывались, она рассказывала, и за завтраком рассказывала, а после обеда еще будет. Про Карлика Уха.
— Карлика Носа, — поправил Илья, смутно жалея, что проснулся сегодня так поздно.
— Ну да, Носа. Такая длинная сказка. Женька говорит, у нее книжка есть, с картинками, она мне принесет.
— Я тебе мультик куплю, — сурово пообещал Кочетков-старший.
Младший тем временем уже позабыл о сказке и взахлеб повествовал, как взрослые мальчишки на речке удили рыбу и дали ему подержать ведерко с окуньками.
— Илька, ну давай выходи! — нетерпеливо прокричала сестра. — Мы новый кон начинаем, на тебя раздали.
Между прочим, принципиального согласия на это дело он не давал. И вообще, все они прекрасно знают, что трогать его за работой нельзя, и на цыпочках ходят, когда он остается поработать с бумагами дома, и с преувеличенной осторожностью стучат в кабинет, когда готов ужин. Нет, правда, что это случилось с его семьей?
Не иначе, как решили, что у него помутнение мозгов скоро случится от близкого запаха нескошенной травы во дворе, солнечных брызг и несмолкаемого птичьего гомона.
Угадали.
От нетерпения у него подрагивали пальцы, когда он перелезал через подоконник.
— Ух ты, пап! — восхитился Данька, когда Илья лихо спрыгнул рядом с ним.
— А мне так можно?
— Вот станешь адвокатом, построишь дом, посадишь вокруг сосны, сам целыми сутками поторчишь за столом, когда вся семья веселится на лужайке, тогда и прыгай! — проворчал себе под нос Илья.
— Ну разочек! — пыхтел Данька, вцепившись в ремень его джинсов, — пап, пожалуйста.
— Я же сказал!
— Я не понял, чего ты сказал. Ты бубнил, как бабушка, когда она притворяется старой.
