– Ты что, мужик, делаешь? – повторял он одно и то же. – Ты зачем такое делаешь, а?
Элизабет успела взглянуть на Во-Во и испугалась. Холодное, бесчувственное, безжалостное лицо прорезал длинный, безгубый рот, глаза сузились до едва различимых щелочек.
– Ты зачем так, мужик? Ты же специально так. Ты же в него специально метил, – продолжал повторять одно и то же парень, но Во-Во протянул левую руку, как бы определяя дистанцию между ними.
– Не касайся меня, – предупредил он. – Вообще не дотрагивайся.
Правой рукой Во-Во по-прежнему сжимал ракетку, но совсем не так, как во время игры, а как орудие, готовое поразить. И Элизабет поняла: если парень попытается оттолкнуть руку, попытается нарушить пространство, определенное ею, Во-Во ударит его ребром ракетки по лицу. Или по шее. А что произойдет потом, один бог знает.
Возможно, парень тоже понял это, он остановился.
– Зачем ты так, мужик? – снова повторил он, видимо, не зная, что сказать еще. – Ты же специально. А если бы мы так…
– Мы были в игре, – проговорил глухо Во-Во. – Все было в пределах игры, в пределах правил.
– Но ты же специально, – еще раз сказал парень, заводя себя этой единственной фразой. – Зачем специально?
Второй, долговязый, уже пришел в себя, поднялся с земли и, задирая ноги, медленно перелезал через сетку.
– Мы играли в теннис. На счет. Не надо играть на счет, если не можешь держать удара, – снова проговорил Во-Во, так и не опуская руки.
– Я играю на счет! – закричал парень, и лицо его раскраснелось. – Я-то играю, и никто никогда, слышишь? Никогда не бил специально в соперника, особенно у сетки. Потому что можно нанести травму, понимаешь?
– Значит, мы играли в разные игры, – только и заметил Во-Во.
– Фак, ты, мужик, меня достал. Откуда он такой взялся? – Парень повернулся к долговязому, который уже перелез через сетку и теперь стоял совсем близко.
– Да французик, похоже, лягушатник, – пожал плечами долговязый. – Он и по-английски говорит с трудом.
– Ты чего, французик, что ли? – переспросил у Во-Во парень. – Парле, силь ву пле? – и он засмеялся своей незатейливой шутке. – Ты чего к нам приехал, мы же вас только что освободили?
– А может, он славянин, – предположил долговязый. – Гляди, Том, у него акцент, похоже, славянский, польский или русский.
– Кто его знает, – поддержал долговязого Том. – Хотя он больше на французика похож, от него и воняет, как от французика.
Элизабет заметила, как вздулись жилы на правой руке Во-Во, на той, которой он держал ракетку.
– Если вы согласны, что проиграли и игра закончилась, то отойдите. А то…
– Что «а то»? Что ты сделаешь? Вали в свое говенное Бордо или откуда там ты взялся.
– Что «а то»? – подхватил долговязый.
– А то я разотру тебя, как вот этот плевок. – И тут из узкого, длинного рта Во-Во вылетела плотная струйка слюны и, пролетев короткий ярд, хлопнулась собравшейся каплей на спортивный ботинок Тома.
То т не поверил своим глазам. Он так и стоял, ошарашенно пялясь на носок своего тапка.
– Ты чего, мужик?.. – повторил он наконец. – Ты чего?.. У тебя чего, проблемы, ты чего нарываешься? А ну вытри, или мы тебя заставим. Правильно, Макс?
– Ну да, – согласился, хотя и не очень уверенно, долговязый.
– Вытри, – настойчиво повторил парень и оттолкнул выставленную Во-Во руку и сделал еще один шаг вперед.
Элизабет была уверена, что Во-Во сейчас ударит его, она даже сделала инстинктивный шаг назад, зажмурилась, уже содрогнулась от ужаса и дикости того, что неизбежно должно было сейчас произойти.
Но ничего не произошло. Лишь быстрый, торопливый говор долговязого:
– Подожди, Том, давай лучше полицию вызовем. Может, он нелегал, пусть они разберутся. Зачем нам мараться-то? Пусть они его назад в свою Полонию и отправят, или Франконию, или куда там ему полагается.
– Точно, – согласился Том. – От таких надо очищать страну. Давай, сходи за полицией, а я его здесь постерегу. Я уверен, что он нелегал, тут столько этого дерьма понаехало последнее время.
Элизабет все еще стояла зажмурившись, все ждала стремительной, ужасной развязки, но вдруг почувствовала, как сломалось, рухнуло разом напряжение, будто лопнул сильно надутый воздухом шарик. Она увидела, как рука Во-Во, еще секунду назад готовая к удару, ослабла, лицо потеряло отточенность, заостренность, да и вся фигура обмякла, утратила сжатую сбитость.
– Да ладно, ребята, – теперь уже Во-Во отступил на шаг назад, – ладно вам, – повторил он и замолчал, видимо, не зная, как продолжить. Ему надо было сделать над собою усилие, преодолеть себя, у него была всего секунда, не более, и он преодолел.
– Зачем нам ссориться, я случайно, – он кивнул головой на ботинок, на распластанный плевок на нем.
Даже ребята, кажется, опешили от такой неожиданной перемены. Еще мгновение назад им казалось, что драка неминуема, и вдруг их уверенный, напористый противник разом смутился и сник. Они так и не успели понять, почему, что именно произошло. Не поняла и Элизабет.
Она стояла рядом, чуть сбоку, готовая прийти на помощь Во-Во, если вдруг потребуется. Она испытывала странное, непривычное возбуждение, она первый раз в жизни оказалась вовлеченной в конфликт, во враждебную конфронтацию, но Во-Во может рассчитывать на нее, она его не бросит, одного против двоих. Он смелый, мужественный, и как это важно, что рядом есть такой человек, сильный мужчина, который не даст в обиду… Для всех важно, но особенно для девочки, у которой не было отца.
И вдруг такая резкая перемена – почему, зачем? Отчего он сдается, идет на попятную?
– Гляди-ка, Том, а мужик-то сдрейфил, – первым догадался долговязый. – Похоже, он точно нелегал, вон как полиции испугался.
– А может, он еще и преступник какой, – поддержал товарища Том. – Точно, надо сгонять за копами.
Руки Во-Во, большие, жилистые, еще недавно полные напряженной мощи, только беспомощно разошлись в стороны.
– Да что вы, парни? – снова попытался он смягчить ситуацию. – Какой я преступник, какой нелегал? Вон у меня и документы в кармане, и права автомобильные. Вот, смотрите. – Он полез в задний карман брюк, суетливыми пальцами расстегивая на нем пуговицу, извлекая вчетверо сложенную бумажку. Но она ребят, конечно, не интересовала.
– Да хрен с тобой, – оттолкнул его руку с бумажкой Том, – ты лучше ботинок вытирай. Сам обгадил, сам и вытирай.
«Не может быть», – успела подумать Элизабет, хотя уже знала, что вот сейчас Во-Во наклонится, присядет на корточки и оботрет ладонью пыльный, действительно обгаженный ботинок. И она не ошиблась. Во-Во торопливо порылся в кармане, в том, заднем, где лежали права, пытаясь, видимо, отыскать салфетку или носовой платок, но не нашел, потом в другом кармане – там тоже ничего не было. И тогда он и в самом деле присел на корточки к ногам удивленного легкостью победы Тома, склонился над выставленным вперед ботинком и ладонью провел по запыленной, мокрой коже, отчего на той осталась длинная темнеющая влажная полоса. Потом он посмотрел, насухо ли вытер поверхность ботинка, и то ли из присущей ему добросовестности, то ли из желания угодить провел ладонью еще раз, и влажная полоса расширилась, как будто ботинок начали чистить, но не закончили.
