— Да никто в вас и не сомневается, Мария Александровна. Мои люди только недавно смогли избавиться от оставленных вами синяков и следов ваших ногтей, да зубов. Но я здесь не за тем.
Он замолчал, давая мне возможность обдумать услышанное.
— З-зачем же? — поморщилась от того, как предательски дрогнул собственный голос, выдавая волнение. Мне бы хотелось выглядеть более уверенно.
— Пригласить в гости к одному очень важному человеку, — произнес так, будто как минимум к президенту зовет. Ага, я ведь дура, прямо-таки бросилась из безопасного университетского сквера неизвестно куда.
— Спасибо. Воздержусь, — ответила, натянуто улыбаясь и осторожно продвигаясь к своей машине.
Мужчина перестал изображать добродушие, которое и без того плохо получалось.
— Вы не поняли, милая барышня, я вас не спрашивал. Мы поедем туда в любом случае, хотите вы или нет. Вам же дороги все участники данного дельца? Вы ведь не желаете им неприятностей? Вашему братцу, Андрею Воронцову, Мельникову, ну и разумеется, вашему любимому? Чтобы с ними ничего не случилось, вам придется просто проехать со мной. Вам ничего не сделают, я клянусь. Просто поговорят о важном.
Сжала зубы, сдерживая дрожь.
— Я похожа на дуру? Ничего ваш, так называемый, хозяин никому не сделает. Он уже ничего не может, потому что это вызовет такую отдачу, что шарахнет по нему. Иначе вас бы здесь не было. Я права? — разумеется, я блефовала, а внутри все тряслось от страха.
Медведь в ответ лишь покачал головой.
— Девочка. Ты глубоко заблуждаешься. Хозяин мог бы давно заткнуть вам рот. Всем. Без исключения.
Я прищурилась. Сердце кольнули сомнения. Неужели он прав? Все наши действия совместно с тайными друзьями Туманова, взбаламутившими прессу, были видны ему как на ладони? Нам просто позволили играть героев? Не похоже, что он, как и я минутой ранее, блефует. Скорее наоборот. По коже идет холодок от серьёзного выражения бандитской физиономии и понимания — все действительно так.
— Я не могу с вами поехать, — выдавливаю через силу. Это будет несусветной глупостью с моей стороны.
— Даже ради Туманова?
Нет. Ради Никиты я готова на многое, но не на глупость. Оказаться в руках главгада, который все это устроил?
Внезапно в сумочке раздался сигнал вызова. Медведь махнул рукой, словно разрешая мне взять трубку, хотя мне его позволение нафиг не нужно. Странно, номер незнакомый.
— Да.
— Не лезь в мои дела. Говорю первый и последний раз, — рявкнул до боли знакомый голос. Пульс сбился от сознания, что он позвонил. Я даже не сразу поняла, о чем речь.
— Н-никита?
— Ты меня поняла? Чтобы тебя и близко не было. Не знаю, кем ты себя возомнила, но приказываю — забудь, что мы знакомы! Мне не нужны твои жалкие попытки загладить вину.
Я стараюсь пропустить мимо ушей грубые слова. Он все поймет, когда узнает правду, и будет сожалеть о них.
— Никит, постой! Выслушай. — Напрочь забыла, кто стоит рядом и все слышит. Сердце гремит в ушах, но я думаю об одном — у меня единственная попытка убедить его. — Я люблю тебя. Все, что делаю, только ради того, чтобы помочь. Вина здесь не причём.
На том конце тишина и только почти неслышные отголоски его быстрого, тяжелого дыхания. Он словно пытается справиться с бешеной яростью.
— Ты не поняла. Мне не нужна помощь жалкой девчонки. Своими корявыми попытками ты только мешаешь серьезным людям. Надеюсь, ты меня услышала. Исчезни.
Он отключился, и телефон выскользнул из моих дрожащих пальцев. С грохотом упал на асфальт, разбиваясь вдребезги, как мое сердце. По щеке скатилась слезинка, выпуская наружу боль от его слов. Он подписал смертный приговор нашей любви.
Наверное, мне бы стоило послушаться и забить. Мои жалкие корявые попытки вряд ли имеют значение.
— Хочешь по-настоящему ему помочь? — раздалось почти над ухом. — Если любишь… тебе же не его признание нужно и не эти бессмысленные статейки, репортажи? Тебе ведь нужна его свобода? Он даже может не узнать, кто именно помог, если пожелаешь. Главное — как только ты поговоришь с Хозяином, Туманова выпустят.
Он серьезно? Убрала руки от лица и подняла к нему глаза. Он действительно уверен в своих словах. А надо ли мне это? Никита только что запретил помогать и отрубил все варианты нашего примирения. Я больше ни слова ему не скажу о своих чувствах — просто не смогу. Я не буду навязываться и тем более оправдываться. Но!
Но я хочу, чтобы его неприятности закончились, чтобы дурацкое дело закрыли, а его выпустили. Пусть больше не увижу, но он будет свободен.
— Хорошо. Вы обещаете, что будет именно так?
В груди бушевал ураган. Меня разрывали сомнения, стоит ли соглашаться, но Медведев был очень убедителен. Я безумно хотела спасти Никиту. Пусть он и не узнает об этом никогда. Тем более, чего мне терять? Ну не убьет же меня Евстигнеев! Зачем ему еще и это ко всем тем претензиям, что последнее время сыпятся как из рога изобилия.
К нашей защитной компании как-то незаметно присоединились явные его недоброжелатели, конкуренты, подсовывая все новые и новые факты его нечистоплотности как в политике, так и в бизнесе.
Медведь поднес ко рту большой палец и щелкнул по зубам в известном жесте.
— Зуб даю.
Глава 36
Ощущала себя почти спокойно, пока ехали по городу, и даже когда свернули на Кутузовский. Меня нисколько не удивило, что Евстигнеев может жить здесь. Но когда мы пересекли МКАД, стало по-настоящему тревожно. Зря я, наверное, повелась. Сидя на заднем сиденье черного бронированного Лексуса, нервно сжимая в руках сумочку, поносила свое любопытство и глупость на чем свет стоит. Еще и телефон разбился.
На самом деле, мне просто не хватило времени, чтобы все обдумать. И Туманов не вовремя позвонил. Растерялась, расстроилась и совершила просто немыслимую глупость. Если брат узнает… то есть, если вернусь невредимой, и Ник узнает, он запрет меня, как обещал.
Закусив губу, смотрела на проплывающие мимо элитные поселки, гадая, не в этом ли наша конечная точка. Через силу заставляла себя не думать о реакции Никиты. Как он там сказал? Мои жалкие попытки мешают серьезным людям. Похоже, это моя последняя.
Не понимаю, за что он так со мной? Неужели и правда считает, что действую из жалости или желания загладить вину? Какую вину? Нет такой вины, из-за которой я бы ослушалась брата и рискнула всем: жизнью, карьерой… мог бы чуть-чуть напрячься и понять, что как такового предательства не было. А он, как баран упертый, не хочет ничего видеть. Злость застилает разум. Дурак!
Вот, кажется, и приехали. Небольшой поселок и явно один из самых престижных в Подмосковье. Здесь мало домов, но зато они необычные по дизайну и занимают просто огромную площадь каждый. Охрана на въезде довольно внушительная и создает серьёзное впечатление.
Мы подъехали к одному из самых больших особняков. Медведь поймал в зеркале мой взгляд и подмигнул.
— Не дрейфь, МарьСанна. Тебя уже ждут.
Неужто сам Евстигнеев? Зачем я вообще ему понадобилась? Заткнуть? Так это вроде по-другому делается. В качестве заложницы? Тоже не понимаю. Они что, все еще хотят что-то стрясти с Туманова?
Мне вдруг стало невероятно любопытно. Вдруг повезет, и я все же узнаю, какая между ними связь. Туманов сам ни за что не признается, а откапать мы ничего не смогли.
Медведь припарковался у шикарного трехэтажного дома и вылез из машины. Открыв дверь, помог и мне выбраться наружу. Я не могла не отметить окружающую красоту и роскошь, но тайком подумала, что домик Никиты в лесу гораздо милее и уютнее. Я бы не хотела здесь жить даже, если бы мне преподнесли его на блюдечке с золотой каёмочкой.
Мне открыли дверь и пропустили в дом. Одну. Сам Медведь за мной не последовал, развернулся и отправился в противоположную сторону, по пути переговариваясь с другими охранниками.
Краем уха услышала всего одну фразу, но не поняла, что бы она значила:
