разом. Ощущение — будто насквозь прошивают удовольствием.
Кайфом опустошающим, диким, когда Максим и внутри, и снаружи одновременно, когда быстро двигается и всюду воздействует. Сжимаю зубы и подстраиваюсь под него. Зажмуриваюсь, обнимаю крепче.
Лишь бы продолжал.
Макс и не думает тормозить. Он толкается снова, и опять так же. И я как-то сразу подсаживаюсь на эту иглу. Враз понимаю, что без этого больше жить не хочу и уж точно не буду.
Рвано, громко выдыхаю.
Перестаю быть леди.
Перестаю быть.
Вцепляюсь в своего мужа намертво. Прижимаюсь всем существом. Ноги закидываю выше. Прося еще.
Мы коротко сладко целуемся, очень нежно и многообещающе. А потом он начинает двигаться резко, ритмично, как-то сильно сразу. По всем точкам.
По максимуму.
С каждым толчком эмоционально разбивает, раскатывает.
И это не секс больше, это какой-то кайф нечеловеческий. Я тону в нем, позволяю ему всю себя заполнить.
Еще один толчок — пронизывающий, быстрый, до упора. Катком по чувствам. Я хватаю ртом воздух, чувствую-чувствую-чувствую, а потом задыхаюсь и кричу.
Макс ускоряется. Вместо того чтобы передышку дать, он наваливается и ебет быстрее. А у меня вторая жизнь начинается, сейчас прямо, под ним, на этом старом комоде. С этой самой секундочки. Кто бы знал, что мое тело способно испытывать такое удовольствие!
Я не могу сдержаться, кричу! От счастья, восторга, от того, что это сильнее меня!
Кричу снова и снова, при каждом толчке. Когда прошивает меня, когда душу — вдребезги.
Застываю на каком-то пике. Мы снова целуемся. Жадно облизываем языки друг друга. Так, будто ближе нас нет. Как будто обожаем.
Я балансирую на грани. В таком ужасе, что Макса лишусь, что он козлина, но мой. Мой собственный.
— Еще так же, Ману. Еще так же! — дышу ему в рот.
Он перехватывает меня поудобнее. Поднимает и в стену впечатывает. Ноги совсем высоко оказываются, насколько растяжка позволяет. Серия толчков — быстрых, четких, в одном темпе и каких-то одинаковых.
Вновь кричу при каждом. Захлебываюсь. Спустя секунду накрывает волной, и острый, как бритва, кайф полосует изнутри. Это больше, чем оргазм. Это больше, чем когда пальцами. Это… Всем телом разом.
Я кричу, снова и снова испытывая этот дичайший восторг.
Без него жить нельзя больше. Испытав однажды, прежней уже не будешь. Я кончаю всей душой и телом, всем своим разумом, всеми чувствами. И ощущаю что-то вроде… перерождения.
В себя прихожу не раньше чем через минуту. Опять на комоде сижу, прикусываю Максиму шею, обнимаю сильно, пока он в меня впечатывается. Пока достигает своего пика. Жмет меня к себе. Двигается, а потом застывает глубоко внутри. Хрипло выдыхает. Аж мурашки по телу.
Я ощущаю себя цветком. Какой-то особенной розой, которая раз — и расцвела. И так приятно от этого — везде, в каждой клетке. Так приятно, тепло и красиво! Хоть песню пой.
Таинственно улыбаюсь.
Исследую себя мысленно — сердце колотится, кожа горит, между ног печет и влажно. Совсем не стыдно почему-то. Разве можно стыдиться такого удовольствия? Отказываться от того, что природа подарила, — восьмой грех, не иначе.
Макс отстраняется, стягивает презерватив и завязывает узлом. Я бы хотела ноги свести, но он все еще стоит между ними, игнорируя мои попытки выбраться. Опирается руками на комод, наклоняется, да так, что приходится назад сильно отклониться.
Глаза темные, пьяные — в хламину. Щеки и губы раскрасневшиеся. Волосы взъерошенные, на висках капельки пота. Максим сейчас иначе выглядит — уютным, классным. Моим!
Но.
Так. Радоваться мы не будем. Не будем мы радоваться любовной любви, мы же больше не дуры из Упоровки. Мы — жена депутата.
И говорить о себе в третьем лице тоже не будем, это уж совсем странно.
Я облизываю губы, Максим тянется — снова сладко целуемся с языком, одновременно улыбнувшись.
— Малыш, понравилось? — первым нарушает он молчание.
Бедра мои мерно потирает ладонями. Зацеловывает щеку, шею, будто и правда оторваться не может.
Я чуть приподнимаю брови и небрежно ерошу его волосы. Да ладно, все позади, уже не обязательно ласкать.
Прикусываю губу. Что тут ответишь?
Киваю.
За стенкой голоса: кто-то идет по коридору, смеется. Я испуганно съеживаюсь, ручка дергается.
— Дверь, блядь, не трогай! — басит Макс, да так, что вздрагиваю от грубости.
Тишина, шаги, бег. Господи!
Он диковато озирается, отходит на шаг, закрывая меня на всякий случай: вдруг начнут ломиться. Поднимает и застегивает штаны. Я спрыгиваю с комода, беру из его рук стринги, аккуратно, не снимая туфель, натягиваю. Вот это голову снесло. Вот это мы обнаглели!
— Макс, если нас здесь застукают, будет некрасиво. Жена именинника — почтенная дама, утонченная вся, гламурная. С таким лицом, будто ее ни разу в жизни не трахали и всех детей им аист принес.
Он начинает хохотать, и я толкаю его в плечо.
— Не хочу, чтобы опять все болтали, что меня выебали за каким-то углом! Максим!
— Прости. Не будут болтать, — отвечает он, хватает мои ладони, сжимает. — Что поделаешь, если ты персик сочный. У меня яйца чуть не взорвались, если твоим сленгом.
— Да иди ты! — Снова отталкиваю.
Сама вижу — хочет. В смысле, глазами вижу эрекцию. На меня у Макса стоит без остановки уже второй день. Но спрашивать, понравилось ли, — не рискую. Как бы там ни было — он кончил. Про остальное я думать отказываюсь. Мне было зашибись, и я хочу еще раз пережить это ощущение. С ним. Потому что он мой муж, я его люблю, и это лучший вариант.
Максим бросает обеспокоенный взгляд на камеру, обувается. В одном носке он смотрится комично, но я это замечаю, только когда выходим в коридор.
Никого нет, к счастью. Пусто.
— Какой позор, — шепчу, расстроившись. — Нас больше не пригласят.
Он снова дико ржет. Я обижаюсь, скрещиваю руки на груди. Тогда Максим берет и сжимает запястья.
— Аня, Анют. Поехали-ка домой. — Да таким тоном говорит, словно у него есть планы.
— Эй! Поехали, но… Ладно, потом. Слушай… — Понижаю голос: — Ничего, что я не мило стонала, как леди, а вопила, словно поросенок на убое? Не надо было?
Макс улыбается и пораженно качает головой.
— Оно само так выходило, — пожимаю плечами. — У меня словно душа из тела вылетела. Офигеть.
Его кадык дергается, а улыбка вдруг исчезает.
Мы останавливаемся в коридоре, замираем напротив друг друга. К счастью, тут по-прежнему полумрак. Максим поправляет мои волосы, а я, машинально, — воротничок его рубашки.
Он говорит тихо:
— Ты была охуенна, моя леди. Делай так всегда.
Всегда? То есть это не разовый забег? Чувствую, что
