— Ты хотела поговорить? — напомнил он.
Я запаниковала, но вдруг сам собой родился план и… начала самозабвенно врать.
— Хотела съездить к папе.
— О, — обрадовался Гоша. — Конечно, Ирс. Давно пора. Уверен, он будет рад. Сколько можно наказывать старика?
— Да. Согласна, — смиренно кивнула я.
Гоша часто уговаривал меня помириться с отцом. Он уверял, что тот не со зла наговорил мне гадостей, а просто боялся потерять или не досмотреть. Я противилась этим аргументам, но сейчас поняла, что должна уступить. И Фенову, и отцу.
— Прямо сейчас хочу, — выпалила я. — Ты ведь свободен?
— Свободен. Катюха, собирайся, нам в магазин.
— Купишь мне пончик?
Гоша поджал губы, но вынужден был согласиться. Я разбаловала его дочь вкусняшками, а быть деспотом, который все запрещает, он не хотел. Возможно, потому что готовился к плохому решению суда.
— Я поехала тогда.
— Подкинуть тебя?
— Нет-нет, я сама. Чего вам круги вертеть?
— Ладно.
Гоша подозрительно прищурился, видимо почувствовав в голосе фальшивый энтузиазм. Чтобы он отвлекся, я прильнула к его губам поцелуем, обняла крепко-крепко. Феникс аж охнул, когда я оторвалась от его рта.
— Снимите номер, — буркнул Мишка. — У меня тут приличное заведение.
Я стыдливо потупилась, а Гоша забормотал что-то себе под нос, проклиная публичное место и не очень толерантных друзей.
— Катюшик, пока, — попрощалась я с девочкой.
Она помахала мне.
Я кратко попрощалась с ребятами и выбежала на улицу. Хотелось рыдать от собственного вранья, но нельзя было расслабляться. Я набрала Аню, а уже через полчаса сидела у нее на кухне и пила чай, стуча зубами от нервной тряски.
— Не понимаю. От меня ты чего хочешь? — ворчала Аня, ковыряя кунжут на печенюшке.
Я выдала ей все разом, надеясь… на чудо, наверно. Вдруг Гошин друг ошибся? Вдруг шансы есть?
— Шансы… — выдавила я, чувствуя себя выжатай и беспомощной после всего сказанного.
— Ты думаешь, я круче Галанина в юриспруденции? — хохотнула подруга. — Обычно суд на стороне отца, но с прогнозом Федора сложно спорить в любом случае.
— Но ты же стажируешься у кого-то там.
— Угу. У Мохова. Он Галанину готов зад лизать за консультацию. Федор Дмитриевич самый крутой у нас в городе. Так что если он твоего Феникса не вытащит из дерьма, то я не знаю.
Я закрыла лицо руками. Отчаяние целиком и полностью завладевало мной. Еще и Аня добивала.
— Говорила, не связывайся с ним. Так и знала, что все кончится плохо.
— Он хороший, Ань. Правда, но…
— Хорошие обычно за все и платят, Ирк, — выдала она цинично. — Это с говнюков как с гуся вода. Но Гоша молодец, я считаю. Да и с Галаниным он обязан выиграть.
— Пятьдесят на пятьдесят?
— Пятьдесят на пятьдесят, — повторила Аня.
— Понятно. Спасибо за консультацию.
-Было бы за что, — подруга поморщилась. — Ир, не делай глупостей только, ладно? Все утрясется. Может еще на мировую пойдут. Рвать ребенка друг у друга — это последнее дело. Они ради девочки должны научиться ладить.
— Сомневаюсь, что получится миром. Анфиса… Она меня не выносит.
— Ты же не собираешься порадовать ее и бросить мужика?
Я не ответила.
— Ииииир! Не делай этого.
— Ты же сама говорила, что одни проблемы. Теперь и не поддержишь?
— Нет. Не поддержу. Ты же его без ножа зарежешь. Он от тебя не отказался.
— Вот именно. Я не хочу, чтобы он воевал с бабушкой своей дочери из-за меня. Просто уеду и все.
— Куда?
— Возможно в Париж. Или в Москву. Не знаю.
Аня посмотрела на меня, как на блаженную. Я встала из-за стола, решив, что пора и честь знать.
— Не пори горячку. Подумай. Поговори с ним, в конце концов, — уговаривала меня она уже в коридоре, пока я одевалась. — Ирсен, сбежать — это не выход.
— Спасибо за все, Ань. — Я расцеловала ее, обняла. — Позвоню.
Она все прекрасно поняла.
— Погоди, — окрикнула меня уже в подъезде. — У Галанина что за татушка?
Я засмеялась. Даже в такой драматический момент не могла не заметить Анькин не праздный интерес к Гошиному приятелю.
— Очень сексуальная Фемида на плече.
— Твою ж душу, — захныкала она. — Пропало мое бедное сердечко и спокойные розовые сны с единорогами и бабочками. Теперь будет Федор Дмитрич сниться. Топлесс.
Глава 24
Я бы посочувствовала ей, а может и помогла бы, вступив с Гошей в сговор для сводничества, но сейчас был совсем не тот момент, чтобы причинять добро и наносить радость.
Аня меня не успокоила, не разубедила. В общем, я была готова, просто хотела, чтобы она подтвердила все что говорил Федор. Мне не хватало смелости осуществить задуманное, но теперь больше не было соломинок, за которые я могла ухватиться. Пришлось тонуть, отвечать за свои поступки, брать ответственность. Страшно, больно, быстро. Но иначе я просто не могла.
Приехав на такси к родному дому, я обрадовалась, увидев в окнах свет. Не хотелось папе названивать. Ощущение, что он все это время ждал меня, согрело истерзанное сердце. Как обычно смотрит свой жуткий сериал по НТВ. Хоть что-то стабильное в этом безумном мире, где бабушка отбирает внучку у отца, а провинциальная серость вдруг получает предложение, о котором мечтают топовые модели.
— Привет, — проговорила я тихо, войдя в дом.
Отец вскочил с кресла, отбросил пульт.
— Ирка, — он едва не плакал.
Промчавшись через гостиную, папа крепко обнял меня.
— Ирка, — повторил отец, отстранившись, чтобы рассмотреть меня. — Детка… как же хорошо, что ты приехала.
- Я не надолго, пап. Хочу собрать вещи.
Он тут же напрягся, нахмурился.
— Все-таки решила окончательно к нему перебраться?
— Нет, — пискнула я, глотая слезы. — Скорее наоборот. Пойдем.
Я увела его на кухню, усадила за стол, сделала вкусный чай, к которому он, очевидно, не притрагивался с тех пор, как я уехала. За чашкой ароматного горячего напитка, я рассказала папе все. Про Анфису и Гошу, про суд, про Катю и ее покойную маму, про мое знакомство с Фениксом и фотосессию, про такое странное, лестное и жутко своевременное предложение от московского агентства.
В ответ на мою откровенность папа долго молчал.
— Ну, — не выдержала я. — Скажи что-нибудь.
Отец отпил чая, почмокал, облизнулся.
— Знаешь, мы с твоей мамой не всегда жили душа в душу, — начал он.
Совсем не то, что я ожидала услышать.
— При чем тут мама?
— Не перебивай, — цыкнул отец и я осекалась. — Мы, конечно, еще в школе влюбились, но потом я не поступил и ушел в армию. Она ждала. Почти дождалась. Немного не повезло мне. Или нам.
У меня сердце в пятки упало. Я впервые об этом слышала.
— Что ты такое говоришь?
— Правду, Ирсуль. Она влюбилась, честно мне написала. Когда я вернулся, твоя мама жила с каким-то зеком. Весь синий, места живого не было. Не знаю, что она в нем нашла. Приворожил он ее что ли?
— Синий? — повторила я эхом.
— Ага. В наколках. Только с зоны откинулся. Соседи говорили, он к ней на улице пристал, уболтал. А потом стал приходить, пока не увел из дома совсем. Я поверить не мог, пока своими глазами его не увидел. Наглый, трусливый гад. Она институт забросила, стала работать. Он все деньги забирал на выпивку. А потом она пришла ко мне. Вся в крови, едва живая. Упала в ноги и прощения просила, пока я скорую вызывал. Ублюдка этого убить хотел, да его в тот же вечер закрыли. Оказалось, на дело сходил неудачно, вот злобу и выместил.
— Папа, как же?
Я закрыла рот руками, не веря. Моя мама. Родная, уютная, которая пахла печеньем, которая пела мне и гладила по голове.
— Вот так, Ирсен.
— Ты простил ее?
— Конечно, простил. Я любил ее очень. Да и сама она потом признавалась, что как знамение нашло.
— Поэтому ты… — меня осенило.
Отец только кивнул.
Значит вот почему он так психовал из-за Гоши. Думал, я так же, как и мама связалась с бандитом.
