class="p1">– Машина. «Корветт» шестьдесят седьмого года.
– А перед этим?
– Оружие.
На мгновение я замираю.
– Твой отец увлекается оружием?
Мал смотрит на меня так внимательно, словно пытается считать реакцию и просчитать, какая последует, когда он выдаст новую порцию информации о своей семье.
– Да. Твой разве нет?
– Увлекается, – отвечаю медленно. Почему у меня такое ощущение, что Малоун утаивает от меня какую-то информацию? – У нас все мужчины семьи отличные стрелки. У папы целая коллекция оружия. К счастью, он прячет его в сейфе, я видела всего один пистолет и как-то мельком коллекцию, когда была маленькая. Но, поскольку девочкам в мир мужчин вход воспрещен, то больше я не сталкивалась с оружием в доме. А ты? – спрашиваю, впиваясь таким же внимательным взглядом в Мала. – Стреляешь?
– В смысле, умею ли я?
– Да, – киваю, не моргая, чтобы не пропустить ни единого мгновения.
– Скажем, в мире существует не так много видов оружия, из которого я не стрелял хотя бы раз.
– Что вынудило тебя научиться? То есть, ты же компьютерный гений, а они, как правило, далеки от оружия.
– Каждый мальчик его любит. Ну, может, не каждый, но почти каждый.
– Господин, обед подавать? – спрашивает слуга.
– Немного позже, спасибо, – отвечает Мал, и слуга удаляется, а я только сейчас понимаю, что…
– Ты говорил на арабском, – шокированно медленно произношу я.
Мал прикусывает нижнюю губу и слегка хмурится.
– Говорил.
– То есть, ты знаешь мой язык.
– Знаю. Не в совершенстве, конечно, но немного знаю.
– Почему ты не говорил? Мы все время до этого общались на английском.
– Потому что я думаю на своем языке, – отвечает Мал, снова внимательно вглядываясь в мое лицо. – Но если тебе удобнее, можем перейти на арабский.
– Нет, все нормально. Просто…
– Тебя оскорбило то, что я не сказал об арабском?
Я прокручиваю в голове все ситуации, когда могла сболтнуть что-нибудь на родном языке, но, кажется, все было в рамках приличий. И снова ловлю себя на том, что не осознала, на каком языке говорил Мал, когда мы столкнулись в кухне. Я ведь сказала «Еще и Мал этот» на родном, а он ответил мне на английском. Я была настолько шокирована его появлением, что даже не задала себе вопрос, как он понял мои слова.
Облизываю губы и снова смотрю вдаль. Не знаю, как ко всему этому относиться.
– Амира, я понимаю, что ты в сущности согласилась выйти замуж за незнакомца, и сейчас тебя поражает любой новый факт обо мне, – он привлекает мое внимание своими словами, и я перевожу на него взгляд. Мал откладывает ноутбук в сторону и, облокотившись локтями на колени, сплетает пальцы. – Сейчас самое время бояться. Я говорю это не для того, чтобы запугать тебя, а потому что мы оба понимаем, что это правда. Ты почти ничего обо мне не знаешь. Но поверь, я сделаю все ради твоего счастья. И начну с веры, если она настолько важна для тебя.
– Знаешь, в других обстоятельствах мой папа начал бы сильнее уважать тебя за принятое решение.
– А в наших обстоятельствах какие прогнозы?
– Думаю, прямо сейчас он горит желанием убить тебя.
– Жаль, это не фигура речи, – криво усмехается Малоун. – А как тебе удалось так хорошо выучить английский? Я ведь тоже мало что знаю о тебе, принцесса.
– Подумываешь, не бросить ли эту затею с женитьбой? – пытаюсь разбавить витающее между нами напряжение шуткой.
Малоун медленно качает головой, а потом берет меня за руку и так нежно перебирает мои пальцы, что по коже разбегаются мурашки.
– Знаешь, когда я понял, что хочу жениться на тебе?
– Когда? – спрашиваю тихо, но он слышит меня.
– Когда осознал, что сойду с ума, если ты достанешься другому. Разве не так понимают, что это любовь?
– Так, наверное, – покраснев, отвечаю я.
– Я всегда достигаю поставленных целей, – продолжает Малоун. – Особенно, если эта цель стала следствием одержимости восточной принцессой.
– А ты в курсе, что одержимость – это болезненная потребность достигнуть результата? Многие религии объясняют такое состояние тем, что человек объят некими духами, шайтаном или дьяволом. Что он может положить всю жизнь на то, чтобы заполучить желаемое.
– Знаю.
– И что зачастую, получив желаемое, человек сходит с ума, потому что теряет великую цель. Или теряет то, что заполучил, потому что не знает теперь, как этим распорядиться.
Малоун сжимает мои пальцы и подается немного вперед ко мне, внимательно глядя в глаза.
– Тогда могу точно сказать, что я одержим тобой. И знаю, что буду делать, когда заполучу тебя, Амира. И точно могу пообещать, что тебе понравится все, что ждет нас впереди. – Я перестаю дышать, представляя себе совершенно неприличные вещи, которые он собирается проделать со мной. Безумие какое-то. Мал безумец, и меня тоже тащит в это. Мне бы себя остановить, заставить его замолчать, но я слушаю, впитываю каждое слово. – Когда достигну цели, я поставлю новую. И так до бесконечности. Но знай, что я принял решение и готов всю жизнь завоевывать тебя снова и снова, если понадобится.
– Мал, – выдыхаю я, совершенно очарованная его напором.
– Ты так и не ответила про английский.
Ого! Вот это способность затушить разгорающийся пожар! Достойно уважения. Я мягко вытаскиваю свою ладонь из его хватки и беру с маленького столика, стоящего между креслами, стакан с джаллябом. Делаю глоток и возвращаю его на место. Глубокий вдох… кажется, разбушевавшееся сердце немного успокоилось, можно рассказывать.
– Когда мне было восемь, папа пригласил для Омара преподавателя английского. Брат занимался им с детства, но потом папа позвал какого-то американца, который жил у нас дома полгода и учил братьев. Сначала только Омара, потом к нему присоединился Сабит.
– И ты?
– Нет, что ты? Джейк же мужчина, мне нельзя было с ним заниматься.
– Тогда как?..
– Я подслушивала. Пряталась от них, ходила хвостиком и слушала. – Я улыбаюсь, рассказывая, и Мал вторит моей улыбке. – А однажды на день рождения Омара папа пригласил Джейка за семейный стол. И когда тот начал нахваливать блюда, я сказала, что джалляб сегодня кислый и манго перезрелые. А еще мне совершенно не нравится салат. И я с таким энтузиазмом описывала свои чувства, что не заметила, как за столом наступила тишина. Родители были шокированы моим уровнем английского. На следующий день мама поблагодарила мою преподавательницу, которая, надо сказать, почти всегда засыпала на уроках, пока я читала одну из книг, которые она мне подсовывала. Конечно, учительница не стала опровергать мамины слова, взяв на себя все заслуги Джейка. Но мне тогда было все равно, кто и что думает, я
