— Лошади, шляпы и сапоги. Где у вас соль?
Я протянула ему солонку:
— Вот видишь, ты и сам знаешь!
— Я там живу, Эшли. — Он подлил молока. — И поверь мне, у нас никто не ходит в ковбойских сапогах и шляпах. Только в дни праздников.
— Ладно, Том, — сжалилась я. — Давай замнем это. Я совсем не хотела обидеть твоих земляков. Твои родители остались там?
Он ответил не сразу:
— Вообще-то, нет. Я родом из Алабамы. Думаю, родители и сейчас живут там.
— Думаешь? То есть ты не знаешь наверняка?
Ему не по душе был этот вопрос, это сразу почувствовалось, но Том все же пояснил:
— Да мы с сестрой уехали от них, как только окончили школу.
— Не спрашиваю почему. И вас занесло в Техас? Не расскажешь — почему именно туда?
Проведя рукой над сковородой, Том проверил, как она нагрелась, и, одобрительно кивнув, вылил туда яично-молочную смесь. И лишь потом ответил:
— Как-нибудь потом.
Я вспомнила:
— А эта девушка, которую ты разыскиваешь? Это не твоя сестра?
Он посмотрел на меня с обалделым видом:
— Как ты догадалась?
Мне стало смешно:
— Я очень умная, понимаешь?
— Ты действительно умная. Ты, наверное, прочитала все эти книжки? — Он указал головой на окно.
Я выглянула во двор. Никем не тронутые горы книг сиротливо громоздились на траве, которая выглядела особенно свежей и яркой от этого соседства. И когда я смотрела на эту траву, мне почему-то представились брат с сестрой, убегающие из дома на дикий Запад. За романтикой или просто подальше от родителей?
Странно порой происходит в жизни: полчаса назад я еще знать не знала этого Тома, а сейчас мне не терпелось выведать его историю. Почему? Может, отцовская страсть к поискам интересных судеб передалась и мне? А что, если когда-нибудь я все же смогу написать свою книгу? Хотя бы одну? Говорят, каждый на это способен, но мне в это не очень верилось. Разве Джун под силу это осуществить? Или хотя бы тому же Тому Брэдли?
А своя история у него явно была, и она могла оказаться неплохим сюжетом для будущей книги, вот почему я так заинтересовалась им. О себе мне писать было нечего. Но и давить на Тома я не собиралась. Если он останется в нашем доме, как собирается, уж постараюсь постепенно вытянуть из него подробности их с сестрой невероятных приключений.
— Опиши мне твою сестру, — попросила я. — Вдруг я встречала ее где-то?
Он улыбнулся так радостно, словно увидел за окном ее лицо. Видимо, они и впрямь были очень дружны, это не часто встречается…
— Она, — начал Том и вдруг посмотрел на меня с тревогой: — Ты не любишь блондинок, да?
— Почему ты так решил? — опешила я.
Он указал глазами на дверь и промычал:
— Ну…
Я догадалась:
— А, ты про Джун? Том, я не люблю ее вовсе не из-за того, что она — блондинка! Если б она была темноволосой, как я, или рыжей, я относилась бы к ней точно так же. А твоя сестра блондинка?
Он кивнул:
— Ну да. У нее светлые волосы. И она… Как бы это сказать? От нее как будто сияние исходит.
— Ого! Сияние?
— Не на самом деле, конечно. Но так кажется. Может, потому, что она всегда улыбается.
«Еще одна стопроцентная американка», — подумала я, но сдержала усмешку.
— Видно, что ты ее очень любишь, — заметила я самым елейным голоском.
— Ее нельзя не любить, — отозвался Том, но тут же оговорился: — Хотя есть люди, которым она не нравится. Их раздражает даже то, что она такая веселая. Как будто кому-то стало бы лучше, если б она на всех злилась!
Теперь пришло время мне напрячься: «Это он на меня намекает? Но я злюсь на одну только Джун! И он ведь понимает почему».
Подхватив сковороду, он провозгласил:
— Готово! Тарелки дашь?
Я похвалила:
— Пахнет вкусно, просто слюнки текут. Спорю, это сестра тебя научила готовить.
— Так и есть.
— Она старше тебя?
— На три года.
— Играли вместе?
— А то!
— Дом на дереве и все такое?
Том опять ошарашенно замигал:
— Откуда ты знаешь?
— Классика, — пробормотала я. — У меня такого дома никогда не было.
Поставив сковороду, он заглянул мне в глаза с сочувствием, насмешившим меня:
— И брата не было?
— И нет. Но я никогда не страдала по этому поводу. Не все братья так дружны со своими сестрами, Том. Это просто к сведению.
Я поставила тарелки, разложила приборы, хотя когда я обедаю в одиночестве, то обхожусь одной вилкой. Сомневаюсь, что Том был приучен к другому, но мне вдруг захотелось показать себя хозяйкой. Почему? Не знаю. Я вообще не знаю, почему все так вышло в тот день. Где была моя хваленая голова?
Когда мы съели тот омлет, который я не уставала расхваливать, причем совершенно искренне, что-то словно скользнуло по кухне, какая-то холодная тень, в присутствии которой мы оба испытали неловкость. Хотя минуту назад мы вовсю болтали, как старые друзья, я описывала ему соседей, слегка шаржируя образы, но не слишком, чтобы Том узнал их при встрече.
Он хохотал, слушая меня, и несколько раз повторил, что я «вся в отца», хотя не припомню, чтобы Джеффри Халс особенно увлекался сатирой. Отец был человеком веселым и остроумным (особенно мы с ним любили потешаться над Джун, какая уж там любовь!), но в творчестве он чаще всего оставался серьезен. Я считала это небольшим недостатком, но он доказывал, что и без него все смеются надо всем, весь постмодернизм только на этом и держится, так что кто-то должен попытаться рассмотреть этот мир всерьез и со всем вниманием. И как раз это у него, на мой взгляд, неплохо получалось.
— Чем ты собираешься заняться? — спросила я, чтобы чем-то заполнить паузу.
Том качнул головой:
— Пока и сам не знаю. А ты не могла бы… Нет, наверное, это слишком.
Мои мысли оказались чересчур смелыми, потому что, как оказалось, Тому хотелось заглянуть в кабинет моего отца. Я улыбнулась:
— А что ты надеешься там увидеть? Скомканные исписанные листы, обгрызенные ручки? Ничего этого нет, Том. У него был ноутбук, на нем он и работал. Отец был вполне современным человеком.
Он кивнул, точно подтвердил право отца выбрать себе способ работать. Во многом Том казался наивным, как ребенок, и это то раздражало меня, то умиляло. У меня был небольшой опыт общения с парнями, и я пребывала в некотором замешательстве относительно того, приятно мне общество Тома или все еще хочется поскорее отделаться от него. Он хорошо слушал и охотно смеялся над моими шутками, но сам не сказал до сих пор ничего остроумного, и я уже начала думать, что Том вообще не способен на это. Такой простой парень из Техаса. Родом из Алабамы.
— А его книги? — спросил Том. — Они у него в кабинете? Я хотел проверить, может, я не все и читал.
— А тебе непременно хочется стать главным знатоком творчества Джеффри Халса?
Когда он смеялся, я готова была признать, что его общество все же мне приятно. Чертовски обаятельная была у него улыбка! Глядя на него, мне легко верилось в то, что говорил Том про свою сестру. Ну, на счет сияния, исходившего от нее. Он, конечно, преувеличил, но что-то такое было, честное слово!
Ответил Том без затей, таким, по сути, было все, что он говорил:
— Мне очень нравится, как он пишет.
Я вздохнула:
— Писал.
— Да, писал. — Он опять покраснел.
Преодолев желание утешить его, погладив по голове, хотя если кого и следовало пожалеть в этой ситуации, так это меня, я сказала:
— Мне тоже нравится. Вот это всегда можно будет говорить в настоящем времени, правда?
Казалось, он искренно обрадовался этому немудреному открытию:
— Точно! Книги-то не умирают, верно?
Банальности Том ухитрялся произносить с таким восторгом, что как-то язык не поворачивался намекнуть ему, что это было сказано за тысячу лет до него. Мне оставалось только снова вздохнуть:
— Пойдем. Его кабинет наверху.
Он потопал за мной с готовностью ребенка, которому сейчас отдадут долгожданный подарок. Мне было даже как-то неловко за него: он относился к отцу, как к небожителю, а Джеффри Халс всегда был человеком вполне земным, подверженным страстям. Если б не одна из них — страсть к игре, — я не была бы вынуждена сейчас продавать книги.
Вспомнив о них, я забеспокоилась: как бы не подумали, что я просто выбросила их, и не растащили. Не читать, конечно, а так… Раз плохо лежит.
Как люди склонны к мародерству, я видела своими глазами, когда однажды в супермаркете отключилось электричество. Это было настоящее безумие, какие-то тетки рядом со мной, минуту назад казавшиеся вполне добропорядочными матерями семейств, хватали с полок все подряд и засовывали под одежду… Меня чуть не стошнило от этого зрелища. Кажется, в тот день я одна вышла из супермаркета с пустыми руками.
Но я не бросила Тома на полпути. В конце концов, пять минут ничего не решали, и если моим книгам суждено было быть украденными, то это уже наверняка случилось. А Тома так и распирало от желания приблизиться к великому человеку, я даже лопатками чувствовала исходящий от него жар.
