— Я хочу, чтобы ты знала… — он перевел дыхание, — ты всегда была для меня особенной.
Чесса замерла.
— Что?
Он попытался улыбнуться.
— То, что было между нами, было особенным.
Она могла лишь беспомощно и с невыразимым ужасом смотреть на него. Как благородно с его стороны, думала она, хранить память о том, чего не было, о связи, которой не существовало.
Чесса Марголис и Ник Парселл впервые встретились пять минут назад.
Пока Чесса дезинфицировала порез и накладывала повязку, она пыталась привести мысли в относительный порядок. Было очень сложно выпутаться из паутины лжи. Правда казалась единственным выходом, хотя это глубоко расстроило бы ее обожаемого сына. Но откладывать объяснение значило бы только усугубить его страдания.
Выбора не было. Чесса понимала это и пыталась набраться мужества, чтобы приступить к разговору. Глубоко вздохнув и мысленно вознеся молитву, она обратилась к мужчине, стоящему на кухне:
— Нам надо поговорить.
Ник вглядывался в яблоки.
— Разве не легче просто нарезать их?
— Нарезать? — Она проследила направление его взгляда — он смотрел на незаконченную фигурку на бумажной салфетке. — А-а, это не для пирога. Я делаю такие фигурки из фруктов, это часть моего бизнеса. Производство Чессы. — К ее ужасу, нервный смешок сопроводил ее слова. — Это маленький бизнес, конечно, чтобы заполнить время. Еще я делаю композиции из сушеной кожуры, и праздничные украшения тоже.
— Понимаю. — По его тону было ясно, что он ничего не понял. Внезапно глаза у него повеселели. — Лица на твоих фигурках всегда такие, как у этой?
Вглядевшись в яблоко, Чесса увидела, что глубоко посаженные глаза под нахмуренными бровями, слегка искривленный нос и четкая линия рта на «лице» могли бы принадлежать Нику Парселлу.
— А ты всегда такой наблюдательный?
Он неопределенно улыбнулся.
Она отодвинулась и выглянула в окно на улицу, где ее сын возбужденно рассказывал всем соседским детям, что приехал его отец. Волна дурноты снова захлестнула ее.
— Ты больна? — Ник неожиданно заботливо помог ей присесть и подал стакан воды. Она отхлебнула глоток и не открывала глаз, пока не прошла тошнота. — Ты случаем не беременна?
Глаза у Чессы широко распахнулись.
— То есть?
— Извини. — Он отодвинул тарелку подальше от края стола и внимательно всмотрелся ей в лицо. — Это не мое дело…
— Ты прав, это не твое дело — ни я, ни мой сын.
— А вот тут ты ошибаешься. — Хотя его голос оставался спокойным, Чесса заметила напряжение у него на лице, морщинки возле рта углубились. — Бобби и мой сын. Я должен принимать в нем участие. — Вспышка злости и странное сочетание чувства угрозы и беззащитности на мгновение напомнили Нику о страстях, терзавших его в юности.
Он взял себя в руки и вернулся в настоящее, снова став мужчиной, тщательно контролирующим свои эмоции. Он повел рукой, и Чесса определила это движение как желание сменить тактику и быть более сдержанным.
Чувствуя сосущую пустоту в животе, она вертела стакан в руках.
— Это была ужасная ошибка, — произнесла она наконец. Ее голос при этом походил скорее на карканье. — Во всем виновата только я. Не думаю, что ты простишь меня, но я должна тебе объяснить… — Она замолчала, когда Ник ласково заключил ее руки в свои. Прикосновение было твердым и нежным, тепло распространилось от его ладоней по всему ее телу до пульсирующей артерии на шее.
Сочувствие смягчило его черты, а сожаление затуманило глаза.
— Это я должен просить прощения. Если бы я знал… — тут он запнулся, явно смущенно подыскивая слова, — что время, проведенное вместе, выльется в рождение ребенка, я бы никогда не уехал. Ты должна мне поверить.
Застонав, Чесса затрясла головой.
— Нет, нет, ты не понимаешь.
— Я понимаю, — продолжал он, подтверждая свои слова пожатием руки. — Это было очень странное время для меня. Я сделал много такого, чем не могу гордиться, и сожалею об этом. Я был импульсивен и озлоблен, отталкивая всех, у кого была семья, о которой я мог только мечтать. Я делал то, чего от меня ожидали.
Чесса почувствовала острую боль в груди. На нее нахлынули воспоминания, яркие и красочные, явив портрет печального юноши с безрадостными глазами, отверженного, которому пришлось стать мужчиной задолго до того, как он был готов к этому.
Каждый в городке знал, что Ник — сын Сумасшедшего Лу. По местным понятиям Лу Парселл всегда был неудачником, непрактичным человеком, чьи попытки поддержать семью по тем или иным причинам не приносили успеха. Когда его жена умерла, он оставил свои усилия и начал пить. Чесса прикинула, что Нику было тогда около двенадцати лет.
Вначале одинокого мальчика жалели, но потом поползли слухи о синяках, которые он возвращал своим обидчикам сторицей и которые он не мог спрятать, как и постоянную ярость в глазах. Ник рос и становился все яростней, все озлобленней. Постепенно городские сплетники перешли к порицаниям. Яблочко от яблони недалеко падает, шептались они. Дурная кровь. Каков отец, таков и сын.
С точки зрения Чессы, Ник делал все возможное, чтобы подтвердить их слова. Он стал отверженным и воспринимал свое положение с горделивой бравадой, приобретя репутацию неисправимого драчуна.
По некоторым причинам девушки обожали его. Тогда Чесса не могла понять, чем он так притягивает их. Он был достаточно симпатичным, но его всегда окружала аура опасности, и она находила это неприятным. Они ни разу не разговаривали друг с другом. Чесса считала, что он не замечает ее. Ей было легко держаться от Ника Парселла подальше, так как она была на два года моложе, но большинство ее одноклассниц вздыхали по этому городскому отщепенцу, а к тому времени, когда он окончил школу, жители города были готовы поверить любой сомнительной истории, связанной с ним, неважно, насколько надежным был источник сплетни.
— Мистер Парселл, — начала она, запнувшись. — Ник. — Она судорожно вздохнула, выдернула руки из его ладоней и сложила их на коленях. — Десять лет назад я совершила страшную ошибку и сожалею об этом. — Волнение в его глазах ошеломило ее. Она быстро отвела взгляд. — Я никогда не думала, что это как-то тебя коснется.
Он сузил глаза.
— Другими словами, ты не собиралась сообщить мне о моем собственном сыне.
Покачав головой, она потерла в затруднении переносицу. Все оказалось так сложно.
— Бобби не…
Она уставилась на конверт, который Ник бросил перед ней. На нем хорошо знакомыми ей каракулями было написано его имя. Она пораженно замерла, глядя на конверт, как на бомбу с заведенным часовым механизмом.
— Что это?
— Прочти.
Она не хотела читать, не хотела знать, что заключено в этом ящике Пандоры, инстинктивно чувствуя, что это знание перевернет всю ее жизнь и жизнь ее сына. Но было слишком поздно — Ник
Парселл был тут, и их жизнь безвозвратно изменилась. Чессе оставалось только одно — постараться смягчить удар. Возможно, содержимое конверта поможет ей справиться с будущей бедой.
Дрожа, она извлекла сложенный листок бумаги. По краю листка шли круглые разорванные дырочки, как будто он был вырван из тетрадки на спиральной пружинке, в такой же Бобби делал домашние задания. Она аккуратно развернула письмо и стала читать:
«Дорогой папа!
Привет. Меня зовут Бобби. Я твой сын. Я не знаю, почему ты никогда не приезжаешь ко мне. Я думаю, это потому, что ты не знаешь, где мы живем.
Я пишу тебе потому, что в следующем месяце в школе устраивают пикник на День отца. Было бы здорово, если бы ты приехал. Если ты не хочешь приехать, то ничего страшного. Я просто не хочу больше брать чужих отцов взаймы, так что просто останусь дома и буду смотреть телевизор. У нас клевый телик. Мама купила его в прошлом году. Он не слишком большой, но мне он очень нравится.
Я постоянно думаю о тебе. На кого ты похож? Ты высокий? Нравится ли тебе играть в футбол? Мама обещала мне, что расскажет о тебе, когда я вырасту. Я уже большой. Жаль, что она не рассказывает о тебе, но она от этого становится грустной.
Надеюсь, что ты сможешь приехать на пикник. Я люблю тебя.
Твой сын, Бобби Марголис».
Адрес их дома и телефон были тщательно выписаны внизу страницы.
Чесса почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Откуда это у тебя?
— Мне доставили это с посыльным из адвокатской фирмы в Сан-Франциско вместе с копией свидетельства о рождении Бобби.
— Сан-Франциско? Не понимаю.
— Я тоже. — Ник откинулся на стуле, задумчиво рассматривая женщину. — Я позвонил туда и поговорил с адвокатом Бобби.
— У него нет своего адвоката.
— О, как раз есть. Некто Клементина Алистер Сент-Ив. Она уверяет, что Бобби передал ведение всех своих дел ей. Не беспокойся, — добавил он быстро, видя, как Чесса открыла рот от изумления, — я все проверил. Мисс Сент-Ив весьма законопослушный, высокоуважаемый поверенный по семейным делам, с отличной репутацией.
