— А он недурен, — сказала Вивиан, склоняясь над спящим Бето. — По мне, так намного симпатичнее своего папаши!
Она поцеловала спящего Бето в губы и со смехом выбежала из гримерной.
Виктория не была ханжой, но эта выходка ей не понравилась.
— Ну, как вы там? — спросила Вивиан, словно не сомневаясь в том, что отныне Виктория и Бето — одно неразрывное целое.
— Вивиан, твоя озабоченность моей личной жизнью в последнее время меня удивляет.
— Похож ли он на отца?..
— Вот ненормальная!
— Ага, уже и застеснялась! Ну ладно, ладно! Знаю, тебе трудно угодить!
— У тебя ко мне дело?
— Блас велит передать, что сегодня надо поставить в кубинском посольстве визы.
Виктория поморщилась: значит, Вивиан судачит с ней о Бето, находясь в постели Бласа. А Вивиан продолжала:
— Он спрашивает, не отвезти ли Бето домой?
Любезность Бласа удивила Викторию и вызвала чувство благодарности.
— Я еще не знаю о намерениях нашего забияки…
— Он спит?
— Он в ванной. Я спрошу у него и перезвоню Бласу…
— Я не у него… Мы у меня… И он тоже в ванной.
— Не надо было говорить ему о том, что Бето остался в кабаре.
— Как будто Диди не знает этого!
Повесив трубку, Виктория включила музыку и, подойдя к шкафу, надела легкий тренировочный костюм.
Из ванной показался Бето, с удивлением разглядывая на себе отглаженные Викторией брюки и рубашку.
А Виктория, не обращая на него внимания, начала под музыку первые упражнения утренней аэробики.
При всей женственной пластичности ее стройное молодое тело, включившееся в напряженное физическое действие, источало жесткую жизненную энергию и походило скорее на тело не артистки, а спортсменки. Краем глаза Виктория видела, какое впечатление она производит на сына Луиса Альберто.
Его наивное восхищение обрадовало и смутило ее. Она вспомнила ерничанье Вивиан. «Не подумал бы кто-нибудь, что я и впрямь приманиваю Бето», — подумала она, резко оборвав энергичное упражнение по разработке тазобедренных суставов. Взяв с трельяжа косметику, а из шкафа одежду, она отправилась в ванную.
Отсутствовала она недолго. А Бето, смутно восстанавливая в памяти события минувшего вечера, с ужасом вспомнил о пропавшей Чоле и о том, как, должно быть, волнуется Марианна, не дождавшись его возвращения домой!
— Сейчас мы где-нибудь позавтракаем, — сказала, выходя из ванной, Виктория, — и ты мне расскажешь, в честь чего ты вчера хотел испробовать крепость бутылки на голове Себастьяна…
Она была неотразимо хороша в длинном облегающем темно-зеленом трикотажном платье с широким вырезом, которое не скрывало эластичности ее мускулов и суставов, в том числе и вышеупомянутых тазобедренных.
— Но сперва я позвоню Луису Альберто.
Заметив, что Бето нахмурился, она спросила, занеся палец над кнопкой телефона:
— Тогда я попрошу Марианну?..
— Нет необходимости тревожить их, — сухо сказал Бето. — Я сам позвоню чуть позже…
— Как скажешь.
Утро застало Чоле в подземном переходе. Она сидела, поджав ноги, на каменных плитах, прижимая к себе теплое тельце малыша.
Благодаря провидению похитительница унесла его вместе с лежавшей у него на груди бутылочкой с молоком. Он досасывал последние капли и начинал похныкивать. Напротив Чоле стена подземного перехода представляла собой одно длинное сплошное окно, за которым виднелся подсвеченный срез большой археологической раскопки. Современный, разрастающийся, как убегающее из квашни тесто, город стоял на месте древней ацтекской столицы.
Кое-кто из сердобольных утренних пешеходов бросал на бегу бумажку-другую в подол Чоле, за отсутствием обычной в этих случаях коробки или банки.
Клаудии показалось странным, что при старой женщине ничего нет.
Она была студенткой психологического факультета. Темой ее дипломной работы была проблема народонаселения, ужасающий рост которого интересовал ее с точки зрения народных представлений о семье.
Она присела около Чоле на корточки. Ее удивило несоответствие между домашней одеждой Чоле и новехоньким костюмчиком на малыше, между ее возрастом и возрастом ребенка. Вряд ли эта старая женщина могла быть его матерью. На эту же мысль наталкивала и разница в цвете волос и в чертах: у черноволосой, чуть седой Чоле был чисто мексиканский очерк глаз и губ, а малыш скорее походил на золотоволосого маленького Иисуса с американских рождественских открыток.
Может быть, эта женщина — нянька? Клаудия читала в одном журнале, как нянька использовала ребенка хозяев, побираясь на рынке.
Клаудия погладила ребенка. Он заплакал. Старая женщина очнулась и, прижав к себе малыша, в страхе завизжала.
Клаудию поразило безумное выражение ее глаз.
— Не отдам моего Бето! Никому не отдам!
Некоторые пешеходы остановились. Вокруг стала образовываться небольшая толпа зевак, затруднявшая все нараставшему потоку пешеходов продвижение ко входу в метро.
Показался полицейский.
— Мне кажется, эта женщина невменяема, — сказала Клаудия. — Я боюсь, что ребенок не ее…
Через час Чоле с ребенком была препровождена в больницу уголовной полиции.
Виктория переменила решение позавтракать в каком-нибудь кафе. Она пригласила Бето к себе.
— Мне надо проведать сестру… До утренней репетиции у меня два часа. Мы успеем поговорить.
По дороге Бето рассказал ей об уходе из дома Чоле. Этим он и объяснил свое появление в ресторане: набегавшись в поисках Чоле по улицам, он почти машинально зашел в оказавшуюся на его пути «Габриэлу».
— Я очень хотел есть, а возвращаться домой вчера мне не хотелось…
— Повздорил с отцом?
— Да.
— Он обидел тебя?
— Думаю, справедливо, хотя…
— Уход Чоле связан с этим?
— Наверно… Она узнала, что отец накричал на меня… Должно быть, она испугалась и побежала меня искать. Такое с ней уже бывало. Она ведь мне как родная мать…
— Я знаю.
Бето вопросительно посмотрел на Викторию. Дома Луис Альберто и Марианна изредка заговаривали о Виктории как о танцовщице. После посещения Марисабель «Габриэлы» и ее восторженного отзыва о Виктории они даже решили в ближайшее время пойти в кабаре. Но Бето был удивлен тем, что Виктория, оказывается, посвящена в некоторые стороны жизни семейства Сальватьерра.
— Ты не удивляйся. Твой отец часто захаживал в «Габриэлу», когда еще не знал о твоем существовании. У него с Марианной был… конфликт, и он заливал его вином.
