Первое напряжение спало быстро, и Джанет, наслаждавшаяся просто мужским телом как таковым, с удивлением обнаружила, что Хаскем лежит в ней совершенно безвольный, а до рассвета еще далеко. Громкий стон оскорбления вырвался у нее, и, кусая в кровь губы, она выскользнула из-под его тела, досадуя, что под рукой нет какого-нибудь прута… Но ее так долго сдерживаемая чувственность, ее руки и рот почти помимо се воли творили действительно колдовство: она требовала, просила, унижала и унижалась… И Хаскем, презрительный Хаскем был подчинен ей во всем.
Новые ощущения стали захватывать ее, провоцируя иные действия и иные ласки, но тут за стеной раздался явственный зевок и невыспавшийся голос произнес:
– Так ты скоро, Хью? У меня с утра коллоквиум, и ни черта не готово.
Джанет что было сил наотмашь хлестнула Хаскема по воспаленной щеке, наспех влезла в первое, что попалось ей под руку, замотала волосы и опрометью выбежала на улицу. До позднего декабрьского рассвета оставалось еще не менее получаса, и на улицах никого не было.
* * *
Впервые проспав выездку, Джанет все же проснулась достаточно рано, чтобы успеть на первую лекцию. Правда, от общего завтрака в нижнем холле пришлось отказаться, но девушка не жалела об этом: оксфордские завтраки традиционно были скупы и невкусны, а ей после перенесенного потрясения не хотелось есть и вовсе. Мимоходом она бросила на себя взгляд в зеркало и не смогла не задержаться, даже несмотря на отсутствие времени. На нее смотрела та и не та Джанет: глаза были так же сини, но в них засверкал золотой огонь, в очертаниях припухшего рта явственно прочитывалась некая порочность… Волосы словно потяжелели и лежали на плечах уверенно и властно, и вся фигура дышала не только уверенностью в себе, которой у Джанет и так было достаточно, но и неким правом… правом берущей – а не дающей – женщины.
Забежавшая снизу за рюкзаком Клара при взгляде на Джанет охнула и всплеснула полными руками:
– Ого! Не зря, видно, Хаскем так потратился на вчерашнее представление!
– Что значит «потратился»? Это общеуниверситетское мероприятие, гости из Сорбонны и так далее…
– Так-то оно так, но костюмы в таких делах не предполагаются, не говоря уж о кострах. Это он все на свои денежки устроил!
– И откуда ты все всегда знаешь? – в очередной раз удивилась Джанет обширным познаниям Клары во всех областях, не имеющих отношения к наукам.
– Не надо чураться простых студентов, дорогуша! – И, азартно подрагивая мощными телесами, Клара умчалась.
На лекциях Джанет ощутила всеобщее восхищение и как неизбежное дополнение к нему – затаенную зависть. И она, не любящая внешнего и показного, на этот раз все-таки согласилась со своим триумфом. Подходили даже старшекурсники, а сорбоннский профессор, галантно приложившись к ее ручке, заявил, что она как нельзя верно раскрыла сущность европейского ведьмовства, по которому он сам является первым специалистом. Но ни Хаскема, ни Джиневры не было видно нигде. Опускаться до расспросов Джанет не захотела, но несколько раз все же прошла и мимо Хильды и мимо Мертона – безрезультатно. Впрочем, это не отравило ее удовлетворенности собой.
Прошло еще несколько дней, всеобщий восторг поутих, и теперь Джанет удивлялась, что, собственно говоря, его вызвало. Процесс она проиграла, а любовником Хаскем оказался откровенно неважным, если не считать того неожиданного, должно быть, почти мужского ощущения владения чужим телом, владения достаточно холодного и расчетливого, что, после полной потери себя с Милошем, оказалось для Джанет удивительно острым и увлекательным. Кроме того, ее, как хлыстом, жгло то унижение, которое она испытала, когда обнаружилось, что у их ласк был соглядатай. Весь этот клубок спутанных чувств требовал в конечном счете лишь одного – повторения, то есть проверки и реванша.
Однако Хаскема Джанет увидела лишь после Рождества, которое она впервые встретила, не поехав домой, где как обычно собралась вся семья, а оставшись в Оксфорде. Любопытство и стремление поставить точки над i, а, возможно, и еще какое-то пока неясное для нее чувство, оказались сильнее традиций. Впрочем, жертва была напрасной: ни на одном из новогодних праздников и спортивных состязаний Хаскем не присутствовал, а к концу рождественских каникул Джанет вообще стало казаться, что никакого Хью Хаскема на свете не существует и все, случившееся с ней, только плод ее переутомленного воображения. Все короткие зимние дни она просидела в Бодли,[33] за учебниками наводящего смертную тоску земельного права.
К середине января над елизаветинскими куполами и шпилями стало ненадолго повисать красновато-кирпичное солнце, и в эти часы Джанет старалась непременно выбраться в парк или на набережные. Она просто шла, ни о чем не думая, отдаваясь всяким мелочам, вроде узорно подмерзшей лужи, слишком крупной вороны или упругому движению собственной длинной ноги, перешагивающей очередной поребрик. Неожиданно рядом со своим замшевым ботинком на высокой шнуровке она увидела не по сезону щегольской мужской башмак, купленный не ниже, чем у Гуччи, – перед Джанет в длинном сером пальто, такого же цвета шелковом кашне и без шапки стоял Хаскем.
– Не возражаете, если мы продолжим прогулку вместе? – спросил он, улыбаясь.
– Как хотите. – В холодном ответе Джанет прозвучала явная обида.
– Обида – это неумно, – заметил Хаскем. – Да вам и грех обижаться. Впрочем, я польщен подобными эмоциями. – Он резко остановился и сильно сжал запястье Джанет, даже не сняв со своей руки перчатки. – Я должен вам сказать, что не ошибся в вас. В вас действительно есть порочность, которая… Неважно. Признайтесь, ведь роль Мюргюи доставила вам немало наслаждения?
– Да, – без тени смущения ответила Джанет.
– И, в конце концов, вам хотелось взять меня, именно взять, правда?
Такой откровенности Джанет не ожидала, но, по крайней мере, это была честная игра.
– Это правда.
Хаскем еще сильнее, почти до боли, сжал ее запястье, и в этом жесте Джанет внезапно почувствовала благодарность.
– В таком случае… Я не люблю избитых слов и в жизни всегда следовал принципу ничему не вверяться слепо, ничего не отвергая решительно, но сейчас я скажу вам: вы нужны мне, Джанет. Думаю, как и я вам.
Джанет гордо откинула голову, но уже в самом этом вызове было согласие.
Вечером они пили грог в полупустом по случаю каникул «Голден Кросс», и Джанет пылала все жарче – по мере того как Хаскем, поглощая чашку за чашкой, становился все холодней.
– Надеюсь, мы продолжим наши тренировки? Финал не за горами.
– Конечно! Но где вы были столько времени?
