— Я… гм, не мог бы ты повторить это? Это был вопрос?
Он ухмыляется:
— Тебя что-то отвлекает, Скарлетт? — Сгибает грудные мышцы и бицепсы. Даже ключица у него аппетитная.
— Я говорил тебе, что мои родители решили уехать из города. Они отправились в короткий круиз.
— Постой. — Я сажусь. — Они оставляют тебя одного дома на праздники? Это так печально! И так в духе «Один дома».
Он невозмутимо зевает.
— Друг моего отца заключил с ними убийственную сделку. Он работает на круизную линию в их отделе общественного питания, так что я буду дома один, но надеюсь, ненадолго.
— Только не говори мне, что устроишь пивную вечеринку, пока их не будет.
Он не отвечает сразу, вместо этого смотрит через телефон мне в глаза, пока не завладевает всем моим вниманием. Зеленые глаза, черные ресницы.
— Приезжай во Флориду.
— Прости, что?
Конечно, я, наверное, неправильно поняла его.
— Собирай вещи и спускайся вниз. — Он сосет свою нижнюю губу, и она блестит, когда он заканчивает, черт бы побрал его сексуальное лицо: — Приезжай ко мне. Пожалуйста.
Я издаю слабый смешок, мой желудок опускается в неуклюжем реверансе.
— Роуди, это безумие. Я не могу сама долететь до Флориды.
— А почему нет?
— Потому что… потому что это безумие!
Так ли это? Спонтанно, весело и авантюрно — вот что это такое.
Мое сердце учащенно бьется, согреваясь от этой мысли. Желая сказать «да», но не желая показаться слишком нетерпеливой. Флорида! Со Стерлингом.
Нет. Нет, я не могу этого сделать, это безумие.
— Почему это безумие? Я хочу тебя видеть. Этот отпуск чертовски длинный и полный отстой.
Я не могу удержаться от смеха, даже если он говорит серьезно.
Потому что он говорит серьезно.
Надежда, волнение и неверие пронзают мое сердце, как тысячи стрел.
— Я проверил рейсы, — быстро бормочет он, прежде чем я успеваю прервать его. — Они сейчас дешевы, потому что очень близки к дате вылета.
Он уже проверил рейсы?
— Даже так… — мой голос звучит слабо, так слабо.
Теперь он растянулся на подушках, рука все еще над головой, бицепс все еще выпирает. Глаза озорные.
— Коралловые рифы, Скарлетт. Песок. Жизнь океана.
Я морщусь: он больше не борется честно.
— Ладно, теперь ты просто злой. Как близко ты находишься к океану, если нам придется ехать?
— Таллахассе на побережье? Час. Я обещаю, что возьму тебя с собой нырять, даже если пляж дерьмовый.
Я сажусь, мои мысли лихорадочно бегут.
— Подожди, ты это серьезно? Ты ехал целый час, чтобы собирать ракушки?
— Да. — Теперь он нетерпелив. — Ты можешь сосредоточиться на поездке сюда?
Я нажимаю на живот, чтобы успокоить нервы. Он переворачивается и протестует в ожидании.
— Роуди, почему ты так со мной поступаешь?
— Потому что я эгоистичный засранец и хочу тебя видеть.
Сердце в моей груди то сжимается, то бешено колотится от возбуждения, счастья и целого списка других вещей, которые я буду классифицировать позже, когда мне не захочется выбрасывать свои кишки от нервов.
— Стерлинг…
Господи, а что бы сказали мои родители, если бы я поехала во Флориду? Не то чтобы я просила у них денег на билет, но все же — мне двадцать один год. Встречаться с парнем на каникулах — это безумие, верно? Позволит ли мне это сделать мой отец?
Тебе не нужно разрешение, Скарлетт, ты взрослая.…
— Ты же знаешь, что хочешь этого. Я могу сказать, что ты думаешь об этом. — Он понижает голос, и он мягкий и шелковистый. — Я знаю, что ты этого хочешь.
— Ну конечно, я хочу! А кто в здравом уме этого не захочет?!
Но то, что я этого хочу, еще не значит, что я могу это сделать.
Разве я не могу?
— Прежде чем ты прямо скажешь мне «нет», не могла бы ты сделать мне одолжение и хотя бы поговорить со своими родителями? Будь спонтанной со мной, Скарлетт.
Будь спонтанной со мной.
Тем не менее, я раздражаюсь.
— Давление со мной не работает, Стерлинг Уэйд. — Мой подбородок поднимается вверх. — Кроме того, я уже взрослая — мои родители перестали мной командовать, когда стали заставлять платить за квартиру.
Правильно: тебе не нужно разрешение, ты взрослый человек.
— Тогда что же мешает тебе сказать «да»?
Я смотрю на него одним глазом, с сомнением зажмуривая другой.
— А где я буду спать? — Для своих собственным ушей, я задыхаюсь.
Он криво усмехается, сверкая белыми зубами.
— Гостевая комната?
Он высовывает язык, как будто только что проглотил жука.
Даже делая такое лицо, он хорош собой.
— В гостевой комнате, да?
— Дональд и Ханна Уэйд сказали, что ты можешь спать в моей комнате, если хочешь, чтобы тебя окружали все мои трофеи.
Сердце подскочило к горлу.
— Ты действительно спросил своих родителей, могу ли я приехать?
— Что? Неужели ты думала, что я удивлю их какой-нибудь случайной девушкой, которую подцепил в аэропорту? Конечно, я рассказала им о тебе. — Он снова зевает. — К твоему сведению, моя мать целый час ползала по твоему Instagram. Она не хочет, чтобы я приводил в дом охотницу за шипами.
Его мать просматривала мои фотографии? Боже.
— Кстати, — небрежно добавляет он, — она считает тебя очаровательной.
— Очаровательно, — невозмутимо отвечаю я.
— Она считает тебя очаровательной. Я думаю, ты сексуальна.
— Подожди, ты тоже следишь за мной в социальных сетях? — Как это мне раньше не приходило в голову? Я слежу за ним, но не думала о том, что он следит за мной, и, очевидно, пропустила уведомление.
Я краснею.
Он хмурит брови.
— Я имею в виду… да?
Я качаю головой: вся эта ситуация совершенно нереальна.
— Я все еще думаю, что все это чушь собачья. — Я говорю это медленно, пытаясь убедить себя, но безуспешно.
ГЛАВА 9
ДЕВЯТАЯ ПЯТНИЦА
«Пятница солнца и песка, сисек и бикини».
Роуди
— Ты можешь сделать мне одолжение и не смущать меня перед моим другом? — Я нервно сгибаю пальцы левой руки, привычка, которую я перенял от долгого стояния на поле во время бейсбольных матчей.
— Ты имеешь в виду свою девушку?
— Мама, пожалуйста, не называй ее так, когда она здесь.
— Значит, она не твоя девушка? — Она притворяется невежественной, чтобы помучить меня.
— Да, это так. Просто слышать это… — Делает меня таким идиотом, что я не знаю, что вылетит из моего рта. У меня кружится голова, и то, что Скарлетт здесь, в моем гребаном доме, заставляет меня хотеть бегать кругами по окрестностям, чтобы сжечь эту нервную энергию.
Я нервничаю. Так чертовски возбужден.
— Все в порядке, сынок. Мама клевая.
— Просто… о боже. Это будет мой худший кошмар.
Мама кладет нож, которым режет ананас, на разделочную доску.
— Почему ты так драматизируешь? — она вздыхает, отправляя в рот кусочек фрукта. Жует. — Такой взвинченный, прямо как твой отец.
Я сжимаю губы и делаю глубокий, успокаивающий вдох.
— Мам, просто… успокойся, хорошо? Не начинай планировать нашу свадьбу. Не упоминай о детях. Не спрашивай, какие книги она читает, не спрашивай…
Нехорошо так говорить.
Мама обрывает меня, подняв ладонь.
— Она не читает?
— Да, она любит читать, только не допрашивай ее насчет своих романов, ладно?
Моя мать пишет исторические любовные романы и является полным ботаником, когда дело доходит до чтения.
— А что же она любит читать? — давит она.
— Мама. Если ты поставишь меня в неловкое положение, я больше никогда не приведу ее сюда.
Она выпрямляется, прислонившись к стойке, и возмущенно выгибает спину. Как будто я ее чем-то обидел.
— Ты ранишь мое сердце. — Она прижимает руку к груди, оскорбленная тем, что я даже намекаю ей на то, что они вызывают смущение. — Я не обычная мама, я классная мама.
