— медленно открывает веки и смотрит на меня совсем другим, потемневшим взглядом.
Мы с братом знаем, что у него бывают женщины, но новые отношения выстроить он так и не смог. Или не захотел.
Отец молчит, внимательно меня рассматривая. Я тоже молчу. Мы не говорим с ним о матери и мне самому некомфортно от того, что я влез туда, где мне не место. Меня оттуда давно выгнали и на все замки закрыли дверь. Стучи — не стучи, бесполезно.
В его взгляде появляется тоска. Живая и ощутимая. Никогда ничего подобного не видел. Жестокость, злость, холод и раздражительность в мой адрес.
Отец умело натягивает знакомую маску и мне становится легче. Вот с тем другим прокурором, которого я видел всего секунду назад, я не знаком. Вообще не представляю, что это за человек, а сейчас все становится на свои места.
— Я Соню тоже люблю, — смотрю в его заледеневшие глаза.
На озноб пробирает, мелкие волоски по всему телу встают дыбом. Просил же брат не нарываться, а я опять в своем репертуаре. Ну капец!
— Иди, — отсылает меня взмахом руки. — Разговор окончен.
Кивнув, встаю, поворачиваюсь к нему спиной и чувствую между лопаток все тот же холодный взгляд, от которого становится не по себе.
Сажусь в машину, Гордей выжидательно на меня смотрит. Я даже не знаю, что сказать брату.
— Мне не нравится твой бледный вид, — заявляет он и заводит машину.
Нам еще Севера с Максом подхватить надо.
— Платон, не молчи. Все так плохо? — нервничает братишка.
Махнув на него рукой, удобнее устраиваюсь на сиденье. Положив голову на подголовник, отворачиваюсь к окну. В моем отце осталось еще что-то человеческое, это выбивает из колеи, но как с ним договариваться я по-прежнему не понимаю.
Секундная слабость жестокого прокурора и во мне зацепила нечто давно закопанное — желание иметь отца.
Нельзя родителю это показывать, он начнет давить и ломать там, где есть уязвимости. За восемнадцать лет он так и не дал мне то, в чем я нуждался как его сын. Сейчас отец пытается забрать у меня любимую девочку в угоду собственным амбициям. А я не хочу стать таким, как он. Я хочу любить своих детей, если они у меня вообще когда-то будут. Если меня будет бесить их мать, потому что навязали, смогу ли я тепло относиться к детям? Кем я стану? Копией человека, которого ненавижу и в котором нуждаюсь.
— Здаров, — хлопают дверями и тянут с заднего сиденья руки Макс и Север.
Вздрагиваю, оглядываюсь на них, ударяю по ладоням, выгоняя из себя всю сентиментальность по отношению к отцу. Он все время перешагивает через меня. Ничего не изменилось! Все остальное мои детские фантазии и непрошенные надежды.
Мысленно пинаю их обратно туда, откуда вылезли.
Вот так гораздо лучше.
На губах появляется привычная холодная улыбка. Захожу в клуб, равнодушно рассматривая дергающуюся под музыку толпу.
Занимаем наш столик в випе на втором ярусе. Заказываем безалкогольные коктейли. У нас с Севером спортивный режим, Гордей за рулем, а Макс поддерживает чисто из солидарности.
— Какие мысли? — Гордый откидывается на спинку красного кожаного дивана.
Повторяю его позу, устроив руки на спинке.
— Никаких пока.
Коротко пересказываю парням наш разговор с отцом. В итоге у нас получается: до моей возможной свадьбы еще далеко, а вот до отъезда кошки всего месяц. Именно потому надо действовать оперативно.
— А если его сдать? — рассуждает Север.
— Ты бы сдал своего? — внимательно смотрю на друга.
— Нет. Извини, дурацкая мысль, — соглашается Тёмыч.
— Можно выкатить условие: или он оставляет вас с Соней в покое или ты его сдаешь, — иначе формулирует предложение Севера Авдеев. — Только Соне придется все рассказать заранее.
— Шантажировать прокурора, — задумчиво стучит пальцами по колену Гордей. — Так себе идея.
Парни чешут затылки. Вообще как-то печально все. В моей голове крутится еще одна назойливая мысль, но, во-первых, опять она упирается в то, что все надо рассказывать кошке, а во-вторых, я понимаю, что мы с ней оба к такому не готовы.
А почему нет то? Я люблю ее. Это моя девочка и других рядом с собой я не вижу. Отец взбесится и лишит меня наследства. Придется зубами держаться за футбольный контракт и закончить лицей так, чтобы была возможность поступить на бюджет. Можно будет учиться заочно, играть и жить от гонорара к гонорару. Живут же так люди…
— Парни, а если мне жениться на Соне? — выдаю им эту мысль вслух.
Смотрят на меня в три пары огромных от удивления глаз. Гордей прокашливается, делает пару глотков коктейля.
— Самоубийство, — заключает братишка.
— Почему? — не улавливаю ход его мыслей.
— Да потому что, Платон! Я сейчас не буду говорить про то, что вам по восемнадцать и как бы вы еще понятия не имеете, что такое семья и как с этим жить. Ты думаешь, отец не разведет вас, если ему будет надо? Да ему даже ваше присутствие не понадобится, чтобы аннулировать брак. А бонусом станет то, что ты останешься с голой задницей.
— То есть ситуация вообще безвыходная? Мне надо сложить лапки и притвориться мертвым? Пусть делает со мной все, что хочет?! — завожусь я. — Отличная мысль! Спасибо, брат! — психанув, подрываюсь с дивана.
— Стой! — Гордый догоняет, ловит за рукав.
— Пусти! — вырываюсь, иду на улицу.
Холодно без куртки. Захожу за угол, дышу морозным воздухом. Меня потряхивает от злости, обиды и безысходности. В горле стоит противный ком и глаза неприятно щиплет. Какого черта?! Любой вариант как ни разверни, отец на коне, а я… я в глубокой жопе!
Ну это же нечестно! Нечестно, вашу мать!!!
Пинаю ногой в стену.
Сажусь на корточки, упираюсь лбом в колени. Я задолбался. Эта ситуация что-то гнет внутри меня, и оно вот-вот сломается. Парни правы. Брат прав. Мне тупо нечего противопоставить отцу и все, что мы там можем придумать — детский лепет.
Я ничего не могу.
Моя жизнь только наполнилась каким-то смыслом. В ней появились новые чувства, Соня. И все это скоро будет уничтожено амбициями человека, которому я никогда не был нужен.
— Хей, братишка, — по моим волосам проходится ладонь Гордея. — Платон.
— Один хочу побыть, — не поднимаю голову.
Мне стыдно перед ним и парнями за собственную слабость.
