Слегка покачиваясь под музыку, утыкаюсь носом в волосы Машеньки.
— Роман, обниматься на людях неприлично, — сделала замечание Варвара Петровна.
Ой, не лечите меня!
— А что прилично? Стоять по стойке смирно? А если это любовь?
— Любовь — дело интимное. Чувства нужно показывать взглядом. А остальное наедине...
— Варвара Петровна, я орать на весь мир хочу, а вы " наедине". Наедине у нас другие телодвижения.
— Шолохов! — одёрнула меня Клинская и натянула виноватую улыбку.
— Всегда был невоспитанным грубияном и похабником, — морщится Медведева.
— Варвара, отстань от детей! Пусть наслаждаются юностью. Это их праздник, — осадил её Медведев старший.
Ещё бы я загонялся о том, что обо мне думает совершенно чужая мне женщина, пусть она и мать моего лучшего друга. Поздно меняться, я такой, какой есть.
Постепенно вся наша компания подтянулась, собрались за одним столом. Поздравления для Лешки и Сони сыпались, как из рога изобилия.
Маша моя смотрела на всё это горящими глазами: толи от впечатления, толи от выпитого шампанского.
Ловлю под столом её пальчики и сжимаю в замок. Краснеет от смущения.
Большим пальцем вожу по её руке. Закусывает губу.
— Перестань... У меня мурашки...
— Пойдём, потанцуем? — произношу ей в шею.
— Ты умеешь танцевать? — удивляется.
— О, ты будешь в шоке, — вытягиваю её из-за стола.
Робко делает первые шаги на танцполе, словно боится, что я оттопчу ей ноги. Притягиваю уверенным рывком, ставя в позу. Бровки Клинской взлетают вверх.
"Все постоянно говорят, что счастье любит тишину..."
Уверенные движения и повороты. Маша входит в раж и начинает отвечать в танце.
"А я хочу, чтобы на нас глядя, плакал Голливуд..."
Раскручиваю её то в одну, то в другую сторону. Поворот, обхват за талию. Рукой слегка приподнимаю юбку. Но это обман...
Отпихиваю, не отпуская руки. Снова притягию, закрутив и снова в объятья. Наши бёдра двигаются в такт музыке. На финале глубокий наклон вниз.
Маша смотрит огромными и возбуждёнными глазами, с трудом переводя дыхание. Мы словили аплодисменты.
Увожу её с танцпола, чтобы она могла отдышаться к собравшейся компании друзей.
— Вау! Огнище, Тихий! — подпрыгивает Алка.
— Не знала, что ты умеешь ТАК танцевать, — выдыхает Клинская.
— Просто у кого-то в одиннадцатом классе был роман с учительницей танцев, вот она его и надрессировала, — со злостью выдаёт Саша.
Блядь... Ну, успокойся ты уже! Сколько можно! Вот и сейчас решила говна на вентилятор кинуть.
Маша сразу в лице изменилась. В глазах проскользнула сталь, а губы сжала в тонкую полоску.
— Это давно было...
— Вот тебе надо было это ляпнуть?! — наехала на Сашку Алла. — Не можешь ты язык за зубами держать, так засунь в жопу! Маш, не обращай внимание. Это реально давно было, — взяла её за руку. — Пойдём, подышим свежим воздухом, — увела Клинскую с собой.
— Алка права. Саш, ты перегибаешь, — очередной наезд от Лёхи.
— Да пошли вы! — психанула и побежала к выходу.
— Пусть идёт. Может, подумает своей башкой, что иногда нужно промолчать.
Маша и Алла стояли на мостике и о чем-то разговаривали. Пригорало подойти, но Алка умеет убеждать людей, так что пусть поговорят.
Сидел на стуле и всматривался в рисунок частичек мякоти сока на дне стакана, когда сзади подошла Маша и обняла за шею.
— Я не злюсь... — шепотом на ухо.
Потерлась носом о мою щеку. С сердца упали тиски.
— Машенька, у меня ты одна... Всё что было — давно в прошлом...
— Я знаю... Я тебя тоже люблю...
Глава 45
Просматриваю карту движения машин по рейсам. Всё без изменений. Есть одно отклонение, но там аптека. Заболеть могло у водителя что-нибудь.
Человечек отзвонился, что ничего подозрительного не было. Он новый и эта сучка Ковалевская вряд ли его направит куда надо. Но уши он греет.
Звоню Кравцову и вызываю к себе. Приходит с каким-то волнением.
— Что-то случилось, Роман Эминович?
— Садись. Разговор будет конфиденциальный.
— Хорошо...
— Кто из водителей у нас работает примерно полтора-два года?
Он задумывается, поднимая глаза вверх.
— Хомутов... И Абрамов... Последний чуть больше года. Остальные давно... А что?
— Ничего. Кто-нибудь из них тесно общается с Ковалевской?
— Да ну! Вы что?! Она же вся из себя такая королева, а это челядь,-кривится.
— Может случайно видели? Разговаривали где-то...
— Да, видел. С Абрамовым пару раз. Но вроде по делу, она инструкции какие-то давала...
— Понятно. Спасибо! Можете быть свободны, — отпускаю его.
Смотрит на меня косо, но выходит без вопросов.
Яна сама здесь всего два года работает. За полгода стала из статистки заведующей отделом логистики. Подозрительно как-то...
Эх, если бы не сердце отца, прижал бы его к стенке и попросил объяснений. А так только догадки. И они хреновые... На первом месте — любовница. Но я даже думать об этом не хочу. Для меня наша семья всегда — святое.
Заходит Маша, ставит на стол чашку кофе. Ксения Анатольевна заболела и теперь Клинская ещё и за неё.
— Как подвижки? — кивает на экран компьютера. Там карта.
— Никак. Пока...
— Ром... — мнётся. — Мне кое-что надо тебе сказать...
— Ну, — беру чашку.
— Только не пей, — давит мне на руку, опуская кофе обратно на стол. — А то захлебнёшься.
Так-с! Что-то серьёзное. Я в голове прокручиваю варианты.
— Яна была любовницей твоего отца, — тихо.
— Что?
— Она сама мне сказала...
— Так и сказала?
— Нет. Если быть точной — я приучила, есть его со своей руки... Но весь офис знает.
— Один я, как лошара, — резко встаю и подхожу к окну.
Минуту назад я думал о том же самом...
Маша подходит сзади, обнимает за плечи и прижимается к спине.
Теплая... Родная... Как можно изменять той, которую любишь?..
— Зачем он так с мамой?..
— Женщины могут быть коварны и ищут брешь в отношениях, чтобы за неё зацепиться. Ты же не знаешь, как они живут, когда тебя нет рядом, — успокаивающе поглаживает.
— Думаешь, мама знала? — поворачиваюсь к ней.
— Не знаю... Надеюсь, что нет. Это унизительно для женщины...
— Я ведь даже у него спросить не могу. Это его убить может...
— Значит, просто молчи. И уволь Ковалевскую.
— Без оснований? Она на меня в суд подаст. Я должен её прижать. Но она пока осторожничает. Возможно, догадывается, что под неё копают. Хитрая блядина...
— Рома!
— А как её ещё назвать? Блядь — она и в Африке блядь!
Обречённо вздыхает и качает головой.
— Что дальше делать будешь?
— С твоей информацией? Копить злость, чтобы потом придушить гадину, — ударяю рукой по листу цветка.
— Ты сдашь её в полицию? — присаживается на подоконник.
— Не решил ещё... Могу всю компанию под удар поставить. Заявление в полицию — аудит всего. А у отца мутки с налогами... Я пытаюсь всё исправить, но там годами махинации. Мне тяжело...
Обнимаю её и зарываюсь лицом в волосы. Она так вкусно пахнет.
Просто молча обнимаемся. Даже не двигаемся. Вдруг отстраняется и смотрит на меня горящими глазами.
— А если её вывести из равновесия. Намекнуть, что ты знаешь, что она ворует. Захочет спрятать концы, тут и поймаем.
— А ты умница, Клинская!
— Не зря я учила поведение людей, — нагло улыбается.
* * *
Ковалевская недоверчиво смотрит то на меня, то на Машу, которая скромно сидит в углу дивана и крутит локон на палец.
— Присаживайтесь, — показываю на кресло.
Садится на краешек. Чует, что сейчас её прессовать будут.
Встаю и обхожу её сзади, прямо за её спиной.
— Расскажите мне, Яна Артемьевна, как вы выдавали свежий товар за просрочку и продавали через левые точки.
