Подозрения врача полностью подтвердились. И разрывы, и кровотечение, и вообще – состояние, явно угрожающее жизни.
Впрочем, успели! Правда, шрам остался большой и некрасивый, через весь живот – снизу доверху. Но тут уж не до красоты. Спасти бы успеть! К тому же в те годы еще не особенно были развиты ни ультразвуковые, ни какие-либо еще исследования, не говоря уж о более прогрессивных методах диагностики, которые бы позволили определить точное повреждение внутри организма и именно в том месте сделать надрез и красиво прооперировать. Нет, может, где-то в привилегированных клиниках уже все и было, но не в обычных городских стационарах, куда Галку привезла «скорая». Поэтому иной раз лучшим и единственно верным методом постановки диагноза являлась собственно операция.
На следующий день Галку из реанимации перевели в общую палату. Она лежала, еще мало подвижная, то и дело охающая, но, как ни странно, вполне довольная жизнью. Операция прошла удачно, ее любимый Николай уже прибегал к ней с цветами и извинениями. Объяснялся в любви, просил прощения за тот злополучный вечер. Винил себя за то, что так глупо обиделся, что не пошел провожать. Целовал Галкины руки и неотрывно смотрел влюбленным взором.
Про свадьбу не говорили. Да и какая свадьба, если Галя непрерывно стонет, повязка сочится кровью и вставать ей пока не разрешают.
Правда, насчет «вставать» между врачами некий спор вышел. Профессор, завотделением, настаивал, чтобы пациентка лежала, а тот врач, который оперировал, говорил, что необходимо и подниматься, и двигаться, и ходить, и чуть ли не лечебную физкультуру назначал… Пока они спорили меж собой, Галя потихоньку садилась, потом вставала на слабые ноги и хоть неуверенно и медленно, но все же сама шла в туалет.
Правда, следом за ее экспериментами шов начинал кровить, но зато Галя день ото дня обретала уверенность и силу…
Семнадцатого марта под окнами больницы посигналила машина. Девчонки прилипли к окнам:
– Галка! Твой вроде…
– Где? – Она только что пообедала и лежала, уткнувшись в журнал и, честно говоря, собиралась подремать немного.
– Да там внизу! Подойди… глянь…
Галя нехотя подошла к окну. Внизу носился Николай, пытаясь объяснить ей на пальцах, мол, выйди к служебному входу, вынеси паспорт. «Паспорт!» – кричал он и писал пальцем по воздуху крупные буквы. Но она и так поняла, не поняла только зачем. Ну раз просит, значит, надо.
– Сейчас спущусь! – кивнула она ему и пошла к лифту. Как была, в халате, без трусов, в тапочках на босу ногу, так и пошла.
У служебного входа ждал Матвей. Он снял с себя тулуп, укутал в него Галю и, подняв на руки, понес к машине.
– Что? Куда ты меня? Ребята, что вы придумали?
– В ЗАГС, моя дорогая! – первое, что сказал ей Николай, когда Матвей внес Галку в машину.
– Коль, в какой ЗАГС? Я в халате, ноги босые…
Но глаза уже заблестели, голос радостно завибрировал, мысль заработала в нужном направлении.
– Светка недавно замуж вышла. Можно к ней за платьем заехать. Должно подойти по размеру. Домой успеем заскочить… Туфли, белье, чулки… Букет какой-никакой, а надо. Что за свадьба без цветов?
Она разговаривала будто бы сама с собой. Коля с довольным видом что-то весело напевал вполголоса и только руководил водителем: направо, сейчас прямо, там Светка, тут палатка с цветами.
Дома была только мама. Тонечка – на пятидневке. Пока Галка лежала в больнице, мать брала внучку только на выходные, но и это ей было тяжело. Отец исходил желчью, с ненавистью взирая на ни в чем не повинное дитя. Мать металась меж двух огней и ждала только одного: когда же вернется Галка? Когда же уже наконец выздоровеет и вернется? А Галка все никак не возвращалась. Вот и сейчас забежала на несколько минут переодеться:
– Мама! Я замуж выхожу! Познакомься.
Николай галантно поклонился и даже поцеловал руку будущей теще, чем явно смутил ее.
– Ой, дочка! – сказала она Гале, когда Николай вышел. – Или пропадешь ты с ним, или счастлива будешь!
– Мамочка! – Галка в радостном возбуждении кружилась по комнате. – Конечно, счастлива! Только счастлива!
Она выдвигала ящики, доставая то белье, то туфли. Успела при этом и волосы накрутить, и ресницы накрасить.
– Любишь его? – только и спросила мать.
– Очень люблю. Очень, мам.
– Ну Бог в помощь! В добрый путь! – и почему-то тяжело вздохнула.
Проводила их до порога без улыбки, без радостных восклицаний. Только грустно посмотрела вслед и помахала рукой, когда Галка обернулась перед тем, как сесть в машину.
В ЗАГСе нужны были свидетели. По одному с каждой стороны. Светка, та самая, у кого Галка взяла платье, была свидетельницей у Галки. Матвей – у Николая. После ЗАГСа вчетвером поехали в ресторан. Кто-то к ним потом присоединился, Галка уже и не помнила толком. Видимо, из ресторана Матвей позвонил каким-то общим знакомым, и еще человек пять подъехали с цветами, с шампанским, с подарками, купленными на скорую руку…
В какой-то момент, Галя даже сама толком не почувствовала в какой, вдруг одолела ее слабость. Голова закружилась, она побледнела и прикрыла глаза. И как провалилась куда-то. Где-то вдалеке слышались веселые голоса, музыка, звон тарелок…
А она как будто выпала из всеобщего веселья, хотя по праву являлась главным действующим лицом свадебного вечера.
– Эй, Галка! Тебе плохо? – Николай приобнял ее за плечи.
– Ой… да… слабость какая-то… – Она попыталась открыть глаза, но это у нее не очень-то получилось.
– Галка, смотри! – и Николай выразительно указал глазами на ее живот.
Она с трудом опустила глаза. На белоснежном платье прямо в середине живота проступило алое пятно…
В тот момент Гале не было страшно за себя, за свое здоровье и даже за возможную угрозу жизни… Ей не было неловко за то, что во время ее свадьбы с ней случился такой казус. Нет. Она переживала за чужое платье.
– Света! Ты только не волнуйся! Я все отстираю! Или в чистку… Или в прачечную… Ты не думай…
– Галка, брось! – Света резко осадила подругу. – Надо возвращаться в больницу! Срочно! Забудь про платье!
Семейная жизнь молодых супругов началась как-то странно. Николай еще «мотал срок», как говорили, да и сейчас говорят на блатном жаргоне. Галя по-прежнему без устали работала. Встречались два раза в неделю у него в маленькой комнатке. И вроде бы неловко перед родителями, и вроде места мало, и в ванную незамеченными никак не проскочить, и чаю в уединении никак не выпить…
А как же сладки были те свидания! Как же страстно любили они друг друга, невзирая ни на какие стесненные условия.
Через полгода Николай вернулся окончательно, но полноценной семейной жизни не получалось. То они у него, то у нее, то каждый у себя… Не семья, а беготня какая-то.
На работу Николая не брали. Тогда с багажом в виде сто первого километра неохотно принимали на работу.
Он, правда, надо отдать ему должное, все, что мог, тащил в дом. Непонятно было, откуда, за какие деньги, но всегда и у Галки, и у Тонечки все было в изобилии.
Подъедет, бывало, машина к дому, Николай откроет багажник и давай выгружать: соки упаковками, шоколад, колбасу, порошки стиральные и прочее, прочее…
– Колян! Откуда? – в изумлении вопрошала Галка.
– Галчонок! Оно тебе надо? Лучше помоги занести в дом.
И так всегда: со скромной улыбкой, с искрой во взгляде: «Галчонок! Оно тебе надо?» И никаких объяснений, никаких подробностей. Поначалу Галка переживала: вдруг ворует или еще каким нечестным путем. Но он всегда отвечал:
– Не ворую! Честным путем! – вот и все объяснение.
Ссорились часто. И даже не всегда им самим было понятно, из-за чего. Оба молодые, горячие, эмоциональные. Ни мудрости, ни терпения, ни желания уступить, промолчать.
Как-то поссорились шумно, крупно, надолго. Разъехались каждый по своим квартирам. Галка всегда из-за этих размолвок страдала ужасно. Скучала по своему Коляну, мечтала о встрече, о примирении, но гордость не позволяла звонить первой или, Боже сохрани, прощения просить. Просто тихо переживала в ожидании его первого шага. Любила она его безрассудно, бесконечно. Ей и самой часто казалось: нет у ее любви завершения. И предела нет! Вот сколько бы ни смотрела, не могла насмотреться. Вот сколько бы ни обнимала, не могла удовлетвориться. Всегда мало, всегда хотелось еще, всегда «недо…»
