А через год моя первая жена погибла вместе с тещей, сгорели в доме, Надя одна осталась. Я приехал на похороны, а она — с ребенком. И, знаете, обманула меня, сказала, что девочке один месяц всего. Вроде как я не имею к ее рождению никакого отношения. Даже на мальчишку-одноклассника сослалась — он, мол, отец. А я что, я и поверил. Но потом свидетельство о рождении увидел — и обомлел! Все день в день получается, тика в тику! Надо было, дураку, сразу сообразить, как ребенка увидел, что да как… До сих пор не понимаю — почему поверил тогда. И что дочке один месяц всего, и в историю про одноклассника. Знал ведь, что Надя не такая, в ней легкомыслия как такового вообще нет ни капельки. Это она только со мной была вот так — светом в конце тоннеля… Лишь потом понял, да поздно.
В общем, потерял ее. Уехала неожиданно, мы и поговорить не успели. Где она, что с ней — не знаю… А совесть мучит — я ведь, получается, судьбу девчонке сломал. Вдруг у нее жизнь не сложилась, мыкается где-нибудь с дочкой по чужим людям… С моей дочкой…
Правда, Надя Лиле сказала, что в Сибирь поехала. Хорошо сказать — в Сибирь! А куда, в какой город. Я повсюду запросы рассылал, да толку нет. А в милиции заявление на розыск не взяли. Говорят, она совершеннолетняя, куда хочет, туда и едет. Да и прямого официального родства нет…
Но я все равно буду искать, Александра Григорьевна. Жизнь положу, а найду. Иногда у меня такое чувство, что мои поиски — это и есть тот самый тоннель, в конце которого — свет. Да и совесть замучила, очень хочется хоть как-то свою вину искупить… Всю Сибирь по камешку переберу, а найду.
Хм… Заканчиваю письмо так же, как и то, первое, неотправленное, — как хорошо, что вы его никогда не прочтете. Я и сам-то его перечитать не могу — такой стыд…»
— Надежда Ивановна, вас главврач вызывает! Сейчас на пост звонил, ругался, что вы сотовый телефон с собой не носите! — бежала к ней по коридору молоденькая медсестричка Света. — Я ему говорю, что у вас только что обход закончился, а он…
— Ладно, Света, спасибо. Опять волосы наружу выпустила? Сколько раз говорила — прячь их под шапочку…
— Так у нас же неврология, а не инфекционка… — тихо проворчала та, тряхнув белой шикарной гривой. — Кому тут мои волосы помешают…
— Порядок для всех один. Ладно, иди на пост. А Максим Александрович не сказал, что ему нужно?
— Нет. Просто велел вас найти, и все…
Надя вздохнула, сунула руки в карман фирменного бирюзового халатика, потом усмехнулась — и впрямь ведь, забыла телефон из сумки переложить… Нарушила строгий приказ начальства — всем заведующим отделениями больницы в любую секунду быть на связи…
Спустившись на первый этаж, она медленно побрела по больничному дворику в сторону здания администрации, стоявшего гордым особняком. Хоть несколько минут можно не торопиться, пройтись под сентябрьскими кленами, щурясь на ласковое осеннее солнце. И как хорошо пахнет легким дымком — хромой сторож Макарыч за деревьями костерок развел, сгребает в него первые опавшие листья… Так бы и стояла, щурилась, вдыхала осенние запахи. Но надо идти — Максим Александрович не любит, когда его зовом пренебрегают. Надо, чтобы бежали со всех ног.
— Заходите, Надежда Ивановна, Максим Александрович давно ждет! — с легкой укоризной проговорила секретарша Ирочка, выглянув из-за компьютера.
— А кто у него, Ир?
— Да никого. Он один. Вон чаю недавно попросил…
Так. Понятно. Значит, опять предстоит задушевный разговор. Что ж он привязался к ней!
Стукнула костяшками пальцев в дверь, вошла, состроив на лице деловое выражение. Некогда, мол, мне, работы много. И правда, дел было невпроворот.
— А, Надежда Ивановна, наконец-то соизволили обо мне вспомнить… — расплылся в улыбке Максим Александрович, теребя реденькую смешную бородку. — Рад, рад вас видеть.
Она улыбнулась вежливо, села за придвинутый к его огромному столу маленький кургузый столик. И вовсе эта бородка ему не идет… Делает лицо карикатурным, неестественным. Под Брэда Питта, что ли, так нелепо косит?
— Как дела, Надежда Ивановна? Как успехи?
— Да все хорошо, Максим Александрович. Спасибо.
— Я вот, собственно, зачем вас позвал. Это правда, что ваш муж у вас в отделении в отдельной палате лежит?
— Да, правда, Максим Александрович.
— Пользуетесь служебным положением, да?
— Отнюдь. Он попал ко мне в отделение по направлению из поликлиники. Диагноз: ангионевроз с подозрением на начальную стадию склеродермии. Обследование уже сделано, сейчас лечение заканчивается. На днях его выпишут, Максим Александрович.
— Да понятно, что он по направлению. Я к тому, что он у вас в отдельной палате лежит. На каких основаниях, интересно?
— Он очень много работает. Даже в больнице. К нему на консультации сотрудники фирмы ходят. А в общей палате, как вы сами понимаете, это не совсем удобно для других больных…
— Ну, это не самое веское основание для привилегий, если уж по большому счету. Подумаешь, сотрудники ходят. Здесь больница, а не конференц-зал.
— Хорошо, я переведу его в общую палату….
— Ох, какая вы гордо-ершистая, Надежда Ивановна! А гордыня, к вашему сведению, тяжкий грех. Пусть лежит, я же в принципе не против. Просто спросил, имею право…
— Тогда какие ко мне вопросы, если вы в принципе не против?
— Да нет у меня вопросов. Просто, знаете, интересно за вами наблюдать. Не всякая жена так рьяно о муже заботится, тем более — молодая…
— Ну, какая ж я молодая, Максим Александрович! Уже восемнадцать лет замужем!
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вам сколько? Тридцать шесть? А мужу вашему? Шестьдесят семь, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Только не понимаю, какое это отношение имеет…
— Эх, Надя, Наденька, все ты понимаешь… Он поднялся из своего пухлого кожаного кресла-трона, потянулся задумчиво, потом обошел стол, присел напротив нее. И заговорил насмешливо, отрывисто:
— Ну ладно, мои ухаживания отвергла, понятно. Может, я и впрямь такой красоты недостоин. Но скажи откровенно, Надь… Неужели за восемнадцать лет ни разу не изменила?
— Вопрос некорректный, Максим Александрович, с повестки дня снимается. Я не обязана отвечать.
— То есть хочешь сказать — заткнись, идиот, не твое дело. Понимаю, что ж… Ну, а все-таки, Надь? Хоть раз? Хоть с кем-нибудь?
— Нет. Не изменяла. Ни хоть раз, ни хоть с кем-нибудь. И нисколько не жалею об этом. Все? Я удовлетворила ваше неумное любопытство?
— Нет. Не удовлетворила. Он же старый, Надь…
— А вы самонадеянный и бесцеремонный, Максим Александрович. И что с того? У каждого свои недостатки.
