— Жалко…
— Конечно. Не то слово. Но разве ее переспоришь…
Надя вздохнула про себя — да уж… Споры, конечно, у них тогда жаркие развернулись. Никто ведь не знал, что Ника еще с восьмого класса начала участвовать в конкурсах журфака именно того университета… То есть находящегося в городе, откуда Надя бежала с ней, с маленькой, восемнадцать лет назад. Это дочь уже в конце десятого класса объявила о своем решении — хочу на журфак именно в тот университет, и точка! Еще какие-то грамоты показывала, дипломы лауреатские.
Борис, конечно, очень расстроился. Думал, она в финансовый институт будет поступать, все твердил, что у любимой доченьки какой-то там необыкновенно аналитический склад ума. А у Нади, конечно, другой повод для расстройства была — не хотелось Нику отпускать в тот город, и все. Эгоистическая причина, несуразная, паническая. Не причина, а ощущение опасности. Хотя какая уж там опасность, столько лет прошло… Но все равно — как-то неспокойно на сердце было.
— Да, с детками нынче не особо поспоришь… — тоже вздохнула Валентина Петровна. — Вот мою внучку хотя бы взять — завела себе сразу двух кавалеров и ни одного выбрать не может! Так и мечется меж ними, как алая роза в проруби. И представляешь, Надежда Иванна, оба замуж зовут!
— Ну уж, Валентина Петровна… В таких делах не то что спорить, тут даже советовать нельзя…
— Да как же не советовать, Надежда Иванна? Тут ведь такой выбор — все по закону подлости. Тот, к которому сердце лежит, — парень из простых, молодой да красивый, конечно, а только сильно шебутной, непутевый. А зато тот, другой… Мужик уже серьезный, в годах, на жизнь матерьяльно смотрит, без глупостей. Квартира своя куплена, машина хорошая. Подарки дорогие дарит. Вот у нее сердечко и зашлось — как бы судьбу не прогадать.
— И что вы ей насоветовали, интересно?
— Так понятно — что… Как у нас в народе говорят — с молодости да красоты воды не пить. А с матерьяльным достатком в наши времена, сама знаешь, как-то поспокойнее живется. Одной любовью-то сыт не будешь, детей не накормишь… Что, разве не права?
— Нет, Валентина Петровна, не права. Если ваша внучка действительно любит, лучше не советуйте ничего подобного. Потом не простит…
— Ну уж! Сама-то небось по молодости вон сообразила, за стоящего мужика замуж вышла! Живешь с ним как у Христа за пазухой!
— Да, хорошо живу… И все-таки, Валентина Петровна, не советуйте…
Отодвинув от себя чашку с чаем, она встала из-за стола, подошла к окну. Тяжелый кленовый лист вальяжно опустился на железный карниз, не удержался, полетел по ветру. Она попыталась проследить глазами его путь, но моргнула и потеряла из виду. Села на подоконник, глянула вниз — ага, уже на дорожку упал. Сейчас пройдет кто-нибудь, затопчет ногами, и не останется ничего от его праздничного полета… Потом еще и Макарыч поддаст метлой, хватит в общую кучу, сожжет в костре. Грустно…
Подняла голову, вздохнула. Скоро все клены облетят, вытянут под дождем голые сиротливые ветки-руки. Закончится праздник-сентябрь, счастливая песня души…
— Ну, чего вздыхаешь-то, сердешная? Я, что ли, своей болтовней расстроила?
— Да нет, все хорошо… Знаете, Валентина Петровна, я недавно одну книжку у Вероники прочла, фантастическую. Она много читает, все подряд… Так вот, там очень занятно описывается, как на одной далекой планете людям не дано права обмануть свою любовь… Она у них специальным кодом в крови заложена, глазу видимым. То есть как только человек влюбляется, кожа у него сразу начинает фосфоресцировать нежно-зеленым светом. И если любовь ответная, то у партнера проявляется тот же эффект. А если не проявляется — все, табу, расходитесь, ребята. Вместе вам по биологическому закону быть не положено. Интересно, правда?
— Ну уж, чего интересного. С зеленым лицом все время ходить… Прям красота неописуемая!
— …А если любовь безответная и никак не умирает, то нежно-зеленый свет темнеет со временем… На этого человека все так и смотрят — безнадежно влюбленный, мол, осторожно, тут в плане взаимности и подходить нечего. И жалеют, конечно, и даже работать много не заставляют.
— Инвалидность, что ли, дают?
— Ну, может, и так. Представляете, если бы у нас так было? Сколько бы по нашей земле бродило несчастных зеленых человечков…
— Не знаю, не знаю… Мы вон с моим Николаем век вместе прожили, ни разу не позеленели. Разве что он, когда с похмелья… И наш главврач, Максим Александрыч, тоже чего-то никак не позеленеет, а он ведь в тебя давно влюбленный.
— Ну уж, сразу и влюбленный… С чего вы взяли, Валентина Петровна?
— Так все кругом говорят. От людей ведь не скроешься…
— Мало ли чего говорят.
— Ну как же. Помнишь, как он в Новый год напился и к тебе лез нахально? А ты его так отшила, думали, он тебя потом со свету сживет. Максим Александрович такой барчук избалованный. Из нынешних, шибко самолюбивых. Этого много, а ума мало. Эх, да разве в прежние времена такого барчука главным врачом бы поставили… Всю жизнь в нашей больнице отработала, а такого чуда не помню. Светка говорит, он тебя опять вызывал… Чего хотел-то?
— Да ничего особенного. Возмущался, что Борис в отдельной палате лежит.
— А, ну это он от ревности… Ведь, если разобраться, какое ему дело, кто в отдельной палате, а кто в общей? Ты ж завотделением, тебе виднее… Как он, твой Борис-то, поправляется?
— Да, все хорошо. Скоро выписывать буду.
— Ну, дай бог ему здоровья… Хороший у тебя мужик, умный да добрый, не чета этому барчуку. И вообще, перевелась, я смотрю, с новыми временами мужская порода. Вместо умных да добрых глупые да самонадеянные вылупились. Молодым девкам и замуж выходить не за кого.
— Да, Валентина Петровна. Выходит, перевелась…
— Хорошо, хоть ты успела за такого порядочного замуж выйти. Повезло!
— Да. Мне повезло. Мне очень повезло, Валентина Петровна.
— Ты чай-то пить будешь ай нет? Остыл уже. И пирог даже не откусила…
— Спасибо, не хочу. Я потом, Валентина Петровна.
— У тебя вон телефон в сумке звонит, кстати. Второй раз уж звонит, надрывается.
— Ой… Что ж вы сразу не сказали, мне ж отсюда не слышно! — спрыгнув с подоконника, бросилась она к сумке.
— Да больно ты складно про зеленых человечков рассказывала, я аж заслушалась…
Выудив со дна сумки телефон, глянула на дисплей, проговорила быстро:
— Извини, Борь, не слышала. Да, иду… Прямо сейчас.
— Иди, иди, я тут приберу, дверь захлопну, — махнула ей вслед рукой добрая Валентина Петровна. — Ишь, фантазерка нашлась, прямо как девчонка малая. Одно и название, что заведующая. Про лица какие-то зеленые придумала…
