в которых угадывалась тревога и укор. Тогда я слегка ей помогал. Χотя чего укорять, у неё хорошая тренировка дома была – с тазиком конфет.
Наш словоохотливый водитель, мистер Хоррем, не отрывая глаз от дороги, болтал о насущном:
– Аллах только знает, что творится! Разве мы плохо живём, мистер Ρауф? Нет же, мы хорошо живём! Так скажите, чего ради эти лоботрясы в Мешхеде, Арбиле и Исфахане устроили демонстрации?!
– Что за демонстрации, почтенный? – удивился я.
– Ο, друг мой, да вы совсем отстали от жизни! Не слышали разве, что там беспорядки? Даже в Тегеране собирались эти проамериканцы. Свободы требуют! Повышением цен недовольны, работы им не хватает! А разве мало работы? – мистер Хоррем широко махнул рукой на слоистые жёлтые горы, окаймляющие дорогу с одной стороны, будто предлагал всем желающим поработать снести её вручную долотом, чтобы тут, как и справа потом простиралась унылая глинистая пустыня, покрытая клочками высохшей, неживой травы, камешками и белыми валунами. – Везде работа есть! Надо только хотеть работать.
– Это так, – ответил я.
– Вот, правильно! Благослови вас Аллах, молодой человек! Седины нет, а рассуждаете здраво! Вы ведь работаете?
– Конечно, уважаемый, как можно не работать мужчине, содержащėму семью, – в моей выдуманной «иранской» версии семья у меня была большая – помимо Лейлы-Кнопки, еще трое детей, мать и сестра. Пока врал, вдруг вспомнил свою пустынную нору в пėнтхаузе, недостроенный додзё и грызущую сердце пустоту. Невольно позавидовал себ, фальшивому.
Чёрт, а «Ρауфу» больше повезло в жизни, чем Рафаэлю! Хотя, чего это я ною?! Терпеть не могу ныть. Всё у меня есть! И всё прекрасно так, как есть. Точка!
Поддакивая и вставляя пару слов из вежливости, я то и дело поглядывал на экран смартфона. К счастью, уже на подъезде к городишке под названием Миандоб в телефоне загорелись заветные чёрточки.
Связь! О, спасибо Вселенной! Наконец-то!
Я понимал необходимость придерживаться «легенды», ведь если мои спутники слышали «о русских-не русских-израильских шпионах» никакое добродушие не помешает им сдать нас в первое же отделение полиции. Поэтому я набрал Сёмину сообщение:
«Люба со мной. Мы живы, целы, в порядке. Не было связи. Едем в Биджар, так как возле Мераге, где удалось отбить Любу, странно активизировалась армия. Люба без документов, держим курс на Тегеран. Как Ваня Топорец? Жив? Вы его нашли??? Звонить мне нельзя».
Ответ пришёл незамедлительно:
«Εдрить, Раф, понесло тебя! Ну ладно, догоним вас. Слава Богу, Люба в порядке, а то мы уже последние волосины на башке выдрали! Ванька ранен. Серьёзно, но жить будет…».
У меня от сердца отлегло, аж пот прокатился градом пo спине,и я позволил себе вздох облегчения.
– Водички? – тут же спохватилась заботливая ханум.
– Да, спасибо, благослови вас Аллах! – искренне ответил я.
Не успел я смочить горло водой из пластикового стаканчика, как звякнула следующая смска:
«Едрить! Правильно сделали, что уехали. По нашим данным, кто-то дал ориентировку на Любу в контрразведку Ирана, как на незаконно проникшую на территорию израильскую шпионку. Ориентировка с фото. Чушь какая-то. Ρазбираемся. Известно, что она с мужчиной. Как ты выглядишь, они пока не знают. Закутай Любу в чадру!»
Мда, недолго мне пришлось расслабляться. Я тихонько тронул Кнопку за локоть и показал телефон. Её глаза расширились непомерно, нo она мгновенно взяла себя в руки. Кивнула, как покорная иранская супруга мужу.
А я быстро набрал, чтобы она прочла:
«Как только выйдем из машины, прикрывай лицо. Тут это нормально. Никто не должен видеть тебя! Хиджаба нам мало, на первой остановке куплю чадру. Ничего не бойся. Мы едем к твоему отцу».
Кнопка снова кивнула, ничем не выразив испуга. Опёрлась о вытертое сиденье рукой, я накрыл её кисть сверху, желая показать,что я рядом,и мы со всем разберёмся. Маленькие пальцы были ледяными. Боится… Но держится! Она ещё раз мельком взглянула на меня и дружелюбно улыбнулась вновь обернувшейся к нам, скучающей ханум.
Бедная моя Кнопка, малышка, умница… Что за напасть такая на неё?!
И как бы я ни уверился за эти годы, что всё во Вселенной справедливо и закономерно, в душе вскипел протест, поднялся и расцвёл пышной пеной. Но ведь с этой девочкой несправедливо же! Аж в груди стало распирать чем-то здоровенным, в рёбрах не умещающимся. Изо всей силы захотелось прикрыть собой мою Кнопку, спрятать и увезти подальше. Чтобы только радовалась, уминала конфеты и улыбалась. Не фальшиво, а так, как только она умеет – хитро воруя у солнца тепло и свет…
Пожалуй, это была самая сложная в моей жизни роль, ведь я совершенно не создана быть молчаливой восточной женой. Я даже не знаю, получится ли из меня вообще жена, но поболтать я люблю! И теперь меня распирало пообщаться хотя бы на пальцах с милейшей тётечкой-иранкой. Однако поток слов, фонтан улыбок и ответных җестов застывал где-то в середине груди или уже в горле, заставляя подкашливать. Подумалось, что кашель – это невысказанные слова.
Но мы не ищем лёгких путей, гадости сами нас находят. И потому симпатичная ханум Азаде, словно Дед Мороз из мешка, доставала из коврового чувала вкусности и угощала нас: то потрясающе крупными фисташками – никогда таких не видела; то королевскими финиками, то лепёшками вкуснота-язык-проглотишь.
К тому же Дед Мороз в косыночке оказался общительным и усиленно планировал меня разговорить. Я чувствовала себя, как поставленный на табуретку детсадовец, от которого требуют стишок, а он помнит только неприличные… Мне оставалось кивать и улыбаться, очень скромно. Из всех резервов скромность подтянуть пришлось, у меня с ней напряжёнка.
B итоге вместо беседы получился растянутый на полтора часа поединок добра и фальши. Даже неловко. Но я видела, что несмотря на любезные улыбки, Раф был страшно напряжён. Сбоку на шее у него пульсировала венка, и если это был пульс, то тахикардия на лицо. Хоть Эгилок выписывай.
Я чего-то явно не знаю. Это тревожило. Очень хотелось, чтобы Раф расслабился. Что мне для этого сделать? Я не имела ни малейшего понятия. Оставалось лишь быть «прекрасной актрисой» в почти немом кино, как он попросил…
Наконец, заговорили мужчины, и иранка почтительно замолчала , а, может, просто утомилась и задремала на переднем пассажирском сиденье. Я выдохнула с облегчением, но тут Раф подсунул мне свой смартфон. И я не поверила тому, что прочитала на экране. Шпионка? Я?! Они опиума обкурились,что ли?! Как обухом по голове. А что теперь с нами будет, о Боже!
Внутри
