откроет дверь своим ключом.
Подъехав к дому, я была удивлена, увидев, что входная дверь оставлена открытой, она была не заперта, а приоткрыта. Я поспешно вошла и огляделась, чтобы проверить, все ли на месте. Дверь в комнату Кэннона была закрыта. Я решила, что он задремал, учитывая, как много времени он провел в больнице.
Идя по коридору, я почувствовала запах дыма и остановилась. Не понимая, что происходит, я постучала в дверь Кэннона. Не услышав ответа, я через несколько секунд толкнула дверь. У моих ног стояла канистра с бензином, загораживая дверной проем, поэтому я наклонилась и, взяв ее, убрала с прохода, пока мой мозг лихорадочно работал, пытаясь сообразить, что происходит.
Всего в нескольких дюймах от меня горела свеча. Конец одеяла Кэннона дымился, обжигаемый пламенем свечи. Он лежал спящий, не сознавая опасности.
В смятении я наклонилась и подобрала лежавший на полу спичечный коробок, потом взяла свечу, намереваясь задуть ее, но было уже слишком поздно. Пламя охватило край одеяла, которое теперь тлело, и тут меня вдруг осенило.
Сюда возвращалась Мишель.
Я закричала, окликая Кэннона по имени, мой голос отдавался эхом в маленькой комнате.
После дачи показаний в полиции мы с Пейдж были измучены, выжаты как психически, так и эмоционально. Она держалась поближе ко мне во время этого тяжелого испытания, и в моей заботливой от природы душе вспыхнуло желание прижать ее к себе. Стоя бок о бок, мы осматривали ее дом. Слава богу, ущерб был минимальным. Огонь едва разгорелся, испортив, в сущности, только одеяло на моей кровати, прежде чем Пейдж вернулась домой и нашла меня в отключке из-за недосыпания.
Сцепив пальцы, она шагнула в гостиную. Я понял, что больше всего на свете ей сейчас не хотелось оставаться у себя дома.
– Хочешь, уйдем отсюда. Пойдем чего-нибудь поедим? – спросил я, проводя ладонями по ее плечам. Я чувствовал себя гадко оттого, что ей пришлось пережить это. Мне было отвратительно мое прошлое и длинный список бывших подружек.
Пейдж кивнула. Ни у кого из нас не было настроения готовить, но, по-видимому, мы оба были голодны.
Я отвез нас в пиццерию по соседству, где мы сели в кабинку с бумажными тарелками жирной пиццы «Пепперони». Это было совсем не похоже на первое романтическое свидание, которое могло бы быть у нас.
– Ты в порядке? – спросил я.
Мы почти не разговаривали с тех пор, как вернулись домой. Мы оба были потрясены и обдумывали последствия того, что могло бы случиться. Если бы я не проснулся и огонь разгорелся бы, та канистра с бензином у двери обеспечила бы мою кончину. Впрочем, мне не хотелось думать об этом.
Когда в полиции спросили, не происходило ли в последнее время чего-нибудь необычного, Пейдж упомянула о том, что как раз несколько дней тому назад заезжала Мишель, которая искала меня. Узнав об этом, я пришел к твердому выводу о том, которая именно из моих бывших, должно быть, сделала это. Я дал полиции описание Мишель, а также ее машины, указал места, где она живет, где любит тусоваться, все. Элли была права – мне следовало добиться для нее судебного запрета приближаться ко мне в тот раз, когда Мишель вломилась в мою квартиру. Я и представить себе не мог, что она дойдет до такого.
– Боюсь, ты был прав, – сказала Пейдж, кладя на тарелку недоеденный ломоть и вытирая руки бумажной салфеткой.
– В чем?
– В том, что ты бог в постели и что женщины влюбляются в тебя. – Говоря это, она опустила взгляд, а мне в тот момент больше всего на свете хотелось видеть ее глаза.
Мне хотелось верить, что она говорит о себе, но я понимал, что она имеет в виду Мишель.
– Ты сняла с меня проклятие. Полагаю, я должен сказать тебе «спасибо» за это.
На этот раз она подняла глаза, встретившись со мной взглядом, но я ужаснулся, заглянув в них поглубже. Она казалась несчастной. Больше всего на свете мне хотелось прогнать эту печаль, но я не смог предложить ей ничего, кроме улыбки. Пейдж ответила тем же, но ее улыбка была грустной, и глаза при этом тоже оставались грустными.
– Я не хочу, чтобы между нами осталась неясность и неопределенность, – сказал я.
– Как ты думаешь, что теперь будет, Кэннон? Я не вижу тебя две недели, а потом вдруг появляется твоя психованная бывшая подружка. Элли все еще злится на меня, и…
Когда она замолчала и неуверенно выдохнула, я протянул руку и сжал ее ладонь. Это был тревожный день, и я не хотел давить на нее.
– Я просто устала, Кэннон.
Я кивнул.
– Пойдем, я отвезу тебя домой.
Летели дни, и я впала в отчаяние. Именно в тот момент, когда я увидела Кэннона лежащим на кровати, а пламя плясало совсем рядом с ним, я точно поняла, что люблю его. Глубокой, мучительной любовью, которая не забудется.
Мне хотелось набраться храбрости и поговорить с ним о той ночи, когда он признался мне в любви. Но что это изменило бы между нами? Да, я очень любила его, всем сердцем, но я не стала бы удерживать его.
Я ненавидела себя за то, что не сказала ему все в лицо в ту секунду, когда у меня был такой шанс. Еще больше я ненавидела себя за то, что на работе, во время обеденного перерыва, искала вакансии в Денвере. Я знала, что между нами все кончено, но мысленно продолжала фантазировать о том, что будет, если все начать заново, переехать в другой город, выяснить, как на самом деле идут дела у Кэннона.
Глядя со стороны, можно было подумать, что моя жизнь вернулась в обычное русло. Я работала, ела, спала и ходила в спортзал, но ночь за ночью, в одиночестве у себя дома, я засыпала в слезах. Хотя наши отношения с Элли оставались натянутыми, я была уверена, что со временем наша дружба восстановится.
Был пятничный вечер, и Элли осталась у меня, чтобы выпить чего-нибудь покрепче и посмотреть наше любимое шоу по сети Netflix о компании одиноких женщин, расслабляющихся в городе. Сценарий был почти до смешного далек от нашей жизни, но может быть, поэтому мы и любили его – это была возможность на один
