это лицо красивым? Мой муж настолько уродлив в своей жестокости, что его не спасло бы даже самое прекрасное лицо на свете».
— Я не вру, Сережа.
— Угадай, что у меня за спиной? Я даже дам тебе подсказку: там сюрприз. Ну же, Нина, не будь такой скучной. Угадывай поактивнее. — Окинув взглядом, мою окаменевшую от ужаса фигуру, он вздохнул и добавил: — Хорошо, давай так: если ты угадаешь, что там за сюрприз, мы спокойно ляжем спать и все.
— Там… конфеты? — робко предположила я.
Сергей оглушительно расхохотался:
— Конфеты? Какие конфеты, Нина?
— Тогда, может, там шампанское?
— Я не давал тебе трех попыток, но так уж и быть: угадывай в третий раз. Не хочу лишать тебя шанса.
— Там точно сюрприз?
— Да. Сюрприз — это ведь в первую очередь что-то неожиданное, верно? Обещаю, ты будешь крайне удивлена.
— Сюрприз — это в первую очередь, что-то приятное.
— Не без этого, Нин. Очень приятное, ты должна оценить.
Я знала, чтоу него в руках, но до последнего надеялась, что ошибаюсь. Поэтому решила озвучить очередную ерунду:
— Там какое-нибудь ювелирное украшение?
Сергей растянул губы в отвратительной улыбке:
— Не угадала. — Он медленно отвел руку от спины и помахал у меня перед лицом пачкой сигарет. Конечно, это были мои сигареты. Он их нашел. Нашел. Теперь мне конец. — Думаешь, я такой идиот, что просто поверю тебе на слово, а, Нина? Я знал, что ты начнешь врать мне в лицо. Я брошу курить, Сережа, клянусь тебе, — изобразил он мой тон, — больше никаких сигарет, Сережа, можешь мне верить. Нет-нет-нет. Со мной такие номера не пройдут. Я еще за ужином понял, где ты их прячешь. Это слишком очевидно, а ты слишком наивна и глупа, чтобы что-то от меня утаить. Ты потеряла хватку, Нина. Пора это признать. Если в первые годы нашей семейной жизни ты была достойным соперником — я бы даже сказал, равным, — то сейчас от тебя осталась лишь невнятная тень.
— Соперником? У меня несколько иные представления о семье. Семья не строится на поле боя или на ринге. Я никогда не соперничала с тобой.
— Еще как соперничала. Раньше в тебе была эта дерзость. Сейчас от нее остался лишь жалкий пшик. Ты — как шуба, которую проела моль. Вроде бы ценная вещь, да надевать уже как-то не хочется. У испорченных шуб один удел, Нина. Их либо кладут на пол на даче и топчутся по ним, как по ковру, либо же выбрасывают на помойку. Откровенно говоря, я ни разу не встречал, чтобы у кого-то на даче шуба выполняла роль ковра. Мне кажется, это некое проявление отчаянья — давать испорченной вещи вторую жизнь вместо того, чтобы просто отправить ее на свалку.
— Ну так сделай это, — отчаянно прошептала я, — разведись со мной!
— Хоть завтра. Только дети останутся со мной.
— Хорошо, — неожиданно для себя самой сказала я, — пускай живут здесь, они уже привыкли, это их дом. А я буду видеться с ними каждый день и приглашать к себе с ночевкой.
— Нет, Нина, так не выйдет. Как я уже говорил: если ты решишь покинуть этот дом, назад дороги уже не будет. Ты не увидишь детей. Я не пущу тебя даже по порог, как бы ты ни умоляла. — Сергей приблизился ко мне вплотную и притянул к себе за подбородок. — Знаешь, в чем твоя проблема? В твоей голове напрочь отсутствует мудрость. Ты вечно ноешь, строишь из себя несчастную, сетуешь на судьбу, в то время, как другие бабы вовсю вертят своими мужьями. Они знают, чего хочет их мужик, и умело манипулируют этим. Скажи мне, в чем сложность надеть развратное белье, подойти ко мне и игриво сказать: «Милый, я очень хочу новые сережки с бриллиантами. А чего хочешь ты? Может, я смогу чем-то помочь?». Раз уж больше не можешь показать свои коготки, просто стань мудрее, и мир вокруг тебя заиграет новыми красками. Давай, попробуй проявить немного женской мудрости прямо сейчас.
Я смотрела на некогда близкого мне человека стеклянными глазами. Мне настолько все опротивело, что уже не осталось сил это больше терпеть. Я знала, чего он хочет, знала, чтосейчас случится, но тогда пускай и он знает, что я потакаю ему от отчаянья, и во мне не осталось ни крупицы удовольствия. Я ненавидела своего мужа самой лютой ненавистью, на которую только была способна и терпела его из последних сил, лишь бы только оставаться матерью своим детям.
— Ну же, Нина, — тихо произнес Сергей. — Откроешь ротик сама, или мне сделать это силой?
Его глаза безумно сверкали в свете ночника. Если он прямо сейчас не получит от меня желаемое, все остальные проблемы покажутся мне манной небесной. Я опустилась на колени, послушно открыла рот, зажмурила глаза и стала молиться, чтобы это поскорее закончилось, а меня не вырвало на ковер. Если мой желудок не выдержит, Сергей не оставит меня в покое до самого утра.
— Открой глаза, — сквозь зубы процедил Сергей. — Тебе не 16 лет, чтобы ты жмурилась, когда делаешь минет. Кроме того, не забывай: я твой законный муж. Смотри на меня, я сказал!
Я открыла полные слез глаза и снизу-вверх посмотрела на человека, называющего себя моим мужем. Он расслабился, и в горло мне тут же полилась теплая, тошнотворная жидкость. Если бы мне было позволено не смотреть на свое собственное унижение, то, возможно, я бы еще смогла сдержать рвотные позывы. Но, когда ты самолично наблюдаешь, как тебе мочатся в рот, это становится невозможно терпеть. Я закашлялась, а потом меня вырвало прямо муженьку на халат. Хотя в спальне царил полумрак, было заметно, как побагровело его лицо.
— Хорошо. Хочешь по-плохому? Все для тебя, дорогая.
Сергей присел на корточки, с силой надавил мне на челюсть и щеки, заставив распахнуть рот, а затем достал пачку сигарет из кармана халата и принялся заталкивать их мне в горло. Я хрипела, царапала ногтями ковер и рыдала в три ручья, но мужу было плевать.
— Что, нравится, Нина? Сигареты ты всегда готова запихнуть себе в рот, чего не скажешь о члене собственного мужа. Ну так наслаждайся, фригидная паскуда, наслаждайся!
Когда я, устав сопротивляться, притихла и вяло повисла в его руках, Сергей вдруг опомнился и со словами: «Еще не хватало, чтобы ты тут сдохла…» засунул мне два пальца в рот, надавил на язык и заставил выйти содержимое желудка и сигареты, застрявшие в глотке. Я пребывала в таком шоке, что почти не двигалась и даже не плакала. Помню
